Реферат: Древнерусские «вои» в начальном летописании

Казалось бы, в сообщении о войне Ярополка и Олега Святославичей под 977 г., где описываются происходившие в «Деревской земле» события и фигурирует даже «един Деревлянин», понятие «вои» применяется по отношению к представителям «племени» — древлянам: «Пойди Ярополкъ на Олга, брата своего, на Деревьску землю. И изиде противу его Олегъ, и вполчитася. Ратившемася полкома, поб‡ди Ярополкъ Ольга. Поб‡гшю же Ольгу с вои своими въ градъ, рекомыи Вручии, бяше чересъ гроблю мостъ ко вратомъ граднымъ, г‡снячеся другъ друга пихаху въ гроблю. И спехнуша Ольга с мосту в дебрь. Падаху людье мнози, и оудавиша кони челов‡ци. И въшедъ Ярополкъ въ градъ Ольговъ, перея власть его, и посла искать брата своего; искавъше его не обр‡тоша. И рече единъ Деревлянин: "Азъ видехъ, яко вчера спехнуша с мосту”»41, — гласит летопись.

Однако, на самом деле всё обстоит иначе. Никаких атрибутов «племени» как независимой или автономной общности у «Деревской земли» нет. Ещё Ольга не только окончательно покорила древлян и установила чёткий порядок сбора дани («уставы и уроки»). Она сожгла древлянский «град» Искоростень, лишила «племя» его привилегированной группы («старейшин града» и, очевидно, князя), истребила часть племени, а другую отдала в рабство своим «мужам», т.е., вероятно, переселила. Наконец, заключительным этапом на пути включения территории древлян в Древнерусское государство становится посажение Святославом в 970 г. «в Деревех» своего сына Олега42. Таким образом, киевские князья, фактически, уничтожают древлян как «племя», т.е. как общность, обладающую определёнными социально-политическими характеристиками. Был перенесён даже центр «Деревской земли»: из Искоростеня во Вручий (Овруч), что, думается, далеко не случайно. Иными словами, «Деревская земля» сообщения 977 г. — это уже не территория «племени», а область, на которую распространяется власть Олега Святославича, князя из рода Рюриковичей. Кто такое «вои» деревского князя, сказать сложно. Скорее всего, под ними подразумевается всё войско Олега, как его дружина, так и «вои» в узком смысле слова — возможно, горожане, б. жители Вручего. Но с уверенностью об этом сказать нельзя. При этом у «воев» Олега были кони («падаху людье мнози, и оудавиша кони челов‡ци»), но, кто ими обладал, дружинники или «собственно вои», определить нельзя.

Под 980 г. встречаем одно из последних упоминаний о «племенных» воях в рассказе о походе Владимира Святославича на полоцкого князя Рогволода: «Володимер же собра вои многи, Варяги и Слов‡ни, Чюдь и Кривичи, и поиде на Рогъволода. В се же время хотяху (РА) Рогън‡дь вести за Ярополка. И приде Володимеръ на Полотескъ, и оуби Рогъволода и сына его два, и дъчерь его поя же퇻43. Это описание полностью соответствует проанализированным выше известиям о походе киевских князей на Византию, Олега на Киев и т.д. Вновь понятие «вои» используется в широком значении, вновь никаких следов народного ополчения не обнаруживается. Киевский князь собирает войско из подчиняющихся ему «племён» и использует его в борьбе за достижение своей, сугубо личной цели, не имеющей, как кажется, прямого отношения к интересам соответствующих «племён».

Целый спектр разных значений слова «вои» можно при внимательном чтении найти в летописном повествовании о борьбе Ярополка и Владимира Святославичей. Согласно ПВЛ, в том же 980 г. «...поиде (Владимир — П.Л. ) на Ярополка. И приде Володимеръ Киеву съ вои многи, и не може Ярополкъ стати противу, и затворися Киев‡ с людми своими и съ Блудомъ... Се бо Блудъ затворися съ Ярополкомъ, льстя ему, слаше къ Володимеру часто, веля ему пристряпати к граду бранью, а самъ мысля оубити Ярополка; гражены же не б‡ льз‡ оубити его. Блудъ же не възмогъ, како бы погубити и, замысли лестью, веля ему ни излазити на брань изъ града. Льстяче же Блудъ Ярополку: “Кияне слются к Володимеру, глаголюще: “Приступай къ граду, яко предамы ти Ярополка”. Поб‡гни за градъ”. И послуша его Ярополкъ, изб‡гъ пред нимъ затворися въ град‡ Родьни на оусть Рси (РА) р‡ки, а Володимеръ вниде в Киевъ, и ос‡де Ярополка в Родн‡... И рече Блудъ Ярополку: “Видиши, колько вои у брата твоего? Нама ихъ не перебороти. Твори миръ с братомъ своимъ”; льстя подъ нимъ се рече. И рече Ярополкъ: “Такъ буди”. И посла Блудъ к Володимеру, сице глаголя, яко “Сбысться мысль твоя, яко приведу к тоб‡ Ярополка, и пристрой оубити и. И Володимер же, то слышавъ, въшедъ в дворъ теремныи отень ... с‡де ту с вои и (РА) 44 съ дружиною своею. И рече Блудъ Ярополку: “Пойди къ брату своему и рьчи ему: что ми ни вдаси, то язъ прииму”. Поиде же Ярополкъ, [и] рече же ему Варяжько: “Не ходя, княже, оубьють тя; поб‡гни в Печен‡ги и приведеши вои45, и не послуша его”»46. Выясняется, что слово «вои» в одной и той же летописной статье может означать совершенно разные вещи. Во-первых, «вои» в значении «всё войско» («вои многи», приведённые Владимиром); Блуд говорит Ярополку: «Видиши, колько вои у брата твоего». Естественно, он имеет в виду общее количество воинов, без различения дружины и недружинного войска. Во-вторых, ниже «вои» отделяются от дружины: Владимир в «отнем тереме» с воями (курсив мой — П.Л.) и дружиной. В-третьих, ещё ниже «воями» называются потенциальные печенежские наёмники, помощью которых призывает Ярополка воспользоваться Варяжко.

Такое словоупотребление заставляет предположить, что «вои» в представлении летописцев конца XI — начала XII в. отличались от «дружины» не статусом (вои — народное ополчение, а дружина — княжеское окружение) а как непостоянное войско вне зависимости от типа мобилизации от постоянного47. Именно поэтому присутствие в источнике термина «вои» само по себе ничего не может дать исследователю — необходим в каждом случае тщательный анализ контекста. Нас, в первую очередь, интересует второе значение слова «вои» в приведённом выше отрывке — «вои» в узком смысле слова, отличающиеся от дружины. Трудно сказать, кто были те «вои», с которыми «сидел» Владимир. Ясно, что это были какие-то представители недружинной части войска (со всеми «воями» Владимир, конечно, не мог разместиться в «отнем тереме»). Нельзя исключать, что это были представители «племенных» воев: ведь, хотя в рассказе о походе Владимира на Ярополка они прямо не упоминаются, их участие следует предполагать, так как в летописи это повествование идёт сразу за изложением событий, связанных с походом Владимира на Полоцк и убийством Рогволода. Вряд ли князь успел распустить своё войско между двумя столь важными кампаниями.

С другой стороны, это могут быть новгородцы, автономное в определённом смысле участие которых в социально-политической жизни Древней Руси и, в частности, в войнах началось довольно рано (об этом см. ниже). В этой связи обращает на себя внимание и свидетельство этой же статьи о социально-политической активности «киян». Ведь летописец замечает, что, пока Ярополк находился в Киеве, сделать с ним что-либо было невозможно из-за горожан. Вряд ли это было так, если бы они не были вооружены. Поэтому, на наш взгляд, более предпочтительным кажется предположение о том, что Владимир «сидел» всё же с городскими (новгородскими), а не «племенными» воями, тем более, что подобных совещаний с представителями «племён» нигде зафиксировано не было, а совещания князя во время походов не только с дружиной, но и с городскими «воями», как будет показано ниже, случались.

Следующий пример может служить еще одним подтверждением расплывчатости и многозначности понятия “вои”. Статья ПВЛ под 988 г., в которой сообщается о походе Владимира на Корсунь, начинается так: “Иде Володимеръ с вои на Корсунь, градъ Гречьскии, и затворишася Корсуняне въ гра䇔, а заканчивается следующим пассажем: “Людье изнемогоша водною жажею и предашася. Вниде Володимеръ в град и дружина его...” 48. Вряд ли Владимир вошёл в Корсунь лишь с дружиной, а остальных «воев» оставил вне города. Несомненно, «дружина» и «вои» тут синонимы.

Некоторые особенности взаимосвязи между дружиной и «воями» раскрываются в рассказе о подвиге юноши-кожемяки, помещённом в ПВЛ под 992 г.: «И при‡ха князь Печен‡жьскыи к р‡к‡, возва Володимера и рече ему: “Выпусти ты свои мужь, а я свои, дя ся борета. Да аще твои мужь оударить моимь, да не воюемъ за три л‡та; аще ли нашь мужь оударить, да воюемъ за три л‡та”. И разидостася разно. Володимер же приде в товары, и (РА) посла бирiчи по товаромъ, глаголя: “Н‡ту лi такого мужа, иже бе ся ялъ с Печен‡жиномь?”. И не обр‡теся никд‡же. Заутра при‡хаша Печен‡зи и свои мужь приведоша, и въ наших не бысть. И поча тужити Володимеръ, сля по всем воемъ, и прiде единъ старъ мужь ко князю и рече ему: “Княже! Есть оу мене единъ сынъ меншеи дома, а с четырми есмь вышелъ, а онъ дома... И наоутрия придоша Печен‡зи, почаша звати: “Н‡ ли мужа? Се нашь досп‡лъ”. Володимеръ же повел‡ тои нощи ся облещи (Р) въ оружь, и приступиша ту обои. Выпустиша Печен‡зи мужь свои, б‡ бо превеликъ з‡ло и страшенъ. И выступи мужь Володимерь, и оузр‡ и Печен‡зинъ и посм‡яся, — б‡ бо середнии т‡ломь... Володимеръ же великимь мужемъ створи того и отца его. Володимеръ же възвратися въ Кыевъ с поб‡дою и съ славою великою”49.

Поиски Владимиром человека, способного противостоять «печенежину» проходили в два этапа. Сначала он отправляет биричей в лагерь, и, очевидно, первоначальные поиски охватывали, прежде всего, дружину — отборную, постоянную часть княжеского войска. Затем, когда первая попытка оказалась неудачной, Владимир начинает искать подходящую кандидатуру среди «всех воев», т.е. в том числе и среди недружинной части войска, «собственно воев». Именно среди н