Контрольная работа: Обычное право и закон
Большинство известных законов III–II вв. до н.э. были legesminusquamperfectae или imperfectae. Например, закон Лэтория (lexLaetoria) 200 г., защищавший лиц моложе 25 лет от обмана, сначала предусматривал наказание нарушителя, но позже приводил к последствиям лишь в плане преторского права, то есть стал leximperfecta. Объяснение распространенности таких законов состоит в том, что законы не могли отменить эффект ритуальных форм, в которых совершались нежелательные акты, в плане iuscivile. Legesrogatae в постдецемвиральную эпоху либо вносят дополнения в существующую систему, либо устанавливают наказания за злоупотребление индивидуальной свободой распоряжения, но бессильны отменить формально безупречный акт, отвечающий фундаментальному для iuscivile принципу автономии воли. Ограниченность силы законов ставит их в один ряд с такими средствами развития iuscivile, как интерпретация юристов, преторское право и рескрипты императоров. Предпочтение интерпретаторского пути законодательному связано с естественно-правовым видением позитивной формы права как внешней по отношению к нормативной реальности, данной в самих отношениях людей. Соответственно, форма предстает зависимой непосредственно от этой реальности, а не от другой, пусть более авторитетной, формы того же порядка.
2. Исковая давность
Если законы устанавливают общезначимые ограничения произвола, гарантируя тем самым определенный уровень социальной свободы, то защита актуальных субъективных юридических ситуаций реализуется посредством организованного спора частных лиц при посредничестве особой публичной власти – судебной. Утверждая основанную на законе претензию против другого лица и выявляя в суде обоснованность этой претензии, субъект права добивается признания своего правомочия и воплощает в жизнь положение закона. На практике само существование средств защиты придавало такую действенность норме закона, что одна угроза судебного преследования зачастую обеспечивала беспрепятственное осуществление своего права.
Самостоятельное значение процессуальных средств как источников позитивного права определяется тем, что по содержанию они могут отличаться от той нормы закона, на которой они основаны, предусматривая защиту специфических отношений, в законе прямо не упомянутых.
Термин «legis actio» указывает не столько на формальный источник иска – lexpopuli, сколько на фиксированный характер самого иска: «legeagere» означает «certisverbisagere» – искать в суде посредством определенных слов фиксированного заявления (lexprivata– частного закона), текст которого почитался неизменным, как слова закона («immutabilesproindeatquelegesobservabantur», – Gai., 4,11). Продолжая эту мысль, Гай приводит замечательный пример: responsumest– дан ответ указывает на ответ понтификов на консультации как источник решения) вкладывали в них новый смысл, распространяя действие нормы на не предусмотренные в ней отношения. Так, XII таблиц упоминали только ответственность лица, порубившего деревья; развитие виноградарства поставило проблему защиты, которая была решена, не прибегая к созданию нового иска посредством распространительной интерпретации слов закона. Если Гаи видит в этом случае редкий в его время формализм, то нам следует оценить свободу толкования, которая позволяла понтификам (и республиканским prudentes, но уже менее вольно) расширять сферу защиты, не меняя слов в законных исках. Это явление показывает также, что понятие позитивной формы права не сводится к форме, в которой фиксируется норма: слова иска, оставаясь прежними, получили новое содержание, и отношение, прежде безразличное для законодателя, обрело законное признание.
Зависимость участников древнего процесса от необходимости строго соблюдать фиксированный характер слов иска –исковой формализм – оборачивается уверенностью в положительном решении суда, который столь же связан словами закона, установившего определенную санкцию за нарушение. Такая согласованность материального и процессуального аспектов правовой формы обеспечивает определенность прав и обязанностей, гарантируя одинаковую защиту всех сходных отношений.
Неудобства формализма, связанные с разрывом между словами legisactio и их новым значением, когда участники правоотношений, аналогичных предусмотренным в законе, также вынуждены вкладывать иной смысл в текст своего заявления, компенсировались стойким пиететом перед законом, который позволял воздействовать на противника не прямым указанием на несправедливость его действия, а ссылаясь на общезначимый формальный авторитет.
Исковой формализм предполагает широкую распространенность юридических знаний. Проигрыш дела при неправильно составленном иске маловероятен: такой иск не был бы принят к рассмотрению как несуществующий. Деление процесса на две части приводит к тому, что к судье дело попадает только, если спор признан достойным рассмотрения судящим магистратом. Если в современном Гаю процессе performulas иск дает претор, направляя дело к судье, то в эпоху legisactiones надлежащее оформление дела, а значит, и интерпретация содержания иска, предшествовало первой фазе процесса.
Составленные в IV в. до н.э., legisactiones стали восприниматься наравне с законами как составная часть iuscivile (D. 1,2,2,6: «pars iuris»). Отсюда – практика обнародования формул исков подобно законам.
В то же время legisactiones как форма позитивного права существенно отличаются от законов: если последние имеют значение как таковые, то иски (formaagendi) – только когда их применяют. Помимо прикладного значения, самостоятельность этой формы ограничена ее зависимостью от интерпретаторской деятельности понтификов, то есть от другого источника позитивного права – авторитета юристов.
3. Правовое положение латинов и перегринов
Гражданская эксклюзивность iuscivile, которая была доступна исключительно римским гражданам, предопределяла особый гражданско-правовой статус неграждан (hostes, peregrini), допустимость правильных сделок с которыми – commercium – специально устанавливалась законом. Уже законы XII таблиц предусматривали доступность торжественных юридических актов («iusman <cipii>» – Fest., p. 472 Lindsay ) некоторым категориям иностранцев (FORT1 SANATI– XII tab., 1,5), связанных с римским народом договором о дружбе (amicitia– Fest., р. 474 L), а также возможность судебного разбирательства с чужестранцем (STATUSDIESCUMHOSTE– Cic., deoff., 1,12,37; Fest., p. 414 L). Постепенно вырабатывается общая дифференциация иностранцев по категориям в соответствии с их статусом. На место аморфного «hostis», ситуативно обозначавшего то друга, то воюющего врага («perduellis» – Varro., de 1. 1., 5,3; D. 50,16,234 рг), приходит терминологическая определенность в различении степени близости прав иностранцев к правам римских граждан.
Наибольшей близостью к римским гражданам отличались Latini prisci (древние латины) – граждане городов в Лации, которые входили в Латинскую лигу во главе с Римом и после ее распада в 338 г. до н.э. удержали те права, которыми их общины пользовались с 493 г. до н.э. по foedusCassianum. Эти латины располагали «правом заключать сделки iuriscivilis с римлянами (iuscommercii ), селиться в Риме (как и в любом другом городе Лиги), становясь римскими оажданами (iusmigrandi ), а также вступать в законный брак с римлянами (ius conubii ).
В эпоху Республики (до середины 11 в. до н.э.) римляне создавали на завоеванных землях колонии, наделяя колонистов статусом латинских граждан – coloniiciviumLatinorum. После 338 г. граждане этих колоний стали рассматриваться как особая категория – Latini coloniarii . Располагая iuscommercii и iusmigrandi, они обычно были лишены iusconubii (если оно им не было специально предоставлено – Gai. 1,56–57; Dip., Reg., 5,4). В эту эпоху латины, достигшие высших должностей в своих общинах, получали римское гражданство (Gai., 1,96) и могли продолжить политическую карьеру в Риме: так называемоеius honorum . Результатом было фактическое двойное гражданство политической элиты (ordodecurionum) латинских городов и колоний, которое, однако, не воспринималось таким образом (Cic., proBalb., 45), поскольку сами Latinicoloniarii были обычно выходцами из Рима. Если добавить к этомуius suffragii – право голосовать в народном собрании в Риме (в случае присутствия), которым располагали граждане латинских городов и колоний, – станет понятно, насколько несущественным было различие между римским и латинским гражданством, почему одно беспрепятственно переходило в другое.
Основным критерием различения предстает фактическое место жительства и связанная с этим принадлежность к определенной гражданской общине (civitas). Г1ереселившись в латинскую колонию, римлянин становился латинским гражданином, но был свободен вернуться в Рим (Fest., р. 244 L). Близость двух статусов особенно наглядна в правилах, определяющих гражданский статус вольноотпущенника.
Вольноотпущенники, получившие латинский статус (LatiniAeliani), могли легко добиться римского гражданства, вступив в законный брак: те, кто был моложе 30 лет – уже по закону Элия Сенция (Gai., 1,28–29), а при Веспасиане – и все остальные, по SCPegasianum (Gai., 1,31). Ребенок от брака латина с римской гражданкой, по постановлению сената, принятому по инициативе Адриана (auctoredivoHadriano– Gai., 1,30), рождался римским гражданином. Переход латинов в римское гражданство регулировался и конституциями принцепсов: от Клавдия до Траяна (Gai., 1,32–34; FV., 233; 235; lexSalp., 22–23), которые, увязывая эту привилегию с различными видами хозяйственной активности, предусматривали все новые способы перемены статуса.
Предоставление прав римского гражданства в результате Союзнической войны (bellumItalicum) 91–89 гг. до н.э. всем латинам (по lexlulia 90 г. до н.э.), а затем всем италикам (по lexPlautiaPapiria 89 г. до н.э.) повлекло распространение латинского гражданства за пределы Апеннинского полуострова, где оно было предоставлено свободным жителям Цизальпийской Галлии, Сицилии, а при Веспасиане – обеих испанских провинций (Plin., N. Н., 3,30) с соответствующей реорганизацией местного самоуправления в латинские муниципии по модели municipiumciviumRomanorum.
Базовой правовой системой в новых латинских общинах было римское iuscivile (lexIrnitana, 93), тогда как специфика политической организации и судебной власти определялась единообразным муниципальным законом (условно называемым lexFlaviamunicipalis). Римские правовые институты регулировали и отношения между латинами и римскими гражданами, как имущественные, так и личные.
Заметной спецификой отличалось положениеLatini luniani – вольноотпущенников, получивших статус свободных по lexluniaNorbana. Эту категорию составляли лица, не принадлежавшие к какой-либо латинской общине, – их латинский статус, таким образом, просто выражал дефектность их положения в системе гражданских связей (Gai., 3,56). Latiniluniani не располагали iusconubii и не имели ни активной, ни пассивной testamentifactio (права завещать или получать по завещанию) в отношении римских граждан. В остальном они были вполне правоспособны (могли даже приобретать наследство от римских граждан по универсальному фидеикомиссу – Cai 2,275), а в отношениях с латинами, которые также регулировались римским правом, их особый статус не создавал никаких ограничений.
Основное население провинций (и Италии до Союзнической войны) не имело прав римского или латинского гражданства. Гражданские общины провинций были связаны с Римом договорами, которые определяли степень их автономии. При этом различались формально независимые общины – civitates peregrinae liberae et foeredatae (или sinefoedereliberae); подчиненные общины («civitatesnostroiureobstrictae» – Plin., Epist., 10,93), пользовавшиеся автономией, и покоренные общины ( peregrini dediticii ), поставленные под прямое управление римской провинциальной администрации.
Граждане автономных общин – peregrinialicuiuscivitatis– жили по собственному местному праву. Население общин, лишенных автономии, –peregrini nullius civitatis (чужестранцы, не принадлежащие к гражданским общинам) – было подчинено власти римского наместника, чей imperium не встречал здесь формальных ограничений. На практике, однако, продолжали применяться нормы местного права –iura peregrinorum . Любой перегрин мог прибегнуть к суду римского провинциального магистрата, и его дело рассматривалось по нормам ius gentium или iushonorarium, принятым в данной провинции.
Особые случаи искусственного придания лицу статуса перегри-на без отечества – в результате осуждения уголовным судом (apolides) или отпущения на волю раба-преступника (dediticiiAeliani) – создают ситуации нормативно чистого воплощения этого понятия: не принадлежа ни к какой общине (даже к покоренной), эти лица могли рассчитывать лишь на применение к ним норм iusgentium (D. 32,2,3; 48,19,17,1; Ulp» Reg., 20,14).
Положение кардинально меняется с изданием эдикта Каракаллы ( constitutio Antoniniana ) 212 г., предоставившего римское гражданство всему населению Империи. Civitatesperegrinae всех типов исчезают, и iuscivile становится основной правовой системой в Средиземноморье, хотя в Восточных провинциях, где существовала многовековая правовая культура, продолжают применяться местные нормы. Римскими гражданами становятся даже жители сельской местности, не принадлежавшие никакой civitas: папирологический материал засвидетельствовал распространение среди этой категории населения римской ономастической системы (praenomen– nomen– cognomen) уже в первой половине III в., что указывает на появление у них статуса civesRomani.
Вопреки господствовавшему прежде мнению Т. Моммзена о том, что constitutioAntoniniana не распространялась на peregrininulliuscivitatis (peregrinidediticii), следует – вместе с большинством современных исследователей – полагать, что исключение было сделано только для dediticiiAeliani и Latiniluniani. Папирус с текстом эдикта (Р. Giess., 1, n 40 = FIRA, I, p. 445 sqq) испорчен в том месте, где говорится о dediticii которым отказано в римском гражданстве, но Юстиниан, отменяя «liberlasdediticia» (С. 7,5,1, а. 530), знает только эту категорию неграждан. Латинское гражданство – как «libertaslatina» – было отменено в 531 г. (С. 7,6,1). Оба исключения связаны с особым типом свободного состояния – pessimalibertas, – который предполагает и специфику гражданского статуса. Сопряжение свободы и гражданства, связанное с публичным основанием обоих институтов, находит в этом примере одно из наиболее выразительных проявлений.
4. Личные и имущественные отношения между супругами
Брак (nupliae, matrimonium) как социально значимый союз мужчины и женщины определяет правовое положение детей, рожденных в этом союзе, имущественные отношения между супругами и их наследственные права. По отношению к этим правам брак предстает юридическим фактом, однако вступление в такой союз зависит от воли будущих супругов и является юридической сделкой. Брак – это правовой институт, в котором акцентирован публичный момент личности римского гражданина. Так, плен – как гипотеза безусловной утраты связи римского гражданина с Римским государством – прекращает брак настолько, что даже при совместном пленении супругов дети, рожденные в плену, не являются рожденными в правильном браке. Лишь в начале III в. императоры Септимий Север и Каракалла постановили (С. 8,50,1), что после возвращения супругов из плена дети, прижитые в плену, считаются законными и подпадают под patnapotestas. Смерть отца в плену исключала для таких детей возможность войти в его семейство, и они наследовали положение матери (D. 49,15,9; 38,17,1,3). После возвращения из плена супруги могли восстановить брак, но это был бы уже новый брак. В этом отношении (как и в случае владения – D. 41,2,23,1) автоматического восстановления брака в силу iuspostliminii не происходило (D. 49, 15,8).
Строго индивидуальный характер брака сказался в том, что юристы рассматривают индивидуальную волю –affectio roarita is намерение состоять в браке) – как существенную в структуре института. При длительной отлучке супруга (например, в связи с исполнением государственной должности проконсула – Dip. D. 24,1,32,13) брак сохранялся благодаря психологической связи.
Утрата этого намерения на любом этапе совместной жизни прекращает брак. Таким образом, брак основан наconsensus perseverans (продолжающемся согласии), но им, конечно, не исчерпывается.
Следует различать брак и переход во власть мужа ( conventio in manum mariti ), благодаря которому супруга оказывалась в potestas самого мужа (называемой в этом случае «manus»), либо в potestas домовладыки мужа, если он сам состоял во власти. В древности заключение брака с необходимостью сопровождалось переходом в семейство мужа, отсюда – получившая неоправданное распространение концепция, различающая брак cummanu (mariti) и брак sinemanu. Брак, не сопровождавшийся переходом во власть мужа, становится в классическую эпоху единственной формой супружеского союза.