Сочинение Первый сон Раскольникова.

    Описание сна, привидевшегося Родиону Романовичу Раскольникову в вечер накануне убийства старухи-процентщицы, является одним из ключевых моментов сюжета “Преступления и наказания”. На первый взгляд этот уход в бессознательное на время вырывает главного героя из рамок окружающей действительности, в которой начинает развиваться придуманный им страшный план, и дает бедному студенту небольшую передышку от той болезненной лихорадки, в какую он загнал себя своей сумасбродной теорией.

    Поначалу нам кажется, что, очутившись в непривычной для себя обстановке Островов, в окружении зелени, свежести и цветов вместо обычных городской пыли, известки и “теснящих и давящих домов” (вспомним попутно размышления героя о необходимости построения фонтанов), Родион Романович и вправду чудесным образом избавляется “от этих чар, от колдовства, обаяния, от наваждения” и погружается в мир своего детства. Во сне перед нами открывается душевный мир семилетнего маленького Роди, который испытывает “неприятнейшее впечатление и даже страх”, лишь только проходя с отцом мимо городского кабака, и “весь дрожит” от одних доносящихся из него звуков и вида “шляющихся кругом” “пьяных и страшных рож”. Когда герой с душевной теплотой вспоминает бедную маленькую городскую церковь “с зеленым куполом и старинные в ней образа”, и старого священника, и свое собственное невероятно трогательное благоговение перед “маленькой могилкой меньшого братца, умершего шести месяцев”, нам кажется, что из-под всего наносного, рожденного жизненными обстоятельствами в нынешнем Раскольникове, нищем студенте и обитателе трущоб, воскресает душа ребенка, не способного не только убить человека, но и спокойно смотреть на истязание лошади. Таким образом, весь смысл эпизода на первый взгляд заключается в раскрытии истинного душевного состояния героя, который, пробудившись, даже обращается с молитвой к Богу и отрекается от проклятой идеи. Однако буквально через сутки Раскольников все-таки приведет в исполнение свой страшный замысел, а Достоевский почему-то не дает читателю забыть об этом первом сне своего персонажа практически до самого конца романа: как круги, расходящиеся по воде от брошенного камня, или отголоски произнесенной вслух фразы, по всему тексту “Преступления и наказания” разбросаны мельчайшие образы, вновь и вновь возвращающие к содержанию сна. То, спрятав под камень украденные у старухи драгоценности, Раскольников возвращается домой, “дрожа, как загнанная лошадь”, и ему мерещится, что помощник квартального надзирателя Илья Петрович бьет на лестнице его квартирную хозяйку. То с криком “уездили клячу” умирает измученная Катерина Ивановна Мармеладова. То вдруг чудесным образом материализуется приснившийся главному герою Миколка, оказавшийся, правда, не дюжим мужиком с красной мордой, а скромным красильщиком. Зато появляется он заодно с неким кабатчиком Душкиным, который, по словам Разумихина, “бабушкин сон рассказывает” и при этом “врет, как лошадь” (сравнение сколь неожиданное, столь и нарочитое). Все эти мимолетные указания звучат как назойливая нота, однако же не раскрывают глубокой символики загадочного сна.

    Вернемся вновь к тем обстоятельствам, в которых это сновидение возникает в воспаленном мозгу Раскольникова. Пытаясь избавиться от навязчивой идеи, герой стремится уйти как можно дальше от дома. Блуждая таким образом, Родион Романович попадает в отдаленную часть Петербурга. “Зелень и свежесть понравились сначала его усталым глазам... Тут не было ни духоты, ни вони, ни распивочных. Но скоро и эти новые, приятные ощущения перешли в болезненные и раздражающие”. Увы, смертельная обида на весь мир слишком глубоко засела в сознании гордого Раскольникова, и ее не выбить оттуда простой переменой обстановки. Да и только ли во внешней обстановке заключается все дело? Уж слишком сложный человек Раскольников, чтобы его, без добровольного на то согласия, просто-напросто “заела среда”. До этого сам Родион Романович начинает доискиваться уже много позже, разговаривая с Соней (в пятой части романа): “Работает же Разумихин! Да я озлился и не захотел. Я тогда, как паук, к себе в угол забился. О, как ненавидел я эту конуру! А все-таки выходить из нее не хотел. Нарочно не хотел!”

    Очевидно, что ужасная теория о разделении людей на “тварей дрожащих” и “право имеющих” скрывается все же не в петербургских трущобах, хоть и немало ей поспособствовавших, а в сознании самого героя, и поэтому ожидаемого просветления во время прогулки по зеленым Островам на самом деле не происходит. Все действия героя здесь отличаются бессмысленным автоматизмом: он зачем-то пересчитывает деньги, провожает глазами коляски и тут же забывает о них, впечатления от увиденного словно не доходят до его сознания, не оставляют в нем четкого цельного образа.

    Настоящего просветления не происходит и после пробуждения героя— автор отмечает, что у Раскольникова было “смутно и темно на душе”. Небольшое же облегчение и весьма кратковременное, как окажется после, умиротворение, наступившее в его душе, связано скорее с принятием окончательного, как ему думалось, решения относительно его теории. Но что это было за решение? Отказаться от задуманного, поскольку не сможет вытерпеть этого. Речь идет не о раскаянии, но лишь о том, сможет ли смелый теоретик собственноручно привести в исполнение свой замысел.

    Сон играет с Раскольниковым злую шутку, словно предоставив ему возможность совершить пробу сил, после чего герой, в состоянии все того же автоматизма, и в самом деле отправляется к старухе-процентщице. Не случайно сам автор называет видение своего героя “страшным”, “болезненным”. При всей своей кажущейся обыденности этот первый в романе сон на самом деле даже более фантастичен, нежели другой, посетивший Раскольникова в финале третьей части, в котором черт снова приводит его в квартиру Алены Ивановны и из которого словно бы входит в повествование Свидригайлов. Дело в том, что перед нами отнюдь не воспоминание о детстве героя. Недаром его описание предваряется довольно неожиданным авторским рассуждением о том, что “в болезненном состоянии сны отличаются часто чрезвычайным сходством с действительностью”, а следующее далее утверждение, что столь вероятную обстановку не выдумать наяву этому же самому сновидцу, будь он хоть Пушкин, хоть Тургенев, вряд ли относится к ужасной, но бытовой картине убийства лошади. Скорее всего, автор здесь в свойственной ему ненавязчивой манере предупреждает читателя о том, что при всей своей правдоподобности страшный сон Раскольникова не так прост. Картина, представившаяся герою, поначалу старательно “маскируется” под обыденную и реальную: “время серенькое, день удушливый, местность совершенно такая же, как уцелела в его памяти”. Обманность и фантасмагоричность сновидения выражаются здесь лишь в том, что оно правдивее реальности.

    Настроив героя (и читателей) на волну лирических воспоминаний, сон подбрасывает все новые и новые подробности — о черной пыли на дороге в кабак, о сахарной кутье на белом блюде, о старинных образах без окладов. И лишь непосредственно после этого, как бы в продолжение все той же мысли, без абзаца, начинается изложение самого сна. Эта часть видения Раскольникова также обладает своей собственной фантастикой: здесь маленькому мальчику неожиданно начинают казаться необычными самые обыденные вещи. На самом деле, что такого, например, в том, что в городском кабаке “как будто” происходит гулянье — ведь описанные события развиваются “в праздничный день, под вечер”, а “толпа всякого сброду” занимается тем же, чем и всегда, — горланит песни, пугая маленького Родю? Почему стоящая возле кабачного крыльца телега названа “странной”, если тут же добавлено, что это “одна из тех больших телег, в которые впрягают больших ломовых лошадей”? Действительно странным является, пожалуй, лишь то, что на этот раз в нее “впряжена была маленькая, тощая, саврасая крестьянская клячонка”, какая обычно не может сдвинуть с места даже предназначенный для нее воз дров или сена — и тогда ее бьют кнутами мужики, на что всегда так жалко было смотреть сердобольному ребенку. Этими постоянно возникающими отступлениями в сознание читателя как бы исподволь закладывается мысль о полной никчемности и бесполезности бедной лошадки, и разыгрывающаяся далее сцена оказывается, по сути, предрешенной. В этой части видения Раскольникова, несомненно, нашли отражение черты придуманного им страшного плана. Ведь речь здесь идет о возможности распоряжаться чужой жизнью — пусть пока жизнью лошади (“Мое добро!” — кричит пьяный Миколка) — и о критериях целесообразности, пользы. Миколка кричит, что кляча даром ест хлеб. Насколько близким оказывается положение приснившейся студенту бедной лошадки и вполне реальной старухи-процентщицы, которая, по отзывам окружающих, есть не что иное, как ничтожная и злая старушонка, которая сама не знает, для чего живет, чья жизнь стоит несравнимо меньше лошадиной, равняясь по ценности жизни вши (эту фразу из подслушанного в трактире разговора Раскольников попытается затем передать Соне)?

    Сон Раскольникова, как своеобразная проба, также довольно точно передает мелкие детали будущего убийства: лошадку забивают (“Топором ее”, — кричит кто-то), по ее морде струится кровь; Миколку, на котором, как после и на Раскольникове, “нет креста”, подзуживает при этом целая толпа, так же как студент и офицер своим разговором в трактире подтверждают оценку, мысленно данную Родионом Романовичем старухе-процентщице, и убеждают его в своеобразной справедливости собственных замыслов. Однако сон, являясь, по сути, сжатым изложением всего романа, словно коварно подсказывает главному герою и возможный путь ухода от неминуемо приближающейся трагедии — притвориться, что он-то здесь и ни при чем, занять место стороннего наблюдателя или, еще хуже, самому прикинуться этакой “лошадкой”, которую “заели” невыносимые условия жизни. И действительно, как во сне Раскольников видит задуманное им убийство со стороны, так и в реальной жизни, на тот случай, если из него не выйдет Наполеона, у философа остается еще мнимый шанс побороться с совестью, свалив свою вину на так вовремя подвернувшегося красильщика-сектанта с его навязчивой идеей о необходимости пострадать.

    Таким образом, страшный сон Родиона Раскольникова, обладая многозначностью и символичностью, присущими сновидениям, является отражением борьбы, которая в тот момент происходила в душе героя, и в то же время — предопределением, своеобразным планом, согласно которому ему предлагается действовать. И только нарушив условия этого навязчивого пророчества, герой сможет освободиться от чар и пут своей бесовской теории, чтобы затем, с течением времени, прийти к истинному покаянию и воскресению.