Доклад: Социальная самоорганизация как условие развития местного самоуправления
Чеботарёва В. И., к.ф.н., зав. кафедрой философии и политологии; Загорская О. В., старший преподаватель кафедры философии и политологии
В современной социальной мысли социальная самоорганизация интерпретируется как способность населения к социальному взаимодействию на уровне согласования социальнозначимых целей. Вместе с тем, в диапазоне оценок и влияния социальной самоорганизации можно отметить альтернативы "открытой" и "авторитарной" моделей. Российские исследователи резюмируют особенности европейской самоорганизации в контексте рациональной парадигмы и равенства товарных эквивалентов.
Самоорганизация генерируется разделением экономической и политический сфер, автономностью социального индивида, Бранденбургское право 1583 года даровало вольную городам, исходя из презумпции экономической свободы. "Следы" прагматической свободы видны в современном понимании социальной самоорганизации, описываемой в терминах "способности общества" к коммуникативной рациональности.
Социальная самоорганизация общества - есть результат самовоспроизводства устойчивых структур культурной традиции и коллективной идентичности. Культурная традиция отражает феномен повторяемости, нормативности социального порядка. Европейское сообщество, несмотря на флёр модернизации, ставят смыслоориентиры "отдачи" одобряемых традиций, иными словами, социальный индивид вправе ожидать одинаковой интерпретации социальных действий, языка, слов, жестов. Санкции принуждения референтны в установлении социальных правил. Социальная стабильность производив от самоорганизации, взаимопонимания в рамках конструктивной стандартности. Обладающие властью стремятся, по мнению немецкого социолога Р. Дарендорфа, в сохранении порядка в категориях бюрократической рациональности, норм распределения власти и защиты высокого положения. Индивиды ассимилируются с властью благодаря трансформации индивидов под влиянием адаптивных схем. Самоидентификация о подчиненностью власти создает феномен "асимметричной" самоорганизации, отчуждения качества организации у подавляющего большинства граждан. Социальные взаимозависимости замещаются в контексте бюрократической национальности экономическим, идеологическим, военным принуждением. Социальная самоорганизация основывается на принятии "картин вольностей" в групповом выборе индивидов. Городское самоуправление в средневековой Европе является признаком атрибуции самоответственности. Соревнование различных типов самоуправления - яркий пример самоценности социальной самоорганизации.
В российском обществе социальная самоорганизация формируется под влиянием импульсивной социальной адаптации, допускающей даже "криминальные" методы достижения групповых приоритетов, феномен "коррумпированной власти", о котором так много пишут отечественные журналисты, предсказан правилами "игры в дистрибутивную логику". Стихийность процесса дезинтеграции только на первый взгляд кажется иррациональным: можно считать, что на уровне социальной инфекции приобретаются формы элементарного социального выживания, организация групп людей в коллективности социального "напора".
Отсутствие "экономической" солидарности компенсируется протестно-ритуальными ориентациями, социальная энергия индиви-дов направляется в создание институций деинституциолизированного поведения. Социально-анархистский контекст социальной взаимопомощи не вызывает сомнений: не смотря на зависимость социальной самоорганизации от социального протеста, российское общество все больше оценивает отношения с властью как бесконечно за тянувшуюся игру ирреальных величин. Формы взаимодействия отличаются тем, что в них ритуальность уступает место трансакциям, выражающим интерес стратегии развития. Россияне играют в эти бессознательные игры с властью, получая выигрыш "самозначимости". Социальное беспокойство реально преодолевается в спонтанной готовности к социальной коопераций, сотрудничеству с претворением "малых дел".
В соответствии с этим общественность "маргинализированных" городских общностей получает возможность на примитивном уровне креатировать набор обычаев, позволяющих идентифицировать социальную самооценку и договорную тактику товарных эквивалентов, сходное понимание поведения, координации социальных экспектаций. Можно оценивать шаблонно рамки "приспособления", отказывать им в интерактивности социального действия. Обмен социальными смыслами часто происходит в условиях нарушения коммуникативных стандартов. Но даже смысловая дефиниция "нормы" и "нарушения" участниками социальной самоорганизации способствует укреплению "недирижируемого социального порядка". Социальная самоорганизация может оцениваться как низкая по шкале европейских стандартов: некомпетентность бюрократов делает ее санкцией независимости индивида, исключением силового давления власти.
Со временем вероятна стереотипизация социальной самоорганизации: применительно к социальному поведению возрастает необходимость сохранения в первоначальном состоянии социокультурных норм, что затрудняет динамику социальной организации. Вероятно, изменения связаны с самостоятельностью и несводимостью социальных индивидов к выполнению "предписанных" социальных позиций. Общество уже давно не испытывает тоски по антологическому единству: выявление способов социальной самоорганизации предполагает изменение социальной деятельности, "полиархию" постсоветского социума.