Сочинение Коллективизация в действительности и в романе М. Шолохова «Поднятая целина»

    Коллективизация — один из самых трагических и исторически важных периодов советской эпохи, являющийся логическим продолжением периода “военного коммунизма”. В те годы считалось, что для того чтобы выпрямить, нужно перегнуть. И перегибали, отбирая на продразверстках последний хлеб у крестьян.
    Итогом такой политики явился голод в начале двадцатых годов.
    В период нэпа крестьяне начали собираться в артели — своего рода кооперативы, в которых урожай каждый выращивал сам по себе, а продавали вместе и необязательно государству. Власти делают вывод — свобода продажи, свобода торговли есть развитие капитализма. Противовесом свободной кооперации явилась государственная политика коллективизации: объединение крестьян в колхозы, не имеющие самостоятельности в вопросах ведения хозяйства и распределения.
    Именно о периоде возникновения и развития первых колхозов пишет Михаил Шолохов в романе “Поднятая целина”. Надо отдать должное автору: несмотря на то, что роман писался с тридцать второго по пятьдесят девятый год — годы жесточайшей цензуры, описанные в нем события очень правдоподобны и совпадают с нашим представлением о том времени.
    Я согласен, что главная идея коллективизации — всем вместе землю обрабатывать легче, чем одному — верна. Но организация проведения, агитация были крайне непродуманны и непрофессиональны. Да и какого профессионализма в вопросах ведения сельского хозяйства и методах убеждения можно ждать от рабочего, который всю жизнь проработал на заводе. А ведь именно таких посылали в колхозы председателями. Давыдов, по крайней мере, читает книги, умеет думать самостоятельно, идти на компромиссы. По сравнению с другими двадцатипятитысячниками он просто ангел. Так, например, когда нужно было собрать зерно в семфонд, Давыдов похвалил не Нагульнова, который “стал постукивать кулаком”, а когда и это не помогло, схватился за наган и под его дулом заставил Банника сдать зерно, — а похвалил он Ванюшу Найденова, который умел найти подход к каждому, и в итоге люди сами несли зерно. Причем Нагульнов вины за собой не чувствовал: “Кабы из каждой контры посля одного удара наганом по сорок пудов хлеба выскакивало, я бы всю жизню тем и занимался, что ходил бы да ударял их!” Гремячему Логу еще повезло — вспыльчивого Нагульнова нейтрализует спокойный и рассудительный Давыдов. А ведь в большинстве колхозов председатели были еще круче, чем Нагульнов.
    После разграбления семфонда или массового убоя скотины в таких колхозах половина населения могло оказаться на Колыме, наверняка так и происходило, уж очень нравились властям в то время слова: “Нет человека — нет проблемы”. Как иначе объяснить миллионы загубленных в ГУЛАГе жизней.
    Еще раз хочу обратить внимание на непрофессионализм Давыдова и ему подобных председателей из рабочих. В разгар посевной Давыдов уезжает пахать землю, считая, что тем самым он покажет пример отстающим бригадам и подымет их моральный дух, в то время когда было бы лучше находиться в правлении и координировать действия бригад. Здесь можно даже провести сравнение с армией: если в армии станет на одного солдата больше, это не значит, что она выиграет бой, а если этой армией станет командовать талантливый и грамотный полководец — победа обеспечена, да еще с минимальными потерями. Получается, что Давыдов — полководец, опустившийся до солдата, да к тому же оставивший командование на “вредителя” и “врага народа” Якова Лукича.
    Яков Лукич для меня — символическая фигура, сельский интеллигент. Вспомним, что годы написания романа приходятся на период особо жестокой травли интеллигенции. В то время наиболее частыми “гостями” НКВД были именно интеллигенты, именно на них чаще всего падали обвинения в измене Родине. Рабочих и крестьян затрагивали относительно реже — правящий класс как-никак. Поэтому место отрицательного героя было изначально, по моему мнению, зарезервировано для этакого сельского интеллигента, выписывающего сельскохозяйственные журналы, выводящего новые сорта пшеницы.
    Яков Лукич изображается трусливым ничтожеством, заискивающим перед врагами социализма: Половцевым и Лятьевским. Из контекста получается, что
    именно трусливая интеллигенция повинна во всех трудностях коллективизации, якшаясь с резидентами белого движения. При этом Яков Лукич изображается на фоне сознательного представителя рабочего класса кузнеца Шалого. Сцена разговора Давыдова и Шалого — протест против бюрократизма и мечта о настоящем равенстве: простой человек говорит начальнику, что думает о его работе, дает советы, а начальник слушает его, соглашается и следует советам. В действительности начальство на все советы ответило бы, что им лучше знать, что и как делать, или заподозрило бы человека в несогласии с линией партии, а в те времена сажали и за меньшее. Конечно, у автора, может быть, и в помине не было тех мыслей, но повторю — это моя точка зрения.
    Символична также и сюжетная линия восстания под предводительством Половцева. В те годы приобрели “популярность” дела о заговорах и подготовке восстаний. Поэтому под влиянием духа времени, а может, и просто для обострения сюжета, Шолохов также обращается к теме заговора.
    Несмотря на некоторые недостатки романа в плане достоверности описания процесса коллективизации — время такое было, нельзя было иначе — роман мне понравился. Обычно программные произведения я читаю только потому, что это необходимо, и читаю их, понимая, что это нужно для моего общего развития. Роман “Поднятая целина” я читал, потому что мне понравились герои романа: Давыдов, Нагульнов, Разметнов, дед Щукарь — все выписаны чрезвычайно ярко и живо. До сих пор мне иногда кажется, что вся эта история произошла на самом деле. Одно жалко — в русской литературе главные герои чаще всего гибнут. Мне хотелось, чтобы Давыдов выжил — стольким людям было бы лучше жить.