Сочинение Юмор в романе М. А. Шолохова «Поднятая целина»
В романе “Поднятая целина” много комических сцен. Сегодня, как известно, господствует взгляд на коллективизацию как на явление трагическое, исключающее его юмористическое осмысление. Действительно, коллективизация — это гибель тысяч и тысяч людей, это выселение множества “кулацких” семейств из родных мест в гибельные северные края, это утрата веры крестьянина в возможность отстоять личную независимость и собственное достоинство. По сути дела, коллективизация — это новое крепостное право в условиях XX века, которое по жестокости к человеку не уступит крепостному праву предшествующих веков.
М. А. Шолохов сам был свидетелем событий на Дону, видел народную трагедию и не остался безучастным к ней. Так, Н. С. Хрущёв, придя к власти, ставил автора “Поднятой целины” в пример другим писателям, поскольку он писал письма самому Сталину, заступаясь на невинно пострадавших односельчан. Таким образом, сцена избиения Нагульновым Банника, не пожелавшего по приказу активистов отдавать выращенный им хлеб, видимо, имела документальную основу.
Итак, почему же в романе о столь драматических событиях так много смешных сцен?
Мне кажется, комическое служит “прикрытием” трагическому, дает возможность автору переключить внимание читателя с истинного народного горя на забавную фарсовую сценку.
Вот активисты пришли раскулачивать Тита Бородина — бывшего красноармейца, ставшего теперь “врагом” благодаря недюжинному трудолюбию. И если читатели 1930-х годов в основном были на стороне Давыдова, то читатели — наши современники, знающие правду о коллективизации, — понимают, что совершается злое, несправедливое дело, которое кончится к тому же полным распадом русского деревенского уклада. Тит Бородин также возмущен несправедливостью: он понимает, что легче всего числиться “бедняком”, — стоит только лечь на печку и не трудить рук. К тому же в нем говорит обостренное казацкое чувство собственного достоинства, противящееся тому, чтобы жить по чужой указке. И в какой-то момент Тит уже готов взяться за оружие. Именно тогда, когда трагическое напряжение достигает максимальной остроты, на “сцене” появляется дед Щукарь в длинной бабьей шубе. На него спускают собаку, “...из белой шубы с треском и пылью полетели лоскуты, овчинные клочья”. Вопли Щукаря, его “распущенная надвое” шуба заставляют читателя отвлечься от трагедии, совершающейся на дворе Бородиных, и посмеяться над дедом — шутом Гремячего Лога.
Другой пример. Выселяют “кулацкую” семью Лапшиновых, и автор отмечает, что слова главы семейства вызывают сочувственный отклик в собравшейся толпе: “"Не шуми, мать! Господь терпел и нам велел. Он, страдалец, терновый венок надел и плакал кровяными слезами..." — Лапшинов вытер мутную слезинку рукавом. Гомонившие бабы притихли, завздыхали”. Когда Размётнов советует Лапшинову поскорее “выметаться” со своего бывшего двора, “толпа глухо загудела, раздались выкрики: "Дайте хучь с родным подворьем проститься!"” Однако опять с помощью комического писателю удается уйти от глубины народной драмы, которая, казалось, вот-вот должна открыться читателю. Старуха Лапшинова взяла в дальнюю дорогу (ехать-то надо в Сибирь) лукошко яиц и гусыню. Но бедняк Демка Ушаков хватает птицу за шею, крича: “Колхозная теперича гуска!” Так старуха и Демка продолжают тянуть гусыню за ноги и за шею, пока наконец не хрустнули позвонки и птичья голова не оборвалась. Старуха, накрывшись подолом через голову, сваливается с крыльца, а Демка, потеряв равновесие, падает на кошелку, стоявшую позади него, давя гусиные яйца: “Взрыв неслыханного хохота оббил ледяные сосульки с крыши... И долго еще над двором и проулком висел разноголосый, взрывами, смех, тревожа и вспугивая с сухого хвороста воробьев”.
Таким образом, комическое в романе “Поднятая целина” играет роль своеобразного клапана, выпускающего пар, когда давление трагических обстоятельств становится уж совсем невыносимым.
Я считаю, что Шолохова нельзя обвинять в недостойной попытке смешить там, где истинное горе. Нам легко осудить писателя с высоты семидесяти лет, когда сказать правду уже не является мужественным поступком. Кроме того, “Поднятая целина” созвучна искусству того времени своим социальным оптимизмом. Достаточно вспомнить фильм “Кубанские казаки”, чтобы понять, насколько типичен был шолоховский роман. А поскольку он был знамением того времени, то мы можем если не смеяться, читая его, то, по крайней мере, извлечь для себя какие-то уроки.