Сочинение Военная лирика Твардовского

    Война — жесточе нету слова.
    Война — печальней нету слова
    Война — святее нету слова
    В тоске и славе этих лет.
    И на устах у нас иного
    Еще не может быть и нет.
    А. Т. Твардовский

    С июня 1941 года Александр Твардовский начинает работу в редакции газеты Юго-Западного фронта “Красная Армия”. Он пишет стихи, очерки, фельетоны, статьи, песни, заметки. К сожалению, тетрадка с записями Твардовского о первых месяцах работы пропала. Но остались строки, запечатлевшие первые дни войны, — самого страшного и горестного периода Великой Отечественной.

    То была печаль большая,
    Как брели мы на восток.
    Шли худые, шли босые
    В неизвестные края,
    Что там, где она, Россия,
    По какой рубеж своя?

    Памятником тех лет стала книга “Василий Теркин”. Это книга о “правде сущей, правде, прямо в душу бьющей”. В одной из глав, “Переправа”, поэт пишет о том, что “бой идет не ради славы — ради жизни на земле”, вселяя в бойцов сознание святости и правоты их дела.
    Работая над поэмой, Твардовский ставил определенную цель: помочь фронтовику преодолеть трудности войны, облегчить и хоть как-то скрасить его суровый быт, вселить чувство веры в свои силы и возможности.
    Весной 1942 года Твардовский пишет стихотворение “Партизанам Смоленщины”. Народ воспринял его как весть об освобождении, первую искру надежды. Смоленщина — родина поэта, и можно понять, чего стоили эти строки Твардовскому. Каждое слово — крик души, боль сердца:

    Я б вовеки грабителям
    Не простил бы твоим,
    Что они тебя видели
    Вражьим оком пустым;
    Что земли твоей на ноги
     Зацепили себе;
     Что руками погаными
    Прикоснулись к тебе;
    Что уродливым именем
    Заменили твое;
    Что в Днепре твоем вымыли
    Воровское тряпье...

    Поэма Твардовского “Дом у дороги” начинает печататься со 2 декабря 1943 года. После вступления, завершившегося грозной строкой: “Гром грянул - началась война...” — следовала глава “Голошение”. Строки этой главы напоминали давний плач-голошение, когда вся деревня Черново огласилась воплями женщин. В главе “Беженцы” рассказано о бесконечном людском потоке, что “на восток от фронта гнал колеса”. Глава “Гостинчик” повествует о тех же горестных воспоминаниях страшных дней отступления. Поэт говорит о невозможности забыть те муки: “Нет, мать, сестра, жена, И все, кто боль изведал, Та боль не отмщена И не прошла с победой”. Закончена была поэма уже после войны. И заканчивает ее поэт страстным призывом: “Не Забывать!”

    Прошла война, прошла страда,
    Но боль взывает к людям:
    Давайте, люди, никогда
    Об этом не забудем.

    В творчестве Твардовского военной поры очень примечательна детская тема. С особой пристальностью вглядывается поэт в женские и детские судьбы, с невыразимой болью и с нескрываемой печалью думает о них. Это и “жена командира, бежавшая из Минска с детьми в ночь первой жестокой бомбежки”; и “мальчик, везущий на саночках мать, тяжело раненную, когда шел бой за их деревню”; и “девочка с ребенком на руках у трупа матери”. Великое множество строк в стихах и прозе написано о войне, но ничего пронзительнее, чем строки “Возмездия” Твардовского, читать не доводилось:

    И суд наш праведный суров,
    И места нет пощаде.
     И не у нас ее проси,
    Мы будем мертвых глуше.
     Проси у тех, чьи на
    Руси Сгубил безвинно души.
     Проси у девочки у той,
    Что, в дула ружей глядя,
    Спросила с детской простотой: —
    Чулочки тоже, дядя? —
    У той, худое тельце чье
    У края рва поставил.
    Проси пощады у нее,
    А мы щадить не вправе.

    В стихотворении “Я убит подо Ржевом” поэт выбирает форму написания от первого лица. Это наиболее соответствует идее стихотворения, воспевающего единство павших и живых. Монолог воина, с нарастающей эмоциональностью повествующего о собственной гибели “летом, в сорок втором”, достигает наивысшего накала в таких строках:

    Нет, неправда. Задачи
    Той не выиграл враг!
     Нет же, нет! А иначе
    Даже мертвому — как?

    Погибший солдат видит себя лишь “частицей народного целого”, и его волнует все, что свершилось потом, после него. Он говорит:

    Я вам жить завещаю, —
    Что я больше могу?

    Эту высокую ответственность перед памятью погибших, ответственность за то, как человек распорядился своей судьбой, выкупленной у Смерти ценой жизни другого, поэт ощущает очень остро. Не в этом ли исток той гражданской позиции, за верность которой кто-то из писателей назвал Твардовского “совестью послевоенной литературы”.
    До конца своих дней Александр Трифонович Твардовский пронес как бы чувство смущения своей судьбой и судьбой тех, кто вернулся живыми из страшной круговерти войны. Он писал:

    Я знаю, никакой моей вины
    В том, что другие не пришли с войны,
    В том, что они — кто старше, кто моложе —
    Остались там, и не о том же речь,
    Что я их мог, но не сумел сберечь, —
    Речь не о том, но все же, все же, все же..