Реферат: Дворянская патерналистская монархия XVIII в.
Таким образом, в первой четверти XVIII в. идея государства из преимущественно религиозной превратилась в идею преимущественно светскую. Сравнение обоснований самодержавия, выставленных интеллектуалами Ивана Грозного и Петра I, ясно обнаруживает огромной важности сдвиг если не в массовом политическом сознании, то по крайней мере в сознании элиты. Как уже указывалось, самодержавие Ивана Грозного обосновывалось фантастическими легендами о его происхождении от брата римского императора Августа и передачей византийским императором Константином царских регалий его предку, Владимиру Мономаху. Обоснования имели явно магический характер — использовался прием имитативной магии, которая исходит из того, что подобное производит подобное или следствие похоже на причину. Обоснование Петра I — теория договора — имело рациональный характер.
Новым моментом в народном политическом сознании XVIII в. стало отделении его сударя от государства в смысле административного аппарата, понимание их как двух разных субъектов. Примерно до конца XVII в. в массовом народном сознании эти понятия не разделялись. В XVIII в. по мере развития государственного аппарата и отделения государя от народа, по мере усиления крепостного права и выделения дворянства в привилегированное сословие в народном сознании государь мало-помалу стал отделяться от государства как аппарата принуждения, как совокупности чиновников, стоящих между народом и государем. Понятие «государство» как нечто отличное от понятия «государь» в официальном сознании и официальных документах появилось в конце XVI в., о чем свидетельствует отделение государственного управления от дворцового управления и государственного бюджета от бюджета государя.
Еще один новый момент в политическом сознании состоял в том, что народ из субъекта был разжалован в объект управления. В XVI—XVII вв. фактически и согласно официальной доктрине подданные и государь, общество и государство не противопоставлялись. Хотя и считалось, что государь — ведущий, а народ — ведомый, тем не менее государь без усилий со стороны самих подданных не мог обеспечить им вечного спасения — наиболее высоко ценимого пункта в системе ценностей людей того времени. Народ был также субъектом, хотя и менее важным, чем царь. Среди различных обязанностей царя, например в «Чине венчания на царство» 1547 г., акцент делался на защите подданных от опасности: «...соблюдати стадо его (Христа. — Б.М.) от волков нерушимо». Причем эта роль предопределялась заранее, на ней лежала печать рока, богоданной судьбы. Со времени Петра I, когда в системе ценностей земные блага — благополучие и слава — заняли выдающееся место, акценты в обязанностях царя и подданных изменились. Теперь главной обязанностью царя стало руководить всей жизнью подданных ради их же блага, а главной обязанностью подданных — безропотно
подчиняться ради их пользы тоже. Ибо один царь, даже против желания народа, может обеспечить общее благо. Другими словами, царь остался субъектом, но народ превратился в объект руководства и управления. Изменения во взглядах на государя, государство и общество, произошедшие в массовом сознании в первой четверти XVIII в., ясно отразились в обращении Сената и Синода к Петру I с просьбой о принятии императорского титула в 1722 г.: «По совету в Сенате обще с духовным Синодом намерение воспринято, его величество, в показание своего должного благодарения, за высокую его милость и отеческое попечение и старание, которое он о благополучии государства во все время своего славнейшего государствования и особливо прошедшие шведские войны явить изволил, и всероссийское государство в такое сильное и доброе состояние, и народ свой подданный в такую славу у всего света через единое токмо свое руковождение привел, именем всего народа российского просит, дабы изволил принять от них титло: Отца Отечества, императора всероссийского, Петра Великого». Итак, царь превратился из Божьего слуги в вождя своего народа, который руководит им не ради душевного спасения, а ради благополучия государства и его славы.
Почти одновременно с легальным утверждением самодержавного характера верховной власти в дворянском обществе возникла и постепенно усваивалась идея о необходимости формального ограничения самодержавия фундаментальными, основными законами, обязательными не только для подданных, но и для монарха. В 1730 г. члены высшего правительственного учреждения — Верховного тайного совета — попытались обусловить вступление на престол новой русской императрицы Анны Иоанновны принятием «кондиций», огра- ничивающих власть монарха. В 1754 г. фаворит Елизаветы Петровны И.И. Шувалов разработал проект введения «фундаментальных и непременных законов». В следующее царствование с подобными проектами выступили воспитатель цесаревича Павла Н.И. Панин, А.А. Безбородко, А.Р. Воронцов, а сама императрица публично выдвинула идею о том, что законы, установленные монархом, должны составлять фундамент общественной жизни, в своем Наказе, данном Комиссии для сочинения нового Уложения. В 1780-е гг. Екатерина II перешла от слов и рекомендаций к делу, разработав проект Свода государственных установлений, которые, по ее мысли, должны были лечь в основание «законной монархии» России. Императрица не окончила свой проект и не опубликовала завершенные части (вероятно, по династическим соображениям), но все свое царствование пыталась реализовать идеи, в нем заложенные.
Политические представления, которые развивали такие старые идеи, как патернализм верховной власти, народность, демократизм, могущество и священность монарха, тождественность интересов царя и народа, в течение XVIII—первой половины XIX в. под влиянием официальной и церковной пропаганды глубоко проникли в народную, прежде всего крестьянскую, политическую культуру и приняли форму так называемого наивного монархизма, который отнюдь не был наивным, так как народ активно использовал его в борьбе за свои интересы. Народным идеалом политического устройства в XVIII—первой половине XIX в. являлась самодержавная монархия, в силу этого существовавший государственный строй признавался легитимным. Западноевропейцам это особенно бросалось в глаза: «По традиционному народному воззрению, — писал А. Гакстгаузен, — Россия представляет одну большую семью, с царем во главе, которому одному вручена власть надо всем и которому все безусловно повинуются. Ограничение царской власти совершенно немыслимо для русского народа. „Чем может быть ограничен отец, кроме божеских законов?" — говорит еще до сих пор простой народ, так же как говорил при избрании первых Романовых 230 лет тому назад. Все тогдашние и позднейшие попытки ограничить царскую власть были безуспешны, потому что не согласовывались с политической верой народа. Поэтому в отношении к простому народу русский царь занимает такое положение, какого не занимает ни один другой монарх, но положение его как императора русского государства ничем не разнится от положения других государей». Таким образом, народная политическая культура в течение длительного времени сохраняла преемственность.
Роль дворянства в государственном управлении
В течение сравнительно короткого времени Петр I устранил из государ- ственного управления Боярскую думу, Освященный собор с патриархом и Земский собор. Этому способствовало несколько факторов. После принятия Уложения в 1649 г., в течение второй половины XVII в., крепостное право получило столь интенсивное развитие, что все социальные группы населения оказались закрепощенными. В обществе не существовало истинных сословий и сословных организаций. Наиболее влиятельное дворянство, добившись удовлетворения своих экономических интересов (получив в собственность поместья и крепостных), потеряло интерес к земским соборам как общенациональному представительному собранию, а к Боярской Думе и Освященному собору оно никогда не питало симпатий и давно мечтало о захвате церковных земель и крестьян. Свои социальные и политические интересы дворянство стремилось удовлетворить самостоятельно, через получение сословных привилегий.
Права Боярской думы, Освященного собора, Земского собора и царя поддерживались обычаем и традицией, но не были закреплены в законе, который в петровское царствование стал единственным источником права. Их роль в государственном управлении зависела от соотношения сил между ними. В конкретных условиях конца XVII—начала XVIII в. царь, умело играя на противоречиях бывших субъектов государственного управления, оказался сильнее. Упразднив Боярскую думу как учреждение в 1700 г., Петр I до некоторой степени нашел применение боярам сначала в Ближней канцелярии его царского величества, а с 1711 г. — в Сенате, который не имел прежнего значения Боярской думы, и в других новых учреждениях. Таким образом, царь не уничтожил старую аристократию как таковую, а превратил боярство в новую элиту, которая продолжала доминировать в высшем эшелоне власти, но на новых условиях, продиктованных Петром: обязательность государственной службы — военной или гражданской; независимо от происхождения службу надо было начинать с низших чинов; при продвижении по службе наряду с происхождением стали учитываться компетенция, образование и служебная годность; аристократия лишилась своей организации в форме Боярской думы и стала всецело подчиняться монарху; хотя аристократия как социальная группа сохранила свою замкнутость, в нее все- таки по воле императора стали понемногу проникать представители из других социальных групп. Не желая расстаться с преимуществами, которые давала государственная служба, аристократия приняла эти условия и благодаря этому сохранила свои позиции правящей группы в высшем управлении в течение XVIII и первой половины XIX в., хотя и не имела политического значения боярства XVII в., которое управляло государством вместе с государем. О постепенной трансформации старой элиты в новую свидетельствует сохранение до середины XVIII в. старых московских бюрократических чинов, которые присоединялись к новым, вследствие чего получались, например, такие чины — боярин, действительный тайный советник или окольничий, статский советник.
Аналогичным образом Петр поступил и с иерархами православной церкви. Освященный собор был преобразован в Правительствующий Синод, который обладал всеми видами высшей власти в церковном управлении и правом на законодательную инициативу в церковных делах. Синод был признан патриархами восточных православных церквей в качестве высшего соборного правительства русской церкви, равнозначного патриархам. Кроме того, церковная реформа способствовала упорядочению запущенных церковных дел, а догматическое и нравственное учение церкви было приспособлено к светским потребностям государства. Все это ослабило сопротивление иерархов и всего духовенства.
Петр I и его преемники нашли прочную социальную опору в дворянстве, прежде всего среди потомственного дворянства, которое было преобразовано в служебное сословие на тех же принципах, что и аристократия, и заняло господствующее положение во втором эшелоне власти. При Петре I были созданы предпосылки для превращения народной монархии в дворянскую монархию. После его смерти эта возможность стала реальностью. Укажем на некоторые наиболее важные обстоятельства, которые этому способствовали.
В первой половине XVIII в. при поддержке верховной власти дворянство консолидировалось в сословие, в 1762 г. освободилось от обязательной службы, в 1775—1785 гг. получило законную возможность иметь сословную организацию на губернском уровне и активно участвовать в управлении страной. И дворянство в полной мере воспользовалось этим правом. Вплоть до отмены крепостного права дворянство, обладая монополией на занятие командных должностей в гражданском и военном управлении, держало в своих руках все отрасли центрального управления, суд (кроме низшей ин-
станции), местное коронное управление и полицию, поскольку из дворянства формировался костяк администрации и офицерства. Только муниципальное городское и низшее сельское самоуправление было лишено дворянского элемента. Дворянство образовывало мощные узлы патронажных отношений, которые объединяли столичное дворянство с провинциальным в своеобразные лоббистские группы, связанные взаимными интересами. С наиболее сильными из этих групп императоры вынуждены были считаться. Сформировавшись в привилегированное сословие с развитым сословным самосознанием, дворянство до середины XIX в. оставалось реальным и значимым субъектом общественного мнения, так как имело формальное право и реальную возможность выражать свои взгляды и влиять на принятие самодержавием решений через дворянские собрания и посредством участия в управлении государством в качестве чиновников. И в том и другом случае речь идет о дворянской элите, обладавшей богатством и именем.
После Петра I на престоле нередко оказывались либо слабые люди, либо лица, не имевшие законных прав на престол, захватившие его путем дворцового переворота. Из восьми императоров XVIII—начала XIX в. четыре — Екатерина I, Елизавета Петровна, Екатерина II, Александр I — вступили на престол в результате дворцового переворота, организованного дворянской гвардией. Анна Иоанновна была избрана дворянством. Зависимость от дворянства (из чувства самосохранения или благодарности) вынуждала самодержцев, особенно сразу после дворцового переворота, удовлетворять дворянские требования, идти на всякие уступки и даже прямо угождать. Например, Екатерина II из подготовленного ею к опубликованию Наказа депутатам Комиссии по составлению нового Уложения, по рекомендации своих советников, исключила все вольнолюбивые фрагменты, в частности те, в которых осуждалось крепостное право. В глазах государей дворянство являлось не только надежной опорой самодержавия, но и представителем всего населения перед верховной властью, поскольку именно дворянство всегда оставалось землевладельческим сословием, тесно связанным с остальными группами населения, особенно с крестьянством, с жизнью провинции, с местным и общественным управлением. Соответственно мнение общества было подменено мнением дворянства. Поэтому решение императоров сделать ставку на дворянство являлось прагматическим и рациональным, особенно для тех из них, которые не имели законных прав на российский трон.
Однако императоры ни в XVIII в., ни в XIX в. не стали простым рупором дворянских интересов. Самодержавие проявляло достаточную самостоятельность в своей политике, которая чаще всего определялась задачами самой политики и государственными интересами. Конечно, дворянские интересы всегда приходилось принимать во внимание — забывавших об этом ждала расплата. Петр III, потерявший осторожность и переставший считаться с дворянской элитой, был немедленно свергнут с престола, несмотря даже на то, что принял два очень понравившихся дворянству закона — об освобождении от обязательной службы и о секуляризации церковных имений. То же самое случилось с Павлом I, который покусился на дворянские привилегии. Таким образом, со смертью Петра I дворянство превратилось в де-факто правящее сословие в том смысле, что решало вопрос о престолонаследии, оказывало сильное и нередко доминирующее влияние на внутреннюю и внешнюю политику, сделалось единственным соучастником государственного управления и одновременно тем приводным ремнем, который связывал верховную власть с обществом. После того как Екатерина II укрепила свое положение, она попыталась очень дипломатично ослабить свою зависимость от дворянства с помощью реформ управления и сословной реформы. Реформа управления 1775—1785 гг. была компромиссом между самодержавием и дворянством: дворянство приобрело значительную власть в местном коронном управлении благодаря праву из-
бирать около половины уездных и до трети губернских должностных лиц, а императрица укрепила свою личную власть в центре вследствие ослабления роли коллегий в государственном управлении. Эта реформа также позволила верховной власти отчасти решить больной вопрос с недостатком чиновников, из-за которого самодержавие не имело сил эффективно управлять провинцией: слабость администрации на местах была компенсирована привлечением дворянства к местному управлению. Сословная реформа 1775—1785 гг. увеличила привилегии дворянства и превратила его в самое привилегированное сословие, за что оно платило лояльностью и преданностью Екатерине. С другой стороны, было форсировано формирование городского сословия, которое до некоторой степени могло служить противовесом дворянству. Несмотря на исключительные привилегии, полученные дворянством, вряд ли можно согласиться с широко распространенным мнением, что конечной целью императрицы являлось укрепление господства дворянства. Самодержавие осталось самостоятельной политической силой и в полной мере сохраняло статус лидера общества, так как имело широкую социальную базу, которая включала не только дворянство, но также крестьянство, городское сословие и духовенство.
Роль закона в государственном управлении
Единственным источником права начиная с Петра I и до 1917 г. признавался закон. Обычай, который играл выдающуюся роль в Московской Руси, оставил область государственного управления и в значительной мере сферу общественных отношений в границах города, хотя сохранил свою силу среди крестьянства в сельской общине. Вследствие этого характер и цель законодательства Российской империи существенно изменились. В Московском царстве законодательство основывалось главным образом на обычном праве и отличалось в силу этого преимущественно традиционным, охранительным характером в том смысле, что стремилось в основном кодифицировать существующие законы или обычаи, защитить уже существующее положение вещей, а не проложить дорогу новому в общественных отношениях. В императорский период законодательство порвало связь с обычаем и имело преимущественно реформаторский характер, основываясь либо на иностранном законодательстве (например, при Петре I или Александре II), или на теоретических рациональных соображениях (например, при Екатерине II или Александре I). Вследствие этого законодательство XVIII в., да и последующего времени в значительной степени по своему содержанию находилось в противоречии с прежним правом. Самодержавие стремилось установить в народе новые правовые понятия с помощью новых законов, полагая, что закон является выражением не обычаев народа, а только воли законодателя. Таким образом, главная цель права принципиально изменилась: в московский период цель состояла в том, чтобы сохранить, а в петербургский период — чтобы усовершенствовать общественные отношения, хотя, разумеется, и