Сочинение «Раздвоение Ивана» (анализ 11 главы романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»)
Время, неподкупный судья, отводит каждому художественному произведению заслуженное им место. И сегодня томик Михаила Афанасьевича Булгакова, стоящий на книжной полке, свидетельствует о хорошем вкусе читателя. И если не самым значительным, то уж, наверняка, самым известным его произведением стал роман «Мастер и Маргарита».
К тому времени Булгаков был уже тяжело болен и беден: годы цензурных запретов, травля в печати сделали свои дела. Но он продолжал писать, даже понимая, что не увидит свою работу в печати. Иногда писатель подшучивал над своим безнадежным состоянием: «Может быть, это и правильно… Что я мог бы написать после «Мастера»?»
Но, несмотря на сложную творческую судьбу, Булгакову выпало редкое писательское счастье. Рожденные его живым, самобытным воображением образы приобрели нарицательный смысл. Вышли за границы книжного мира и вошли в наше сознание их меткие фразы, шутки, остроты и сатирические афоризмы. Такое удается очень немногим писателям. В этом романе нет ничего ненужного, лишнего, любая сцена или эпизодический образ - все имеет глубокий смысл.
Особо стоит отметить в романе образ Ивана Бездомного. В первой главе романа он спутник Берлиоза, молодой поэт, задиристый и самодовольный, «счастливчик» - член МАССОЛИТа. Он имеет все предпосылки стать частью того мирка, который представляют Берлиоз, критики Латунский, Лаврович и другие. Мирка чванливых, бездарных, склочных, обласканных властью халтурщиков, мирка, враждебного истине и таланту, как тому, что может помешать их сытому паразитическому существованию.
Но случай на Патриарших прудах кардинально меняет жизнь Ивана Бездомного, заставляет его искать справедливости, бунтовать, обличать. Самым ярким, переломным моментом в становлении характера Ивана можно считать сцену после разговора с «добрым доктором» Стравинским, который убедил поэта «изложить все случившееся на бумаге». Глава начинается с описания тщетных попыток Иванушки написать заявление в милицию. Здесь автор с большим сарказмом говорит не только о самом стремлении поэта объяснить необъяснимое, но и об общем пристрастии советского человека к бюрократической волоките.
Все попытки сочинить заявление не привели ни к чему: «Вчера вечером я пришел с покойным М.А. Берлиозом на Патриаршие пруды…», «с М.А. Берлиозом, который попал под трамвай…», «Берлиозом не композитором…», «…даже попытался нарисовать Понтия Пилата, а затем кота на задних лапах…». Чем дальше, тем запутаннее и непонятнее становилось обращение в правоохранительные органы. Иван почувствовал, что обессилил, что с заявлением ему не совладать, не стал поднимать разлетевшихся листов и тихо горько заплакал. Пришел врач, сделал Ивану укол, поэт лежал в сладкой истоме и беседовал сам с собой: «Почему, собственно, я так разволновался из-за того, что Берлиоз попал под трамвай?… В конечном счете, ну его в болото! Кто я в самом деле, кум ему или сват?… Чего это я, объясните, взбесился на этого загадочного консультанта… К чему вся нелепая погоня за ним… а затем дикая петрушка в ресторане?».
Здесь наш Иван поддается соблазну «спрятать голову под крыло», ничего не видеть, ничего не знать, ничего не замечать. Ведь так намного проще жить. Жизнь под лозунгом «меня ничего не касается» на какое-то время прельстила нашего героя. Но не надолго. Возвращается уже знакомый нам подозрительный Иван, стоящий на страже общепринятого порядка: « - Но-но-но, - вдруг сурово сказал где-то, не то внутри, не то над ухом, прежний Иван Ивану новому, - про то, что голову Берлиозу отрежет, ведь он все-таки знал заранее? Как же не взволноваться?» И вот поэт вновь перерождается, уже в третий раз, возражая уже двум Иванам – ветхому и прежнему: « - О чем, товарищи, разговор! – возражал новый Иван ветхому, прежнему Ивану… Он личность незаурядная и таинственная на все сто. Но ведь в этом-то самое интересное и есть! Человек лично был знаком с Понтием Пилатом, чего же вам еще интереснее надобно? И вместо того, чтобы поднимать глупейшую бузу на Патриарших, не умнее ли было бы вежливо расспросить о том, что было далее с Пилатом и этим арестованным Га-Ноцри… А я черт знает чем занялся!…».
В последней фразе мы видим, что в Бездомном просыпается личность кардинально новая, преображенная. В герое нет уже прежней суетливости, чрезмерной эмоциональности, подозрительности, жажды физических действий. Новый Иван по своим взглядам и размышлениям похож скорее на ученого, который на все предметы смотрит не со стороны чувств, а со стороны разума.
И это очередное перерождение нашего героя крайне символично. Недаром в дальнейшем Иван станет профессором Института истории и философии. Об этом Булгаков расскажет нам в эпилоге, ибо Иван, хоть и переродился, но еще не оформился до конца. Ему следует пройти ряд испытаний, найти себя. Ему еще предстоит стать двойником Левия Матвея, а, соответственно, и последователем Мастера.
Можно сказать, что сам Воланд подталкивает Бездомного к перерождению и переосмыслению всей жизни в целом и своего в ней призвания в частности: «Так кто же я такой выхожу в этом случае? - Дурак! – отчетливо сказал где-то бас, не принадлежащий ни одному из Иванов и чрезвычайно похожий на бас констультанта».
И вот где особо ярко видна новизна нашего героя. На заявление о том, что он дурак, Иван не возмутился, не оскорбился, не обиделся, не принялся доказывать обратное, как сделал бы раньше. Он «усмехнулся и в полусне затих».
И тут в жизни нового Ивана появляется Мастер… Через балконную решетку вместе с Мастером к очистившемуся Бездомному придет смысл жизни. Дальше все будет по-другому, без ненужной суеты и ложных истин: «Меня другое теперь интересует, я другое хочу написать. Я тут пока лежал, знаете ли, очень многое понял…»
Значит, неслучайно мудрый Сатана закинул Ивана в психиатрическую лечебницу. Увидев за суетностью его натуры и поступков скрытый потенциал, Воланд дает ему возможность переосмыслить всю свою жизнь.