Доклад: Испытаем силу художественной литературы
Недавно генерал МВД, выступая по телевизору, обратился к писателям с просьбой написать роман, где были бы ярко и впечатляюще описаны ужасы наркомании. К сожалению, генерал не знал, как и многие другие сограждане, что такой роман написан более ста лет назад великим писателем-классиком. Но большинство читателей просто не обращают внимания на зловещее слово “морфий”, несколько раз встречающееся в этом романе. Это неудивительно. В те времена опасность наркомании ещё не была вполне осознана. И писатель не акцентировал внимания именно на этом обстоятельстве из жизни своей героини. Я имею в виду роман Л.Н.Толстого “Анна Каренина”, в последних главах которого впечатляюще описана гибель человека под воздействием наркотика.
Поэтому предлагаю использовать для антинаркотической пропаганды бессмертный роман. При этом большого эффекта можно достичь малыми средствами. Достаточно нескольких слов учителя, пары строк в учебнике литературы, и словосочетание “Анна Каренина” станет напоминанием об ужасах наркомании. Причём это словосочетание часто и в то же время неназойливо может появляться в самых неожиданных ситуациях самым естественным образом. Например, в биографии известной балерины можно прочесть, что она танцевала главную партию в балете “Анна Каренина”.
Вспомним две общеизвестные истины. Лев Толстой — писатель-реалист и Лев Толстой — писатель сверхталантливый. Он не только описал действие наркотика в полном соответствии с медицинским учебником, но и описал в высшей степени впечатляюще.
В медицинских учебниках утверждается, что морфинисты испытывают беспричинные вспышки гнева и страха, склонны к конфликтам, страдают расстройствами сна. И всё это есть в романе. Согласно учебникам, они часто кончают жизнь самоубийством. Что также отражено в романе.
Но не сравнить эмоциональное воздействие медицинской книги с великим романом, созданным гениальным писателем. Медик может написать, что женщины-морфинистки становятся равнодушными к своим детям. А у Льва Толстого Анна не знает, сколько зубов у её маленькой дочери. Деталь неправдоподобная. С нормальными женщинами такого не бывает. Подобное скорее можно встретить в романах Ф.М.Достоевского, чьи герои поражают читателя неожиданными словами и поступками, чем у Л.Н.Толстого. Но с морфинистками такое возможно. Так что и здесь автор “Анны Карениной” проявил себя писателем-реалистом, сумевшим с помощью такой необычной и потому запоминающейся, но в то же время соответствующей реальности детали показать, насколько может атрофироваться материнское чувство у морфинистки.
В медицинской книге можно прочесть: “Затруднённое засыпание, прерывистый сон, кошмарные сновидения вызывают чувство страха перед наступлением ночи. В связи с этим пациенты прибегают к приёму на ночь наркотиков”. А в романе всё идёт по нарастающей. Процесс показан в динамике. Сначала краткие, как бы между прочим, упоминания о морфии перед сном. А в конце романа —длинное, более чем на страницу, описание кошмарной ночи, когда Анна “после второго приёма опиума к утру заснула тяжёлым неполным сном”.
Одно дело — упоминание о кошмарах и галлюцинациях из медицинской книги. Другое дело — говорящий по-французски мужичок из кошмарного сна, который вновь привиделся Анне на вокзале. Этот мужичок действительно может вызвать ощущение ужаса, которое благодаря мастерству писателя вместе с героиней ощущает и читатель.
И если у кого-то из читателей этот ужас будет перенесён на наркотики, то значение этого трудно переоценить. Но, как мы убедились, большинство читателей не замечают этого аспекта трагедии Анны Карениной. Значит, желательно им это подсказать. Поневоле вспоминается, что в СССР одной из основных обязанностей литературных критиков и литературоведов было подсказывать читателям, на что тем следует обратить внимание.
Итак, предлагается “примитивно советский” подход к художественному произведению. Есть социальный заказ — необходимость борьбы с наркоманией. И есть роман, блестяще выполняющий этот социальный заказ. Предлагается использовать этот роман вполне по-советски — то есть всеми возможными способами, в первую очередь с помощью учебников по литературе, привлечь внимание читателей к актуальнейшему в наше время аспекту романа, который был незаметен до недавнего времени.
Было бы небесполезно и небезынтересно обсудить и некоторые частные вопросы. Например: как мог Л.Н.Толстой так хорошо узнать про коварные свойства морфия? Ведь медицина того времени не изучила их в должной мере. Уместно вспомнить “Записки о Шерлоке Холмсе”, написанные, кстати, на двенадцать лет позже, чем “Анна Каренина”. В повести “Знак четырёх” описывается, как сыщик в течение нескольких месяцев три раза в день вводил внутривенно кокаин и морфий, потом прекратил приём наркотиков, раскрыл преступление и снова взялся за шприц. Ни слова о “ломке”, о формировании болезненного влечения и прочих неизбежных следствиях злоупотребления наркотиками. Имевший медицинское образование Конан Дойл ничего этого не знал, а Л.Н.Толстой знал. Откуда?
Создаётся впечатление, что среди знакомых Л.Н.Толстого была женщина, страдавшая морфинизмом. И писатель сумел отразить в своём романе то, что он увидел, наблюдая за ней.
Так что было бы очень любопытно, если бы специалисты по жизни и творчеству Л.Н.Толстого разъяснили, откуда писатель мог так хорошо узнать коварные свойства морфия. Но в любом случае само обсуждение этого вопроса может привлечь внимание многих к тому, что в романе “Анна Каренина” точно и впечатляюще описано действие наркотика на человека.
Про угрозу наркотиков пишут много и убедительно. Но на одно обстоятельство следует обратить особое внимание: ситуация постоянно ухудшается. Поэтому, как мне кажется, грех не воспользоваться прекрасным романом, чтобы дать знать молодёжи о действии наркотиков, о том, как человек попадает в зависимость от них. И главное, о том, как образуется тот порочный круг, в который попала Анна Каренина.
Это необходимо сделать как можно скорее. Если, конечно, верить в возможность непосредственно влиять на поведение людей с помощью художественной литературы.
В этих заметках виден примитивно-утилитарный подход к литературе. Так в СССР писали и говорили на совещаниях литературные функционеры средней руки. Причём далеко не самые культурные среди них. Об этих людях ещё недавно вспоминали с раздражением и насмешкой. Со временем раздражение стало проходить, а насмешка осталась. Эти записки, как мне кажется, могут помочь без всякой насмешки понять логику этих функционеров, а точнее, тех из них, кто хотел “как лучше”. Действительно, в этих записках совершенно в духе таких функционеров говорится о том, на что следовало бы обратить внимание читателей и на что следует обратить внимание литературоведов. На это можно возразить, что те сами знают, что им интересно.
Но наркотики представляют настолько тяжёлую проблему для страны, что вряд ли эти записки вызовут у кого-то раздражение. Хотя насмешка не исключена.
Тем более что при таком подходе легко перегнуть палку. Скажем, увидеть антинаркотическую тенденцию у А.С.Пушкина в его “Сказке о рыбаке и рыбке”. Хотя в словах: “Что ты, баба, белены объелась?” — можно увидеть неуважение к тем, кто подвергает себя воздействию алкалоидов, содержащихся в белене.
Аналогично можно вспомнить весьма популярную книгу Д.Карнеги “Искусство завоёвывать друзей”. Там (в главе 6) говорится о пузырьке с опием в руках Софьи Андреевны, жены Л.Н. Толстого. Из этого можно сделать далеко идущие выводы, забыв, что Д.Карнеги — несерьёзный источник информации.
Но любопытно, что в 1996? годах в разных, но, к сожалению, малотиражных изданиях были опубликованы статьи, посвящённые наркомании Анны Карениной. Сам факт появления таких статей в наше время хорошо иллюстрирует советские положения о связи искусства и действительности. Ведь литературоведам и раньше было известно про пагубную манию Анны Карениной, но это раньше мало кого интересовало.
Советская политика в области литературы исходила из того, что художественная литература может непосредственно влиять на поведение человека. Так ли это или нет — вопрос спорный. Многие, как генерал МВД, о котором речь шла выше, в этом не сомневаются. Но до абсурда можно довести любую идею. Здесь же мы хотели показать логику тех советских литературных функционеров, которые, не выходя за пределы разумного, старались, чтобы литература приносила непосредственную пользу обществу и государству.