Курсовая работа: Заведомо ложный донос в уголовном праве РФ
В XV - XVI вв. в Московском государстве создается определенная совокупность правовых норм, запрещающих ряд злоупотреблений судебных чиновников. Начинают проявляться справедливое правосудие и соблюдение прав личности в процессе его осуществления. Однако сам процесс судебного разбирательства был еще далек от цивилизованного его осуществления и характеризовался рядом антигуманных способов проведения.
Значительные реформы в сфере судопроизводства, уголовного, уголовно-процессуального права произошли во времена правления Петра I. Именной Указ 1697 г. «Об отмене в судных делах очных ставок, о бытии вместо оных расспросу и розыску, о свидетелях, об отводе оных, о присяге, о наказании лжесвидетелей и о пошлинных деньгах» полностью заменил состязательный суд розыском, расследованием, осуществляемыми специальными государственными чиновникам. Положительная сторона такого порядка состояла в определенном обеспечении объективности судебного решения, которое теперь не зависело от риторических и финансовых возможностей сторон. С другой стороны, не соблюдались в достаточной мере интересы личности. Царицей доказательств стало считаться признание, а пытка служила лучшим способом его получения.
К началу XX столетия в уголовном праве Российского государства складывается система уголовно-правовых норм, направленных на обеспечение правильной деятельности органов, отправляющих правосудие, закладываются принципы защиты законных интересов любых участников судопроизводства, а также атрибуты, способствующие установлению истины в процессе.
Первое законодательство послереволюционного периода характеризовалось тем, что не всегда соблюдались правовые гарантии безопасности, соблюдения чести и достоинства его субъектов. Судьи руководствовались революционным правосознанием, при отправлении правосудия во внимание принимали вопросы социального происхождения, воспитания, образования, профессии участника судопроизводства. Нередко обвинительные приговоры выносились в отсутствие должных доказательств по причине только дворянского происхождения подсудимого.
В первом УК РСФСР 1922 г. не было самостоятельной главы о преступлениях против правосудия. Нормы о таких преступлениях содержались в разных главах. В разделе 1 «О контрреволюционных преступлениях» главы «Государственные преступления» устанавливалась ответственность за укрывательство контрреволюционных преступлений. В разделе 2 «О преступлениях против порядка управления» этой же главы закреплялась ответственность за недонесение о достоверно известных предстоящих и совершенных преступлениях; освобождение арестованного из-под стражи или из места заключения или содействие его побегу; побег арестованного из-под стражи или из места заключения, учиненный посредством подкопа, взлома и вообще повреждения затворов, стен и т.п.
Уголовный кодекс РСФСР 1926 г. также не имел специальной главы о преступлениях против правосудия. Рассматриваемые деяния содержались в основном в гл. II «Преступления против порядка управления» и гл. III «Должностные (служебные) преступления». К числу преступлений против правосудия относились: незаконное освобождение арестованного из-под стражи или из мест заключения или содействие его побегу; побег арестованного из-под стражи или места заключения, а равно возвращение в запрещенные для проживания места, побег с места обязательного поселения или с пути следования к нему; уклонение свидетеля от явки или отказ от дачи показаний, уклонение эксперта, переводчика или понятого от явки или отказ от исполнения обязанностей, а равно воспрепятствование явке к исполнению обязанностей народного заседателя; заведомо ложный донос, заведомо ложное показание; оглашение данных предварительного следствия, дознания или ревизионного обследования; постановление судьями из корыстных или иных личных видов неправосудного приговора, решения или определения; незаконное задержание или незаконный привод; разглашение, сообщение, передача должностным лицом сведений, не подлежащих оглашению. Глава VII «Имущественные преступления» включала норму о присвоении чужого имущества, вверенного для определенной цели, или растрате этого имущества.
Впервые в истории советского периода в УК РСФСР 1960 г. была выделена особая глава «Преступления против правосудия». Данная глава включала преступления против правосудия, понимаемые не в узком смысле как деяния против деятельности судов по разрешению уголовных и гражданских дел, а рассматриваемые в широком понимании правосудия. Это позволило свести к единому объекту уголовно-правовой охраны деятельность судов, органов прокуратуры, следствия, дознания, исправительно-трудовых учреждений, организаций и отдельных лиц в сфере установления истины по делу, обоснованного принятия судебного решения и его исполнения.
В первоначальной редакции УК РСФСР 1960 г. включал 15 статей об ответственности за преступления против правосудия. Они включали преступления должностных лиц, препятствующие правильному отправлению правосудия, и преступления иных субъектов. К первой группе посягательств относились: привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности; вынесение заведомо неправосудного приговора, решения, определения или постановления; заведомо незаконный арест или задержание; принуждение к даче показаний. Вторая группа преступлений включала: заведомо ложный донос; заведомо ложное показание; отказ или уклонение свидетеля или потерпевшего от дачи показаний или эксперта от дачи заключения; понуждение свидетеля или потерпевшего к даче ложных показаний или эксперта к даче ложного заключения либо подкуп этих лиц; побег из мест лишения свободы, предварительного заключения или из-под стражи и др.
Такое построение системы преступлений против правосудия с выделением деяний, связанных со злоупотреблением или превышением должностных полномочий при осуществлении правосудия со стороны его представителей, и деяний иных лиц способствовало существованию в течение многих десятилетий взгляда о системе преступлений против правосудия, в основу которой был положен субъект преступления.
Начавшаяся в конце 80-х - нач. 90-х гг. прошлого столетия реформа законодательства, реализация принципа разделения властей, необходимость обеспечения самостоятельности и незыблемости судебной власти потребовали применения и специальных уголовно-правовых средств защиты представителей судебной власти, осуществляющих правосудие.
Закон СССР «Об ответственности за неуважение к суду» от 2 ноября 1989 г. установил уголовную ответственность за ряд посягательств против судьи, народного или присяжного заседателя. Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 11 декабря 1989 г. дополнил УК РСФСР ст. ст. 176.1, 176.2 и 176.3 об ответственности за вмешательство в разрешение судебных дел, угрозу по отношению к судье, народному или присяжному заседателю и за оскорбление судьи, народного или присяжного заседателя.
В последующие годы нормы главы о преступлениях против правосудия неоднократно подвергались изменениям. В основном изменения и дополнения касались необходимости обеспечить должную защиту лиц, непосредственно отправляющих правосудие. Кроме того, на нормах рассматриваемой главы отразились и происшедшие изменения в социально-экономических, идеологических и политических общественных отношениях. Так, например, была отменена ответственность за самовольное возвращение высланного в места, запрещенные для проживания (ст. 187 УК РСФСР), в связи с исключением из системы наказаний ссылки и высылки. Ложный донос всегда признавался опасным преступлением. Об этом свидетельствует анализ памятников отечественного права.
2. Уголовно-правовая квалификация заведомо ложного доноса
Любое лицо, если ему стало известно что-либо о совершенном или подготовляемом преступлении, может сообщить об этом в правоохранительные органы. Это не только является гражданским долгом, но и способствует быстрому раскрытию преступлений (часто по «горячим следам»), предупреждению наступления тяжких последствий или продолжения преступной деятельности (совершения новых преступлений).
С момента возбуждения уголовного дела органы правосудия вправе проводить расследование, привлекать лиц в качестве подозреваемых и обвиняемых, применять меры пресечения, в том числе, заключение под стражу, иные меры процессуального принуждения.
Все это свидетельствует о важности получения органами правосудия правдивых, достоверных сведений о преступлении. Общественная опасность заведомо ложного доноса заключается, таким образом, как в том, что соответствующие органы государства отвлекаются от раскрытия и расследования действительно совершенных преступлений, так и в возможном применении процессуальных мер принуждения в отношении невиновных, и даже привлечении их к уголовной ответственности и осуждении. Однако заведомо ложный донос нельзя относить к преступлениям, посягающим на общественные отношения по обеспечению в ходе получения доказательств прав человека и гражданина. Совершение этого деяния не предполагает обязательное указание на определенное лицо. Нельзя согласиться с мнением Мальцева В., что ложный донос означает ложное обвинение в совершении какого-либо преступления отдельным лицом. Рассматриваемое деяние предполагает ложное сообщение о факте совершения общественно опасного деяния, запрещенного УК под угрозой наказания. Поэтому правы те авторы, которые отмечают, что вовсе не требуется, чтобы в этом сообщении содержалось указание на конкретное лицо.
Таким образом, непосредственным объектом заведомо ложного доноса являются общественные отношения по обеспечению поступления в распоряжение органов правосудия достоверных сведений о преступлениях.
Что же касается прав и интересов личности, то вред рассматриваемым деянием им причиняется не всегда. Поэтому нельзя расценивать их в качестве дополнительного непосредственного объекта.
В данном случае, как правильно отмечает Л.В. Лобанова, речь должна идти о факультативном дополнительном объекте заведомо ложного доноса. Разумеется, в случае, когда лжедоносчик указывает на конкретное лицо, опасность такого деяния повышается. На степень общественной опасности заведомо ложного доноса влияет и то, «в совершении какого преступления обвиняется невиновный и насколько «обоснован» и «убедителен» ложный донос». Так, по сведениям С. Юдушкина, во многих случаях для ложного доноса выбираются или наиболее распространенные преступления, такие как против собственности граждан (26,6%) и общественного порядка (20%), или наиболее сложные по оценке доказательственного материала, например, половые (21,6%), что усиливает трудность разоблачения доносчика. По утверждению этого же автора, о внешней убедительности, а, следовательно, и опасности ложных доносов говорит и тот факт, что по 36,7% таких заявлений были возбуждены уголовные дела. Причем больше половины доносов (63,2%) связано с делами о тяжких преступлениях, т.е. направлено на применение к невиновным самого сурового наказания. Думается, в настоящее время ситуация мало изменилась, скорее - еще более усугубилась.
Анализ объективной стороны заведомо ложного доноса вызывает целый ряд дискуссионных вопросов, которые по-разному разрешаются в литературе. Во многом это связано с тем, что по законодательной конструкции диспозиция ст.306 УК РФ является простой (или назывной), т.е. не содержит описания признаков деяния. В литературе справедливо отмечается, что простая диспозиция должна применяться при конструировании уголовно-правовых норм лишь в тех случаях, когда смысл преступного посягательства ясен без специального пояснения в законе. Однако этого нельзя сказать о заведомо ложном доносе. Данное преступление с объективной стороны представляет собой ложное сообщение (устное или письменное) о факте совершения преступления. В связи со сказанным возникает ряд вопросов. О чем и в какой форме должен быть сделан ложный донос, чтобы его можно было считать преступлением? Кто адресат этих сведений? С какого момента преступление считается оконченным?
По нашему мнению, является правильной точка зрения М.И. Ковалева, выделяющего два вида доноса: донос о факте преступления, которого в действительности не было, без указания на конкретное лицо, будто бы совершившее его, и донос с указанием на такое лицо.
Отметим, что указание на конкретное лицо не обязательно для квалификации деяния по ст.306 УК РФ. Достаточно лишь установить объективную ложность сообщенных сведений о преступлении. Виновный может представлять полностью вымышленные сведения о событии преступления либо ложно указывать на конкретное лицо как на якобы участника (исполнителя, организатора, пособника и др.) преступления, которое реально совершено, обвинять лицо в совершении более тяжкого преступления, чем то, которое оно совершило и т.д. Ложность сообщаемых сведений может касаться и отдельных обстоятельств совершения преступления (формы вины, орудия преступления и т.д.) либо признаков лица, его совершившего, т.е. сообщаемые сведения могут не соответствовать действительности лишь частично. Если донос содержит какие-либо сведения, не соответствующие действительности и касающиеся фактических обстоятельств совершения преступления, его можно считать ложным, потому что он препятствует достоверному установлению истины. В данном случае необходимо, чтобы эти ложные сведения содержали основание для возбуждения уголовного дела, а именно признаки какого-либо состава преступления. Сообщение ложных сведений, касающихся юридической квалификации, но не содержащих указания на фактическую сторону деяния, его конкретные обстоятельства, не образует заведомо ложного доноса. Сведения должны касаться именно совершения преступления. Статьей 306 УК РФ не охватываются случаи ложного сообщения об административном или ином правонарушении. Можно согласиться с А.Кузнецовым, что в тех случаях, когда ложный донос о совершении административного или иного правонарушения, например, мелкого хулиганства, соединен с распространением о потерпевшем заведомо ложных, позорящих измышлений, содеянное надлежит рассматривать как клевету.
В литературе нет единства мнений и по поводу адресата заведомо ложного доноса. Можно выделить две позиции по этому вопросу. Одна группа авторов придерживается точки зрения, что заведомо ложный донос о совершении преступления может быть направлен только в государственные органы, полномочные осуществлять уголовное преследование: органы дознания, следствия, прокуратуру, суд.
Другие авторы выступают за более широкий перечень адресатов заведомо ложного доноса, включая в него не только правоохранительные органы и суд, но и иные государственные органы и общественные организации, которые могут принять меры, чтобы по этим сведениям было возбуждено уголовное дело, в частности, передать их в компетентные органы.
Думается, что корень проблемы заключается в том, чтобы определить: необходимо ли для квалификации заведомо ложного доноса вступление лжедоносчика в процессуальные отношения по поводу возбуждения уголовного дела или же такой необходимости нет. От решения этого вопроса зависит, на наш взгляд, и определение объекта посягательства и отграничение от других составов преступлений, схожих по объективной стороне, предусмотренных, в частности ст.129 УК РФ и ст.207 УК РФ.
В связи с вышеуказанным представляется правильной первая точка зрения. Допустим, правы те авторы, которые считают, что ложный донос может быть сделан не только судебно-следственным, но и иным органам и общественным организациям, которые правомочны «давать органам дознания и следствия указания о проверке сообщений…», «призванным бороться с правонарушениями». Однако такая аргументация вызывает возражения. Во-первых, указания органам следствия и дознания может давать прокурор или суд (и то лишь по определенным вопросам), но не иные органы и организации. Это вытекает из принципа независимости расследования. Во-вторых, если исходить из толкования ст.141 УПК РФ, правом представлять сведения о преступлениях органам правосудия обладает неограниченный круг организаций, а также граждан. Поэтому, если довести до логического завершения точку зрения о том, что заведомо ложный донос может быть сделан не только органам, правомочным возбуждать уголовное дело, то его адресатами могут быть любые органы, организации, физические лица, поскольку они тоже могут передать соответствующую информацию в правоохранительные органы или суд.
Еще один аргумент критикуемой нами позиции заключается в том, что достаточно, чтобы у виновного была цель возбудить уголовное дело, которая и свидетельствует о посягательстве на интересы правосудия и является отличительным признаком от иных преступлений, например, клеветы. Но разве у лица не может быть уверенности в том, что уголовное дело по ложному доносу будет возбуждено, если оно сообщает ложные сведения о преступлении, например, гражданину с активной жизненной позицией, о котором известно, что он не может не сообщить об этом в органы правосудия? Аналогичным примером является сообщение правозащитной организации сведений, касающихся, допустим, злоупотреблений должностных лиц призывной комиссии.
Специфика заведомо ложного доноса как преступления против правосудия предполагает, что он может быть сделан только органам, которые правомочны возбудить уголовное дело. В соответствии со ст. 144 УПК РФ в компетенцию этих органов входит как проверка поступивших заявлений и сообщений, так и принятие по ним одного из трех решений:
- о возбуждении уголовного дела;