Сочинение Борьба или капитуляция: Тема интеллигенции и революции в творчестве М.А. Булгакова (роман «Белая гва

    Михаил Афанасьевич Булгаков революцию октября 1917г. воспринял как переломное событие не только в истории России, но и в судьбах русской интеллигенции, с которой справедливо считал себя кровно связанным. Послереволюционную трагедию интеллигенции, очутившейся в водовороте гражданской войны, а после ее окончания, в значительной своей части — в эмиграции, писатель запечатлел в первом своем романе «Белая гвардия» и лучших пьесах — «Дни Турбиных» и «Бег». В «Белой гвардии» во многом автобиографическая интеллигентная семья Турбиных оказывается втянута в события гражданской войны в не называемом по имени Городе, за которым легко угадывается родной для Булгакова Киев. Главный герой романа, старший брат Алексей Турбин, — военный медик, много повидавший за три года мировой войны. Он — один из тысяч офицеров старой русской армии, которым после революции приходится делать выбор между противоборствующими сторонами, вольно или подневольно служить в одной из враждующих армий. В «Белой гвардии» противопоставлены две группы офицеров — те, кто «ненавидели большевиков ненавистью горячей и прямой, той, которая может двинуть в драку», и «вернувшиеся с войны в насиженные гнезда с той мыслью, как и Алексей Турбин, — отдыхать и отдыхать и устраивать заново не военную, а обыкновенную человеческую жизнь». Однако Алексею и его младшему брату Николке участия в драке избежать не удается. Они в составе офицерских дружин участвуют в безнадежной обороне города, где сидит правительство никем не поддерживаемого опереточного гетмана, против армии Петлюры, пользующейся широкой поддержкой украинского крестьянства. Впрочем, в армии гетмана братья Турбины служат всего несколько часов. Правда, старший успевает получить ранение в перестрелке с преследующими его петлюровцами. Больше Алексей в гражданской войне участвовать не намерен. Николка же еще собирается сражаться с красными в составе добровольческой армии, и в финале содержится намек на его будущую гибель при обороне врангелевского Крыма на Перекопе. Сам писатель явно на стороне Алексея Турбина, стремящегося к мирной жизни, к сохранению семейных устоев, к налаживанию нормальной жизни, устройству быта, несмотря на господство большевиков, разрушивших прежнюю жизнь и пытающихся заменить старую культуру новой, революционной. Булгаков воплотил в «Белой гвардии» свою идею сохранения дома, родного очага после всех потрясений революции и гражданской войны. Дом, который старается сохранить в океане общественных бурь Алексей, — это дом Турбиных, в котором угадывается булгаковский дом на Андреевском спуске в Киеве.
    Когда писатель заканчивал свой роман в первой половине 20-х годов, он еще верил, что при советской.власти возможно восстановить нормальную жизнь, без страха и насилия. В финале «Белой гвардии» он предсказывал: «Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Нет ни одного человека, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?» Из романа выросла пьеса «Дни Турбиных», где в заключительной сцене возникала та же тема, но уже в несколько сниженном виде. Один из комических персонажей пьесы, житомирский кузен Лариосик, произносит возвышенный монолог: «...Мой утлый корабль долго трепало по волнам гражданской войны... Пока его не прибило в эту гавань с кремовыми шторами, к людям, которые мне так понравились... Впрочем, и у них я застал драму... Но не будем вспоминать о печалях... Время повернулось, и сгинул Петлюра. Мы живы... да... все снова вместе... И даже больше этого. Елена Васильевна, она тоже много перенесла и заслуживает счастья, потому что она замечательная женщина. И мне хочется сказать ей словами писателя: «Мы отдохнем, мы отдохнем...» Здесь цитируются слова Сони из финала чеховского «Дяди Вани», с которыми соседствует знаменитое: «мы увидим все небо в алмазах». Булгаков видел идеал в том, чтобы сохранить «гавань с кремовыми шторами», хотя время и повернулось. Булгаков явно видел в большевиках лучшую альтернативу по сравнению с петлюровской вольницей и считал, что интеллигентам, уцелевшим в огне гражданской войны, надо, скрепя сердце, примириться с советской властью. Однако при этом следует сохранить достоинство и неприкосновенность внутреннего духовного мира, а не идти на беспринципную капитуляцию. Носителем белой идеи в пьесе Булгаков сделал Алексея Турбина, который здесь — артиллерийский полковник, боевой офицер. Его гибель символизирует крах белого движения. И перед смертью Алексей Васильевич признает безнадежность борьбы как с петлюровцами, так и с красными. Он распускает свой дивизион, призывая офицеров, юнкеров и студентов разойтись по домам: «...Идти в бой, — я вас не поведу, потому что в балагане я не участвую, и тем более, что за этот балаган заплатите своею кровью и совершенно бессмысленно — вы». Турбин не советует подчиненным идти на Дон к добровольческой армии Деникина: «Слушайте вы, там, на Дону, вы встретите то же самое, если только на Дон проберетесь. Вы встретите таких же генералов и ту же штабную ораву». Белая идея оказалась слаба перед красной, дискредитирована трусостью и шкурничеством штабов, бестолковостью вождей. Однако это не значит, что идеи победивших в гражданской войне большевиков в нравственном отношении сколько-нибудь привлекательны для Булгакова. Там тоже насилие, тоже кровь, за которую никто не ответит, как подчеркивается в финале «Белой гвардии». Уцелевшие герои пьесы — Николка Турбин, Шервинский, Мышлаевский отказываются уйти из Киева при приближении Красной Армии, а решают приспособиться к новой власти, служить ей, не поступаясь, однако, собственной совестью. Штабс-капитан Мышлаевский, например, прекрасно понимает, что красные его мобилизуют, и даже по-своему рад этому: «По крайней мере, я знаю, что буду служить в русской армии». Предложение своего товарища капитана Студзинского эмигрировать Мышлаевский отвергает: «Нужны вы там, как пушке третье колесо, куда ни приедете, в харю наплюют. Я не поеду, буду здесь, в России. И будь с ней что будет...» Такое же решение принял и сам Булгаков. Горькую же судьбу русских эмигрантов он отобразил в написанной в конце 20-х годов пьесе «Бег».
    В «Беге» в конце концов решение вернуться в Россию принимают и белогвардейский генерал Роман Хлудов, на совести которого сотни и тысячи казненных, и увлеченные общим потоком беженцев петербургский приват-доцент Сергей Голубков и его возлюбленная, молодая петербургская дама, Серафима Корзухина, на которых крови нет. Если Хлудов стремится на родину, чтобы успокоить больную совесть, то Серафиму и Голубкова гонит в родные места не только неустроенность эмигрантской жизни, но и ностальгическая тоска. Серафима гак объясняет, почему она решила вернуться: «Я хочу опять на Караванную, я хочу опять увидеть снег! Я хочу все забыть, как будто ничего не было!» Ей вторит Голубков: «Ничего, ничего не было, все мерещилось! Забудь, забудь! Пройдет месяц, мы доберемся, мы вернемся, и тогда пойдет снег, и наши следы заметет...»
    Булгаков справедливо считал, что желание жить на родине, в России, присуще подавляющему большинству русских интеллигентов, и ради этого необходимо найти какой-то консенсус с большевиками, отказавшись от борьбы с советским режимом, но не поступаясь нравственными принципами. В ставшем впоследствии знаменитым письме правительству от 28 марта 1930 г. писатель откровенно признавал: «...Последние мои черты в погубленных пьесах «Дни Турбиных», «Бег» и в романе «Белая гвардия»: упорное изображение русской интеллигенции как лучшего слоя в нашей стране. В частности, изображение интеллигентско-дворянской семьи, волею непреложной исторической судьбы брошенной в годы гражданской войны в лагерь белой гвардии, в традициях «Войны и мира». Такое изображение вполне естественно для писателя, кровно связанного с интеллигенцией». Однако, как отмечал Булгаков в том же письме, все его «великие усилия стать бесстрастно над красными и белыми» привели лишь к тому, что власти стали видеть в нем «белогвардейца-врага». Поэтому публикация «Белой гвардии» так и не была завершена в СССР при жизни автора, «Бег» так и не увидел сцены до смерти Булгакова, а «Дни Турбиных» подверглись более чем двухлетнему запрету и были возвращены на сцену только по личному распоряжению Сталина. Тем не менее писатель остался верен своей принципиальной позиции. И предложенная им позиция для интеллигенции оказалась в конечном счете правильной. Лучшим ее представителям удалось сохранить традиции русской культуры и нравственный стержень в душе, несмотря на десятилетия господства тоталитарного режима.