Реферат: Эпоха Пелевина
Сказать, что русская культура естественно зрелищна, также не верно, как и сказать обратное - что она равнодушна к зрелищам. Скорее она озабочена своей зрелищностью, для неё зрелищность является проблемой. Экономические и военные структуры Запада всегда казались недосягаемы для России именно тем, что они не только выполняли свои функции, но еще при этом и умудрялись хорошо выглядеть.
В Советских, а теперь и в российских вооруженных силах существует странное понятие "показушных" соединений. Некоторые элитные дивизии ("Кантемировская", "Таманская" и др.) созданы не только для несения воинской службы, но и для создания зрелища - "для показухи". Они нужны для того, чтобы их "показывали", к их боевым функциям относится хорошо выглядеть. На них прилетают высокие комиссии, их показывают иностранным военным делегациям, туда пускают журналистов и водят экскурсии допризывной молодежи. Там, как утверждают военные анекдоты, листья деревьев красят зеленой краской, а колеса автомобилей - гуталином. Но вот странность - те инвестиции, которые вкладываются во внешний вид - они же, неким естественным образом, превращают эти дивизии в самые боеспособные соединения российской армии. Не в том ли дело, что слово "вид" - буквальный перевод греческого слова "идея", и забота о виде дивизии - это попытка привести его в соответствие самой идее воинского соединения, к "вседивизионности"?
6. Рычаги и тяги
К поднятой в «Омон-Ра» теме тотальной имитирующей пропаганды Пелевин возвращается в романе «Generation «П», но с одной существенной поправкой, и поправка эта вызвана к жизни не только творческой эволюцией автора, но самим ходом истории, распадом СССР. После крушения тоталитаризма средства имитации перестают быть послушными орудиями диктатуры, но не исчезают, приобретают автономное существование. Главный герой романа, клипмейкер Татарский не может не предположить, что управляющие государством «средства электронной коммуникации» все же являются орудием некой тайной диктатуры, но, в конце концов, убеждается, что нет диктатуры более могущественной, чем диктатура самой виртуальности.
Выраженная во вставном трактате философская идея романа заключается в том, что поскольку телевидение делают люди, а сознание людей формируется телевидением, то таким образом суть современной социальности заключается в самодостаточном, закольцованном существовании телевизионного изображения. В современном мире нет человека, человек редуцируется к телевизионному изображению, которого – по сути, в конечном итоге – тоже нет, поскольку оно лишь изображает, копирует реальность, а реальности нет. Начало этой идеи положено в рассказе «Папахи на башнях», в котором чеченские террористы во главе с Басаевым захватывают московский Кремль. Развращенная телевидением Москва превращает эту боевую операцию в грандиозное телевизионное шоу, известные эстрадные звезды сами приходят в заложники, ибо террористы обеспечивают им необходимый для дорогостоящей рекламы видеоряд. Загнанный в угол Басаев с немногочисленными оставшимися верными сторонниками начинают выглядеть как кусок подлинной реальности, окруженный со всех сторон виртуальными сущностями. Окончания этой тенденции мы видим в «Generation "II"», где «подлинная», то есть существующая не для видимости реальность исчезает полностью – не остается даже последних кусков, и где из виртуальной реальности исчезают живые люди – остаются лишь изображения. «На самом деле» не существует ни Ельцина, ни Березовского, ни Басаева.
Самое интересное, что машины по производству виртуальности действительно выполняют реальные функции – артисты, пришедшие изображать заложников для рекламных клипов, действительно являются заложниками, а виртуальный, созданный компьютером Ельцин действительно управляет Россией, – во всяком случае, делает это не в меньшей степени, чем делал бы живой Ельцин, ведь решения все равно принимает «Межбанковский комитет». Это тема миллениума, тема перехода веков. Если конец ХХ века ознаменовался осознанием того, что возможности и вариативность виртуальной реальности беспредельны, – но лишь в пределах самой виртуальной реальности, то следующий шаг – передача виртуальным мирам все более важных социальных и производственных функций. В более просто устроенных обществах существовало четкое разделение на зрелища, которые ничего не могли сделать реального, а только "делали вид", и производства, которые работали, не заботясь о внешнем эффекте. Обслуживали две эти разновидности систем два вида техники. Одни машины убирают урожай, другие - назовем их закулисными - обеспечивают иллюзию уборки урожая на сцене, передвигают по бутафорскому полю бутафорский комбайн. В наше время все более часты комплексные системы, являющиеся одновременно и производствами и зрелищами. Они дают не только утилитарный, но и эстетический эффект, они не только производят, но и так искажают процесс производства, чтобы он внешне соответствовал своему эстетическому идеалу. Мощь этих закулисных сценических машин даже превосходит силу обычного производства. Ведь генераторы комплексных зрелищ должны выполнять обычные производствен?