Сочинение Пародия как художественный прием в «Истории одного города» М. Салтыкова-Щедрина

    Объясняя “Историю одного города”, Салтыков-Щедрин утверждал, что это книга о современности. В современности он видел свое место и никогда не считал, что созданные им тексты будут волновать его далеких потомков. Однако обнаруживается достаточное количество причин, благодаря которым его книга остается предметом и поводом для объяснения событий современной читателю действительности.
    Одной из таких причин, несомненно, является прием литературного пародирования, который активно использует автор. Особенно это заметно в его “Обращении к читателю”, написанном от лица последнего архивариуса-летописца, а также в отдельных главах “Истории одного города”.
    Объектом пародирования здесь являются тексты древнерусской литературы, и в частности “Слово о полку Игореве”, “Повесть временных лет” и “Слово о погибели земли Русской”. Все три текста были каноническими для современного писателю литературоведения, и необходимо было проявить значительную эстетическую смелость и художественный такт, для того чтобы избежать вульгарного их искажения.
    Пародия — особый литературный жанр, и Щедрин выказывает себя в нем истинным художником. То, что он делает, он делает тонко, умно, изящно и смешно.
    “Не хочу я, подобно Костомарову, серым волком рыскать по земли, ни, подобно Соловьеву, шизым орлом ширять под облакы, ни, подобно Пыпину, растекаться мыслью по древу, но хочу ущекотать прелюбезных мне глуповцев, показав миру их славные дела и предобрый тот корень, от которого знаменитое сие древо произросло и ветвями своими всю землю покрыло”. Так начинается глуповская летопись. Величественный текст “Слова о полку Игореве” писатель организует совершенно по-другому, поменяв ритмический и смысловой рисунок. Салтыков-Щедрин, используя современные ему канцеляризмы (в чем, несомненно, сказалось то, что он исправлял в городе Вятке должность правителя губернской канцелярии), вводит в текст имена историков Костомарова и Соловьева, не забыв при этом и своего приятеля — литературоведа Пыпина. Таким образом, пародируемый текст придает всей глуповскои летописи некое достоверное псевдоисторическое звучание, одновременно указывая на современную, почти фельетонную трактовку истории.
    А для того чтобы окончательно “ущекотать” читателя, чуть ниже Щедрин создает густой и сложный пассаж по мотивам “Повести временных лет”. Вспомним щедринских головотяпов, которые “обо все головами тяпают”, гущеедов, должников, рукосуев, куралесов и сопоставим их с полянами, “живущими сами по себе”, с радимичами, дулебами, древлянами, “живущими по-скотски”, кривичами.
    Историческая серьезность и драматизм решения о призыве князей: “Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами”, — становится у Щедрина исторической несерьезностью, ибо мир глуповцев — это мир перевернутый, зазеркальный. И история их зазеркальная, и законы ее зазеркальные, действуют по принципу “от противного”. Князья не идут владеть глуповцами. А тот, кто наконец соглашается, ставит над ними своего же глуповского “вора-новотора”.
    И строится “преестественно украшенный” город Глупов на болоте, в унылом до слез пейзаже. “О, светло светлая и прекрасно украшенная, земля Русская!” — возвышенно восклицает романтический автор “Слова о погибели земли Русской”.
    История города Глупова — это противоистория. Она — гротескная и пародийная оппозиция действительной жизни, опосредованно, через летописи, высмеивающая саму историю. И здесь чувство меры не изменяет автору никогда. Ведь пародия как литературный прием позволяет, исказив и перевернув реальность, увидеть ее смешные и юмористические стороны. Но Щедрин ни на минуту не забывает, что предметом его пародий является серьезное. Неудивительно, что в наше время сама “История одного города” становится объектом пародирования — как литературного, так и кинематографического. В кино Владимир Овчаров снял длинную и достаточно унылую ленту “Оно”. В современной литературе В. Пьецух осуществляет стилевой эксперимент под названием “История одного города в новейшие времена”, пытаясь показать идеи градоправительства в советские времена. Однако попытки перевести Щедрина на другой язык закончились, по моему мнению, ничем и были благополучно забыты, что свидетельствует о том, что уникальная смысловая и стилевая ткань “Истории...” может быть перепародирована только сатирическим талантом — если не большим, то равным таланту Салтыкова-Щедрина.