Сочинение Классические традиции в творчестве А. Ахматовой

    Когда шуршат в овраге лопухи
    И никнет гроздь рябины желто-красной,
    Слагаю я веселые стихи
    О жизни тленной, тленной и прекрасной.
    А. Ахматова

    Начало XX века в России было временем небывалого расцвета поэзии, по праву названным “серебряным веком” — вслед за “золотым”, пушкинским. Это — период возникновения в русском искусстве множества новых направлений: символизма, футуризма, акмеизма и других. Как правило, каждое из них стремилось быть новым искусством; большая их часть принадлежала к модернизму. Одна из характернейших черт последнего — стремление к разрыву с искусством предшествующей эпохи, отказ от традиции, от классики, постановка и решение новых художественных задач, при этом новыми художественными средствами. И в этом отношении акмеизм, в русле которого складывалось раннее творчество Ахматовой, не был исключением. Однако многое в творческой судьбе автора предопределило тяготение к классически-строгой и гармонично-выверенной традиции русской поэзии XX века. И прежде всего, огромное зна- чение в формировании Ахматовой как поэта имело ее классическое образование, детство, проведенное в Царском Селе, воспитание, данное в лучших традициях русской дворянской культуры. Царское Село — маленький город, где взросло так много больших поэтов. Его воздух пронизан поэзией Пушкина, Державина, Тютчева:

    Здесь столько лир повешено на ветки,
    Но и моей как будто место есть...

     Этим двустишием Ахматова сближает себя и тех, чьим гением творилась русская классическая поэтическая традиция.
    В своей лирике Ахматова развивает традиционные темы: любовь, творчество, природа, жизнь, история. Любовь, несомненно, самое возвышенное, самое поэтическое из всех чувств, ведь поэту всегда “диктует чувство” — а какое из чувств сравнится с любовью по силе воздействия? Любовные мотивы в лирике Ахматовой представлены во всем их многообразии: встречи и разлуки, измены и ревность, самопожертвование и эгоизм любящих, безответная страсть и мучительное счастье взаимности. Для Ахматовой, как некогда для Тютчева, любовь — это союз двух душ, изобилующий внутренними трагедиями:

    Их съединенье, сочетанье,
    И роковое их слиянье,
     И... поединок роковой.

    А в качестве эпиграфа к самому интимному, “любовному” своему сборнику автор берет отрывок из стихотворения еще одного своего предшественника в области любовных коллизий, Баратынского:

    Прости ж навек! но знай, что двух виновных,
     Не одного, найдутся имена
     В стихах моих, в преданиях любовных.

    Любовь становится у Ахматовой неотъемлемой частью человеческого бытия, основой гуманистических ценностей; только с ней возможны “и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы”, как писал некогда Пушкин. То есть, говоря словами другого поэта, ставшего классиком еще при жизни, — Блока: “Только влюбленный имеет право на звание человека”.
    Поэт и поэзия — тема, над которой любили размышлять русские лирики, ведь “поэт в России больше, чем поэт”. Героиня Ахматовой поднимается над властью жизненных обстоятельств, осознав свою судьбу как особую, провидческую:

    Нет, царевич, я не та,
    Кем меня ты видеть хочешь,
     И давно мои уста
    Не целуют, а пророчат.

    Шестикрылый серафим, являвшийся Пушкину, приходит и к героине; лермонтовский пророк, преследуемый своими согражданами, вновь обречен на людскую неблагодарность в ее стихах:

    Иди один и исцеляй слепых,
     Чтобы узнать в тяжелый час сомненья
    Учеников злорадное глумленье
    И равнодушие толпы.

    Гражданская лирика — неотъемлемая часть творчества Ахматовой. Противопоставления “поэт” и “гражданин” для нее просто не существовало: поэт изначально не может не быть со своей страной, со своим народом. Поэт “всегда с людьми, когда шумит гроза”, и этот тезис своего предшественника Ахматова подтверждает всем творчеством. Слова, призывающие героиню бросить свой край, “глухой и грешный”, оцениваются ею как недостойные высокого духа поэзии.
    Для Ахматовой, унаследовавшей великую традицию русской классики, веление долга превыше всего:

    Одни глядятся в ласковые взоры,
     Другие пьют до солнечных лучей,
     А я всю ночь веду переговоры
    С неукротимой совестью своей.

    Образ Петербурга знаком нам по произведениям Пушкина, Некрасова, Гоголя. Для них он — город контрастов, “пышный” и “бедный” одновременно; город, где может произойти все; город отвергаемый и обличаемый, но при этом любимый. Эта своего рода символическое воплощение всего мира, вселенский град. Он с самого начала возникает в творчестве Ахматовой. Впитав в себя воздух невских набережных, запечатлев в своей душе светлую и гармоничную правильность его архитектуры, она, вслед за другими, превращает подробности петербургского пейзажа в непреложную поэтическую данность. Петербург Ахматовой — противоречивый, но необыкновенно притягательный город:

    Но ни на что не променяем пышный
     Гранитный город славы и беды,
    Широких рек сияющие льды,
    Бессолнечные, мрачные сады...

    Чувство меры, сдержанность, строгая законченность мысли, характеризующие лучшие образцы русской классической поэзии, свойственны и лирике Ахматовой. Она не выплескивает на читателя свои эмоции, не обнажает душу в порыве чувств, а “просто, мудро” повествует о пережитом. Вот как пишет автор о любовном смятении своей героини:

     Десять лет замираний и криков,
    Все свои бессонные ночи
    Я вложила в тихое слово
     И сказала его — напрасно.
    Отошел ты, и стало снова
    На душе и пусто и ясно.

    Очевидны боль и отчаяние героини — но как сдержанно, без надрыва это показано, и в то же время как психологически точно и исчерпывающе дана развязка. В стихотворениях Ахматовой не так много пейзажных описаний. Пейзаж для нее обычно лишь фон, лишь повод для рассуждения, для описания душевного состояния. Параллелизм происходящего в душе и природе — излюбленный мотив классической поэзии. Для нас привычны уподобления явлений природы человеческим действиям — буря “плачет, как дитя”, гром “резвится и играет”. В стихотворении Ахматовой “Три осени” героиня, обращаясь к излюбленнейшей поре русской поэзии, различает в ней три стадии, соответствующие трем стадиям человеческой зрелости:

    Всем стало ясно: кончается драма,
     И это не третья осень, а смерть.

    Поэзия А. Ахматовой взросла, питаясь великой традицией русской литературы XIX века — традицией гуманистической, возвышенной, светлой. “Души высокая свобода”, верность идеалам, гуманистический пафос, мужественная правдивость изображения, напряженность духовной жизни, тяготение к классическому, ясному, строгому и соразмерному стилю — все то, что характерно для русской поэзии прошлого века, вновь появляется именно в ахматовской строке, властной и нежной одновременно.