Реферат: Движения декабристов
Неужели непонятно, что в конечном счете это было выгодно не собеседнику, а самому Завалишину. И здесь впору было бы порассуждать о соотношении политики и нравственности. Но Шешин этого не делает и дает приведенным фактам свое объяснение: "Убеждая всех в выгодности распространения Ордена Восстановления, Завалишин почти [?] не обманывал своих собеседников. Ведь целью Ордена было всеобщее благоденствие, выгодное для всех. Оставалось только "разделить" эти выгоды и каждому сообщать только о том, что приобретает он. Вот почему в словах Завалишина не было прямого [?] обмана..." (там же). Тем не менее в заключении первой статьи Шешин вынужден признать: "Правда, великий магистр (Завалишин. - М.Р.) обманывал своих собеседников, завлекая в якобы давно существующий всемирный Орден, но так поступали и другие основатели и руководители тайных обществ" (там же, с. 43). Вот и вся правда. Так и хочется спросить автора: неужели это относится и к основателям тех "декабристских" обществ, что отобрали для своей статьи Пушкина и Ильин?
Нельзя не обратить внимания и на то, что, по мнению Шешина, такое поведение Завалишина "кажется недопустимыми колебаниями" только "с точки зрения человека XX века". Для людей же начала XIX в., под знаменами просветителей "боровшихся за всеобщее благоденствие", это было "вполне естественно" (там же, с. 33). Вот так. Но этого мало. Завалишин, который, поверим Шешину, "видел, что всюду тайно или явно идет борьба между правительствами и революционерами" (там же, с. 36), обязан был срочно предложить что-то радикальное для достижения "всеобщего благоденствия", чтобы "всюду распространилась бы христианская нравственность". И он такое средство находит: "Очистить Россию от буйных (имеются в виду революционеры. - М.Р.) людей, доставя пищу беспокойному их характеру вне отечества и заставя служить их ему в другом месте" (там же, с. 37). Оригинальный способ достижения "всеобщего благоденствия", не правда ли?
К сожалению, ограниченный объем настоящего отклика не позволяет подробно остановиться на всех материалах, представляющих интерес не только для специалистов, но и для широкого круга читателей. Среди них как большую удачу назовем публикацию Т.Н. Жуковской "Зимние тетради", включающую переписку известного мемуариста екатерининской поры Андрея Тимофеевича Болотова, его сына Павла и внуков Михаила и Алексея. Именно последний и был непосредственным очевидцем событий 14 декабря, и его письма, содержащие малоизвестные детали этого небывалого для России события, а также ответная реакция провинциальных корреспондентов дают богатую пищу для изучения умонастроений просвещенной части русского дворянства.
Не меньший интерес вызывают "Записки очевидцев 14 декабря 1825 г." (III, с. 9-59). Среди них бывшие адъютанты Николая I В.А. Перовский, В.Ф. Адлерберг, А.А. Кавелин, а также граф Д.Н. Блудов и генерал-адъютант А.Ф. Орлов (публикация подготовлена Т.В. Андреевой и Т.Н. Жуковской). Записки эти, справедливо отмечают публикаторы, ценны не только как мемуарные свидетельства непосредственных участников событий (причем главных действующих лиц со стороны власти), но, что не менее важно, и как документальный пласт, позволяющий реконструировать методы работы М.А. Корфа над его знаменитой, государственного значения книгой "Восшествие на престол императора Николая I".
"Что за прелесть!" - обязательно воскликнут многие после прочтения 23-х писем Марии Николаевны Волконской из Нерчинска, Читы и Петровска, опубликованных в третьем выпуске сборника. Все они адресованы В.А. Муравьевой, так и не решившейся оставить троих своих маленьких сыновей и отправиться к мужу в Сибирь. М.Н. Волконская через эти письма долгое время была единственным связующим звеном между разлученными супругами. Письма, подготовленные к печати Т.Г. Любарской, представляют, как точно сказал внук декабриста С.Г. Волконского, С.М. Волконский, особую "ценность... в раскрытии бытовой и психологической стороны той удивительной эпохи и тех удивительных людей". Эти письма еще и еще раз подтверждают незаурядность личности М.Н. Волконской.
Практически впервые в научный оборот вводятся 14 писем из обширного эпистолярного наследия семьи Пестелей (II, с. 78-125. Публикация подготовлена Н.А. Соколовой). Письма родителей П.И. Пестеля относятся к 1812-1814 гг., когда только что выпущенный из Пажеского корпуса прапорщиком будущий декабрист отбыл в Главную квартиру в Вильно. Они содержат уникальные сведения о взглядах членов семьи (у Павла Пестеля было двое братьев - Борис и Владимир), быте, круге общения, о живой их реакции на события внутри- и внешнеполитической жизни страны и т.д.
Редкая по откровенности характеристика П.И. Пестеля и столь же необычное признание об отношении к нему и к планам декабристов А.А. Бестужева приводятся в "Источниковедческих заметках" Г.А. Невелева (там же, с. 126-136). В них по автографу восстанавливаются неопубликованные фрагменты рассказа А.А. Бестужева, записанные Н.С. Щукиным в январе 1829 г. в Якутске. Вот один из них: "Признаться, что наш заговор состоял преимущественно в болтовне, существенного мы ничего не сделали, да и не делали. Зато на юге дело шло серьезнее. Там ужаснейший честолюбец Пестель написал даже Русскую правду, или устройство правления, но эта Русская правда была написана на французском языке. Хорош же патриот Пестель! Он знал, что при государственных переворотах выдаются вперед глубокие умы и решительные характеры, а как себя считал он вторым Наполеоном, то был уверен, что непременно будет сперва президентом временного правительства, а потом и государем. Признаться, и все мы были не чужды этой обольстительной мысли. Каждого из нас тяготила подчиненность и жажда повелевать другими, а заговорщики все были 22-летние юноши" (там же, с. 128). Надо ли пояснять, почему была осуществлена редакционная купюра в публикации 1976 г. (5)? В ней, кстати, отсутствует и описание А.А. Бестужевым подробностей казни пятерых декабристов, видимо, по причине его натуралистичности (там же, с. 129). Заметим, однако, что приведенные тексты нуждались в соответствующих комментариях, но их, к сожалению, нет.
В других своих "Источниковедческих заметках" (I, с. 4-10) Г.А. Невелев проливает дополнительный свет на, казалось бы, уже хорошо известные события и факты - политическую манифестацию в память о декабристах в январе 1831 г. в Варшаве, обстоятельства составления в корыстных целях пригретым российским правительством французом П. Лакруа восьмитомной "Истории императора Николая I" при живейшем участии М.А. Корфа, на иконографию С.И. Муравьева-Апостола. Здесь же публикуется документ (письмо) под заголовком "Автограф Николая I (орфография подлинника)". Но это не автограф, а копия, выполненная В.В. Стасовым, о чем пишет и сам публикатор в вводной части своих заметок. К тому же письмо принадлежит вел. кн. Николаю Павловичу, а не императору. Наконец, поскольку подлинник считается утраченным, то орфография точно уж не "подлинника", а ее копии. Сильно смущает отсутствие (как и в предыдущих заметках) каких-либо текстологических комментариев, хотя в письме есть немало "темных" для читателя мест.
Главная особенность раздела "Исследования" - преобладание в нем небольших по объему материалов на сугубо конкретные темы. Их содержание в большинстве случаев абсолютно точно отвечает авторским заголовкам и, кажется, ни на что большее не претендует: "Декабристы и военные поселения" В.В. Лапина, "Позиция С.П. Трубецкого в условиях политического кризиса междуцарствия" Н.Д. Потаповой, "Александр I: 1825 год" Т.В. Андреевой, "14 декабря 1825 года - один день жизни императора Николая Павловича" П.В. Выскочкова (все в вып. I), "Противостояние: Константин и Николай" Т.В. Андреевой (вып. II). Показательно, что в материалах, освещающих события междуцарствия, никто из авторов не спешит присоединиться к экстравагантному взгляду М.М. Сафонова, считающего, что в числе тайных претендентов на трон была и сама вдовствующая императрица Мария Федоровна, которая в связке с М.А. Милорадовичем скрытно "работала" для захвата власти и за спиной которой стояли как "немецкая партия", так и видные пайщики Российско-Американской компании. И все же они делают реверанс в сторону Сафонова (в его работах якобы "стал проявляться новый подход") и не решаются вступать с ним в полемику Впрочем, особой нужды в полемике, пожалуй, и нет, ибо все имеющиеся факты прямо-таки вопиют против подобного "нового подхода".
Завершить разговор о теме междуцарствия имеет смысл заключительными словами из статьи Т.В. Андреевой, подводящими некоторый итог давним спорам: "Все заинтересованные лица отнеслись к проблеме престолонаследия, как будто дело
касалось "маленького семейного достояния", а не судьбы страны. В итоге царствующая династия, стремящаяся скрыть от общества свои планы и замыслы, полагая, что решение наиболее важных государственных проблем и, в первую очередь, вопроса с наследовании Российского трона является только ее прерогативой, а не основополагающего законодательства, сама спровоцировала политический кризис" (там же с. 205-206). Напомню в этой связи свидетельство наблюдательного современник; А.Е. Розена о том, что после известия о неожиданной смерти Александра I в Таганроге "чувство скорби взяло верх над всеми другими чувствами - и начальники и войска так же грустно и спокойно присягнули бы Николаю, если бы воля Александра I была им сообщена законным порядком" (6). Думается, что спорящим вокруг сюжета междуцарствия сторонам как раз не достает спокойной рассудительности и взвешенности эстляндского барона.
В разделе "Исследования" помещены также статьи "Северный филиал Южного общества декабристов" С.Н. Коржова (о ней ниже) и "От декабризма к осведомительству: заметки к биографии Якова Николаевича Толстого" Л.А. Булгаковой (вып. III). В последней автору на примере неординарной судьбы своего героя удалось убедительно показать, что между властью и оппозицией не было "непроходимой пропасти" в условиях, когда "дилеммы - служить могущественному монарху или же, рискуя жизнью, вр?