Cочинение «Сценарий фильма Шукшина «Позови меня в даль светлую»»

Но вот в сценарии «Позови меня в даль светлую» (а затем и в фильме, поставленном по этому сценарию С. Любшиным») объединение «под одной крышей» нескольких шукшинских рассказов осуществляется, на мой взгляд, уже не столь безболезненно. Опять-таки следует оговориться, что в глазах тех, кто не читал шукшинских рассказов, использованных в сценарии, фильм, вполне возможно, будет выглядеть художественно убедительным и органичным. Нас же интересует как раз «средний случай», то есть тот самый, когда зритель смотрит фильм, уже будучи знаком с рассказами «Вянет, пропадает», «Космос, нервная система и шмат сала» и «Племянник главбуха».

Каждый из этих рассказов (особенно первые два) был в свое время очень точно «рассчитан» Шукшиным, тонко организован и заключал в себе глубокий прав- стнепно-психологический подтекст. Какой повествовательный простор, какая поистине неисчерпаемая сложность человеческих взаимоотношений, помыслов, чувств, мыслимых, но конкретно не обозначаемых писателем, раскрывается, например, в рассказе «Вянет, пропадает»! Какая пластика художественной мысли!

Живут на свете мать и сын. Рано овдовевшая женщина, радо осиротевший мальчишка. Трудно живут — это видно по всему, особенно по какой-то суетливой смиренности, с которой мать, наверно, уже давно привыкла относиться ко всему — и к своей бедности, и к преуспевающим в жизни людям. И вот рядом дядя Володя — самодовольный, сытый обыватель, достигший, по его собственному, разумению, в жизни всего и оттого преисполнепный этакого тупого эгоистического благодушия. Но в этом еще не весь дядя Володя. Есть в нем, несомненно, нечто такое, что делает эту фигуру не только отталкивающей, но и в определенном смысле зловеще-типичной. Что же это такое? Что имеппо оскорбляет нас в нем каким-то особенным, унизительно-горьким образом?

Дядя Володя, по-видимому, довольно частый гость в Славкином доме, настолько частый, что у Славкпной матери зарождается даже расчетливо-робкая надежда, не собирается “ли этот благополучный й уверенно шагающий по жизпи человек посвататься к ней. Не будем спешить осуждать ее за это; отнесемся к пей с тем же «запасом доброты», который обнаруживает в себе и стремится пробудить в нас сам Шукшин. Нам не нужно объяснять, что она во сто крат мудрее, тоньше, духовно возвышеннее, нежели дядя Володя; мы понимаем, что никакой душевной близости между ними пет и быть не может. Но ясно для нас и другое: ее жертвенная готовность принять дядю Володю таким, каков он есть (или же каким он ей пока что представляется), вызвана исключительно заботой о Славке, о том, чтобы в доме был хозяин, мужской глаз, мужская рука. Она видит, не может не видеть, что дядя Володя — в общем-то, конечно, не подарок. Но дело все в том, что видимые его недостатки