Реферат: Еще один миф ушедшей эпохи

Украина. Сегодня в России много говорят об этом крае – осколке еще недавно могущественной советской империи. Говорят о двурушнической политике Киева по отношению к братской России, о вылазках УНА-УНСО в Закарпатье и Буковине, о судьбе Черноморского флота, о волнениях татар в Крыму. Единственное, о чем умалчивает российская пресса – о гибели, о гуманитарной катастрофе, которая развивается на востоке республики: в регионах, населенных, преимущественно русскими, или – как выразился один мой знакомый донецкий журналист – “русско-культурными” людьми.

Почему это происходит? Отчего, например, мэр Лужков охотно выступает на митинге в Севастополе, и всего лишь посылает соболезнующие телеграммы после очередной аварии на шахтах Донбасса? Почему в метеосводках MTV регулярно сообщается о температуре воды на Черноморском побережье, и ни в одной программе новостей не рассказывается о том, что на Азовском море – перманентный экологический кризис? Почему из московской прессы узнаем о том, что в Крыму закрылась еще одна школа с преподаванием предметов на русском языке, а том, что русские дети в Донбассе вынуждены зубрить “переведенные” на украинский язык названия химических элементов таблицы Д.И. Менделеева нигде в столичных газетах не говориться ни слова?

Ну, конечно, понятно, что Россию, - точнее: российское руководство - отнюдь не прельщает “заманчивая” перспектива взвалить на свои, и без того хилые, “плечи” проблемы еще одного шахтерского региона. (Если на Горбатом мостике рядом с шахтером из Кузбасса появиться еще и донецкий шахтер, боюсь, что грохот их касок о мостовую заставит перевернуться и Ленина в Мавзолее). Руководители наши не желают брать на себя ответственность за новые миллионы “голодных и рабов”, проживающие (не хочу говорить слово: “живущие”) на Востоке “братского государства”. Но это не главное. Главное заключается в том, что ни глубоко уважаемый мною Ю.М. Лужков, ни – тем более – руководство Думы и Правительство РФ просто не представляют ни экономической, ни политической, ни социально ситуации в восточных регионах Украины, они ничего не знают о том, каким интеллектуальным, финансовым, культурным капиталом они разбрасываются.

Мне тут недавно довелось беседовать с несколькими крупными российскими политологами. Я спросил у них, как они объясняют отсутствие интереса российской политической элиты к проблематике русскоязычных регионов Востока Украины. Ответы я получил просто блестящие. Прежде всего было заявлено, что у нынешнего российского руководства нет сформулированной, отчетливо выраженной политической линии в отношении Украины в целом и, тем более, в отношении отдельных украинских регионов. Затем у меня поинтересовались, какое количество населения проживает в Донбассе (миллиона два-три?). И, наконец, объяснили, что, в отличие от Крыма, Донецкий бассейн всегда был украинской территорией и потому, дескать, российским политикам не пристало высказывать претензии на исконно украинские земли.

Стоп.

Вот здесь уж, действительно: “приехали”! Если так думают известные российские политологи (а этих людей я знаю давно; это, – по настоящему, образованные, умные, патриотически мыслящие люди), то, что знают о моем родном Донбассе московские обыватели? Не решаюсь представить.

Но нельзя же, в самом деле, так. Ну, допустим, Бог с ним, с “отчетливой политической линией” российского руководства в отношении Украины: совершенно ясно, что пока у власти нынешняя “вся президентская рать”, нормальной внешней политики у России нет, и не будет. Бог с ним, с количественным составом русскоязычных областей Востока Украины. (В конечном счете, общеизвестно, что количество людей не всегда определяет их качество). Но претензии Украины на исконное владение донецкими землями? Но признание правомерности этих претензий российским руководством и российским общественным мнением? Побойтесь Бога! Нельзя до такой степени не знать историю собственной – я подчеркиваю это - собственной: не украинской, а российской – страны! Претензии Украины на исконное владение донецкими землями обрекает миллионы моих соотечественников на полуголодное существование. За каждой строчкой невежественных пропагандистских статей, обосновывающих сомнительный постулат – сломанные судьбы сотен и тысяч конкретных людей. С этим же надо что-то делать! И поэтому появилась эта статья.

В ней, этой статье, я не буду писать о том, что население, скажем, Донецкой области составляет 3970717 человек, а Луганской – 2108347; что именно избиратели Донецка, Севастополя и Днепропетровска (так называемые Новороссия, Крым и Донбасс) обеспечили победу действующего Президента Украины на прошедших выборах; что Донецкая железная дорога, одна из шести железнодорожных веток Украины обеспечивает 60% всех грузоперевозок в этой стране; что в Донецке 20 высших учебных заведений, в которых работают преподаватели самой высокой квалификации; что в этом городе создана и существует одна из лучших балетных школ на пространстве бывшего СССР; что постановки донецких драматических театров совсем не уступают по уровню профессионализма актеров и режиссеров постановкам Таганки или, скажем, Ленкома; что Донбасс – это многонациональный регион, в котором рядом с русскими и украинцами мирно уживаются греки (и те греки, которые поселились на донецкой земле в период эллинизма, и те, что были приглашены на нашу территорию Екатериной II), татары, немцы, поляки, евреи, цыгане, и т .д., и т.п.; что на донецкой земле основным средством межнационального общения во все времена был русский язык; что сегодня, как и в недавние советские времена, именно в Донбассе накапливается основной промышленный потенциал Украины; что, наряду с Киевом и Днепропетровском, Донецк является крупнейшим финансовым центром нашей “братской республики”; что во времена Советского Союза шахтеры получали заработную плату, составляющую три-пять окладов среднестатистического служащего в СССР; что сегодня эти люди лишены практически средств к пропитанию; что сейчас в Донбассе многие малые города пустеют: например, за один летний месяц, на протяжении которого я был в этом регионе, мой родной город Макеевку покинуло десять тысяч человек; что стоимость трехкомнатной квартиры, скажем, в шахтерском поселке Ханжонково упала до двухсот долларов США; что, например, в центре той же Макеевки нет ни одного отремонтированного здания: везде обрушенная штукатурка, балконы, висящие на единственной арматуре, изуродованные фонтаны, заброшенные строительные площадки, проч.; что донецкие “новые украинцы” в шахтерских поселках, в окружении шахтерских “мазанок”, построили роскошные особняки, а теперь вынуждены (но не могут) продавать их за бесценок, так как в этих особняках, как и во всей округе, нет воды, регулярно отключают электричество, телефон, проч.; что многие тысячи донецких жителей не в состоянии оплачивать свои квартиры; что зарплату в Донбассе задерживают на два-три года; что в малых шахтерских городах ежедневно происходят несколько самоубийств, причем, лишают себя жизни не только доведенные до отчаяния пенсионеры, но и голодные шахтеры, и шахтерские жены вместе с детьми; что в Донбассе – вакханалия воровства: там воруют все и воруют все – практически в каждой квартире стоят “переноски”, для “экономии” электричества, в Макеевке в центре города разворовали и сдали на металлолом все ограждения детских площадок, большинство печатных изданий воруют информацию из Интернета, перепечатываются книги российских изданий, донецкое телевидение ворует московские телепрограммы, и т.п., и т.д.; что в Донецком крае люто ненавидят Леонида Кучму, который, по мнению большинства людей, подло обманул своих избирателей, и, в тоже время, все говорят о том, что Кучма победит на выборах, ибо результаты голосования будут подтасованы; что в Макеевке, Донецке, Шахтерске, Горловке, Мариуполе – везде и на каждом углу можно найти надпись “Рух! Вон из Донбасса!”, и что даже националистические газеты в Донбассе вынуждены выходить на русском языке – иначе их никто не будет читать. Обо всем этом и о многом другом в настоящей статье писать я не буду. Мы поговорим о другом. Мы поговорим об истории. И конкретно: об историческом праве Украины на территорию современного Донбасса. И, быть может, когда этот вопрос для нас несколько проясниться, мы вместе сможем иначе посмотреть на проблематику Донбасса: не отчужденно и, как бы, со стороны (мало ли, что там происходит у соседа!), а как на свою боль, боль части собственного народа насильственно отторженного от своей исторической родины, народа, преданного и проданного прожженными и продажными политиканами, народа умного, сильного, инициативного, способного ко многим хорошим деяниям и на территории нынешней Украины, и на территории – приведи Бог! – завтрашней России. Быть может, это “вновь открывшееся знание” подвигнет к каким-либо реальным действиям и российских политиков…

Впрочем, о чем это я? Мечты – в сторону. Поговорим об истории.

Кто только не жил на земле, которая называется теперь Донбассом! Киммерийцы, скифы, сарматы, гунны, готы, болгары, авары, хазары, печенеги, торки. Дикое поле – пустынная страна! Помните у Гоголя, как Тарас Бульба скакал с сыновьями по степи на Запорожскую Сечь? Ковыль, типчак, да “Чуматский Шлях” (Млечный Путь) – вот каким был Донбасс и тысячу, и две, и три тысячи лет назад. Л.Н. Гумилев писал об этой земле, что “здесь разлилась степная вольница”. И это было, действительно, так. Высоко в небе парит зоркий беркут, дрожит, стоя “столбиком”, спрятавшийся в густой траве испуганный суслик, да громоздкая каменная баба (ныне такими “бабами” “забит” двор Донецкого госуниверситета) угрюмо “зыркает” раскосыми глазами на рыжем кургане, как будто грозит кому-то затерявшемуся в веках. Так проходили столетия. Редко-редко проскачет по степям отряд степняков-разбойников. Раз в двести лет помнет копытами лошадей донецкую траву очередная стотысячная орда, отправляющаяся на грабеж в Западную Европу. Бывает, что тишину огласит и рев верблюдов потерявшегося в бескрайних просторах каравана восточных купцов. Но и только. Были, правда, по мнению некоторых исследователей, в те времена на Донецкой земле и славянские поселения. Но о людях, в них живших известно совсем не много. Гумилев называл их “бродниками” (от слова “бродить”). Трудно сказать, кто они были по национальности. Да, и была ли у них национальность? - тогда этого понятия не было вообще; национальный вопрос мало занимал охотников и скотоводов: была бы пища насущная, а там – какая разница каким Богам молиться? Разговаривали они и на славянских, и на тюркских языках, молились разным богам, а верили, главным образом, своей сабле, да верному другу – боевому коню. Эти люди не были киевлянами (полянами). Они не были и вятичами или кривичами (племена, которые жили тогда на территории современной России). Это были “бродники”. Бродяги. Романтики больших дорог.

В “Слове о полку Игореве” земля между Донцом и Доном была названа половецкой. Быть может, все так и было: “Игорю-князю бог путь указывает из земли половецкой на землю русскую, к отчему престолу… - пишет забытый автор - Игорь мыслью поля мерит от великого Дона до малого Донца”. Отправляясь на половцев, Игорь намеревался дойти до моря Азовского, “где не ходили и деды наши (подчеркнуто мной –Р.М.)”. Ни русских, ни украинцев в донецких степях, по “Слову о полку Игореве”, тогда не бывало. Зато в этом крае стояли древнейшие половецкие города – Шарукань, Сугров, Балин, куда в далекие 1111 и 1116 годы свершали “смелые и дальние походы” русские дружины, ведомые (в частности) воинственным князем Владимиром Мономахом. Издревле, еще со времен Александра Македонского в Приазовье строились греческие колонии. В XIII-XY веках на северном берегу Азовского моря выросли фактории итальянцев: Palasta, Porto Pisan, Lobuosom, Ipoli. Славянских городищ там обнаружено не было.

Монголо-татарское нашествие перемешало все население Донецкого края. И до того не очень-то обжитая страна пришла в окончательное запустение. Дешт-и-Кипчак (Половецкая степь) – назвали этот край ученые арабы, следующие в обозе монгольских орд. Vasta solitudo (обширная пустыня) – охарактеризовал его в XIII веке Рубрук - посол французского короля к монгольскому хану. В начале XYI века имперский посол в Москве Сигизмунд Герберштейн так писал о донецкой земле: “Между Казанью и Астраханью на обширных просторах вдоль Волги и до самого Борисфена тянуться пустынные земли, в которых живут татары, не имеющие никаких постоянных поселений…”. Через сто лет после Герберштейна в этих краях побывал запорожский полковник Алексей Шафран. Шафран бежал с турецкой галеры в Азовском море и прибыл на Дон в 1626 году. Вот его рассказ: “А з Дону де он поехал был с товарыщи в Киев для того, что в Киеве не бывал давно… А ехать де было им степью на Тор да на урочище на Самар… И, покиня Тоузлов вправе, пошли степью влево и пришли на Калмиус. И как пришли на Калмиус, и тут поле погорело, шляхов (дорог – Р.М.) не знать. И они шли тем горелым полем день да ночь…”. И блуждал Шафран по степи аж двенадцать дней, “…ради тому, чтоб уж людей доехать крестьянские веры”. Но ни русских, ни украинцев запорожский полковник в Диком Поле не нашел. А вот татар – видел, и “…поворотили в лес, чтоб татарам в руки не попасть, и стояли тут до вечера, чтоб их татаровя не подсмотрели”. В конце концов, Шафран наткнулся на русскую стражу, что несла свою службу в Валуйках. Это были единственные славяне, которые пребывали в то время в преддверии донецких степей. О других “крестьянах” - единоверцах, постоянно живущих в этих, забытых Богом и людьми, диких, голодных, пустынных местах тогда ни Шафран, ни валуйские стражники отнюдь ничего не слыхали.

Правда, хорошо известно, что, скажем, в 1653 году у Торских озер (район нынешнего Славянска; сейчас там прекрасный курорт; иностранцы называют эти места “украинской Швейцарией”) курили сизые дымы заимки предприимчивых русичей. И когда однажды на этих землях появилась группа приблудных черкас (так тогда называли русские украинцев), это обстоятельство вызвало немалый переполох в Разрядном приказе, что на Москве. Вот как писал об этом происшествии атаман Сидор Забабурин в своем донесении в Москву: “И на Тору де, государь, на соляных озерах, сказывали им… пришли де на Тор зарубежных черкас с 400 человек без жон и без детей, не на житье, для солянова варенья. А изб де у них и крепостей для солянова варенья никаких нет, стоят обозом, а атаман де у них черкашен Иван Лысой, города Полтавы, а навари де, государь, оне соли, пойдут себе”. Наварят соли – и пойдут себе! Так “жили” на донецких землях и русские, и украинцы, и татары, и азовские турки. Здесь все были на равных, все были “зайдами” (случайными, пришлыми людьми). Никто не имел весомого преимущества в первоначальном освоении Донецкого края.

В XVI веке ситуация несколько изменилась. Уже в самом начале столетия, после смерти союзника Москвы Менгли-Гирея, когда стало ясно, что мирные до сего времени крымско-московские отношения надолго сохранить не удастся, на Донце и в Диком поле появляется русская стража. С этой поры значительная часть Донецкой области начинает входить в сферу влияния Московского государства. В 1523 году Ивану Морозову, русскому послу в Турции, отправляется посольский наказ. Он гласит: “Наших людей украинные наши наместники посылают отведывать людей в поле, нечто которые люди недруга нашего похотят прийти на наши украиные места и лихо похотят учинить”. В 1545 году крымский хан просит Великого Князя Литовского унять на Самаре казаков, “же бы шкоды людям нашим не чинили”. В 1593 году товарищество самарских казаков в количестве 25 человек, идя на зимовку на Миус, столкнулось с войском крымского паши Ахмета. Была ли сеча, схоронились (спрятались) ли казаки, бежали ли от татарской напасти - доподлинно не известно. Здесь важно другое: в XVI веке русские отряды регулярно посещали донецкие земли. И тому - несть числа примеров. Так, упоминавшийся выше Сигизмунд Герберштейн, беседовал в Москве с людьми, “которых царь держит… на карауле” у Танаиса (древнее название Дона – Р.М.). Герберштейн искал жертвенник Александра Македонского, поставленный по легенде в междуречье Дона и Донца. Служивые, с которыми он общался (наверняка, донецкие стражники), рассказали ему, что видели какие-то каменные изваяния недалеко от “караульных мест”. (Быть может, какие-то из упомянутых у Герберштейна скульптур хранятся теперь в дворике Донецкого университета?) Один из пунктов, где, по словам служивых, они видали “каменных баб” в источнике указан довольно конкретно. Это поселение Velikiprewos у Святых гор. Святые горы – это меловые горы на севере Донецкой области. Теперь они называются горами Артема. Там же, у меловых гор, есть и Большой перевоз: “А ниже Святых гор, с Крымской стороны, пала в Донец река Тор…, а ниже Малого перевозу, на Донце, Большой перевоз, ниже усть реки Тору”. Это значит, что в 20-х годах XVI на донецкой земле находилась русская сторожа, и об этом факте знали как в Москве, так и в Западной Европе. Действия сторож и станиц (дозорных отрядов по охране внешних границ) издревле определялись четкими атаманскими наказами, аналогичными современным воинским уставам. Русской страже (а ратники были, главным образом, из Путивля и Рыльска) предписывалось двигаться от Святых гор на Донце вверх Тором до верховьев Самары. Вторая станица следовала от Донца вверх по Бахмуту до верховьев Тора и Миуса. Таким образом, значительная часть территории современного Донбасса в XVI веке контролировалась русскими служивыми людьми.

Закономерным следствием углубления интереса Москвы к Дикому полю стало основание в устье реки Осколе первого русского города, упоминавшегося в исторических источниках. В 1600 году, по приказу Бориса Годунова, воеводы Б. Бельский и С. Алферов основали город Борисоглебск, что стоял в десяти километрах от современных административных границ Донецкой области. Годунов стремился убрать из Москвы опасного соперника Богдана Бельского. Потому и придумал ему задание на украинах земли русской. Вскоре, правда, Борисоглебск пришел в запустение: в Русском царстве поднялась Великая Смута, и царям стало не до южных рубежей своего государства. Но как только Большая Замятня чуть-чуть улеглась, русское освоение Половецкой степи было форсировано. В 1624 году впервые в документах упоминается Святогорский монастырь – важный форпост русского влияния на границах Дикого поля. Хорошо известна грамота валуйчанина П.Котельникова (1625 год), где пишется о том, как жители Белгорода, Ельца, Курска и Воронежа на Торских озерах “варят соль, а от татар делают крепость…” В 1663 году на правой стороне Северского Донца белгородский воевода (имени не сохранилось) основывает Маяцкий городок (ныне - село Маяки Славянского района Донецкой области). Еще через десять лет началось строительство города у самих Торских озер (теперь это – город Славянск, районный центр Донецкой области). И таких примеров можно привести во множестве. Даже современные националистически ориентированные украинские историки не в состоянии отрицать роль русского государства, роль русского народа в интенсивном освоении Донецкого края. Правда, националисты придают указанному процессу весьма своеобразную интерпретацию: “У запорожцев, которые издавна жили на колонизированной пришлыми людьми (“зайдами”) территории, отбирали земли, - пишет один из апологетов “национальной идеи” в донецкой прессе - из казацких зимовников выселяли владельцев, а на их места… поселили русских государственных однодворцев”. Ну, что ж… Легко поверить, что русские люди, мирно освоившие громадные пространства Сибири и Дальнего Востока, именно в Донбассе проявили наиболее типические черты своего национального характера: неуживчивость, жестокосердие, алчность, злобность! Впрочем, Бог с ними, с незадачливыми интерпретаторами! Важно главное: все историки – и националисты, и интернационалисты - сходятся во мнении, что русский народ сыграл ощутимую роль в освоении Донецкого края.

На чем же основываются претензии националистов на единоличное владение землями Донбасса?

Самым главным доводом сторонников признания украинского приоритета в освоении Vasta solitudo (Обширной пустыни) является одна цитата из универсала Богдана Хмельницкого от 15 января 1655 года. Суть дела в следующем. 20 августа 1576 года польский король Стефан Баторий выдал запорожским казакам грамоту, в которой провозглашалось их право владеть Дикой степью до самого Дона. В грамоте говорилось: “Его королевское величество, видя казаков запорожских до его королевского владения очевидную склонность… от Самарских же земель через степь до самой реки Дона, где еще на Прецлава Ланцкорунского казаки запорожские свои зимники имели; чтобы все это нерушимо навеки у казаков находилось, его королевское величество грамотой своей утвердил и укрепил”. 15 августа 1655 года кошевой Сечи Демьян Барабаш обратился к Богдану Хмельницкому с просьбой подтвердить грамоту Стефана Батория, что Хмельницкий и сделал.

Вообще говоря, ситуация с этой грамотой вышла довольно забавная. Судите сами. Польский король, Стефан Баторий, который еще за несколько месяцев до вручения запорожцам грамоты был всего только малосильным трансильванским князем, дарит сечевикам земли, никогда ранее польской короне не принадлежавшие. Почему? С какой стати? По какому праву? Ну, понятно, что Баторий, в первые месяцы своего правления в Польше, был, очевидно, заинтересован в поддержке славного, но мало управляемого Войска Запорожского. (С которым, кстати, в последствии он, как говориться, не раз будет “разбираться”). Но причем здесь земли в бассейне Донца или Дона? Кто и когда с “даром” этим соглашался? Богдан Хмельницкий? А ему, кто дал на это право? Универсал Хмельницкого датирован 1655 годом. То есть, он был написан уже после Переяславского соглашения 1654 года. К этому моменту вся Украина (или, если судить по современным ее границам, - ее значительная часть) признала над собой протекторат России. Москва к тому времени рассматривала Украину как часть своей территории. Ей было безразлично, где на пустынных землях Хмельницкий прочертит линию административной границы между вольницей донской и запорожской вольницей. (И ту, и другую наследникам Тишайшего царя еще предстояло усмирять). Но почему об этом Универсале не были поставлены в известность русские казаки или, скажем, азовские татары, издревле кочующие в междуречье Дона и Донца? Им то наверняка было, что сказать по этому поводу!

Кстати, об универсале. По признанию Д.И. Яворницкого, известного авторитета в области изучения истории запорожского казачества, ни оригинала королевской грамоты, ни оригинала гетманского указа в киевских архивах не сохранилось. Оба эти документа дошли до нас в копиях, которые представляются тому же Яворницкому весьма сомнительными. В 1753 универсал Хмельницкого фигурировал в апелляциях в Санкт-Петербург по поводу территориальных споров запорожцев с соседями. Гетман К. Разумовский, рассматривавший жалобу сечевиков по приказу Екатерины II, ответил казакам в том смысле, что упомянутый “свиток” не служить основанием для разрешения пограничных споров, ввиду сомнительности его происхождения. Начиная с 15 апреля 1746 года основным документом, по которому определялась граница Новой Сечи являлся Указ Елизаветы Петровны о размежевании земель казаков донских и запорожских. В соответствии с этой бумагой, демаркационная линия между территориями Сечи и Великого Дона пролегла по реке Кальмиус: к западу от Кальмиуса лесами, степями, землями и водами должны были владеть запорожцы, к востоку – донцы. Эта граница, как рубеж между Областью Войска Донского и Екатеринославской губернией, сохранилась до самой революции. (К слову, для непосвященных: Донецк – самый крупный город в Донбассе стоит и на левом, и на правом берегу реки Кальмиус; таким образом, левая часть Донецка находится на территории бывшей Области Войска Донского, а правая – на “исконно украинской” территории).

Далее. Переяславская Рада 1654 года стала переломной вехой в истории Украины. С этих пор русские люди все чаще и чаще встречались на ее просторах. В XVIII- п.п.XIX веков это были, как правило, солдаты городских и местечковых гарнизонов, русские дворяне, которым достались имения на украинском Юге (помните Чичикова?), царские чиновники, справлявшие на Украине государеву службу, а также (в особенности в Донбассе и на Левобережье) русские ремесленники и купцы. В конце XVIII-начале XIX веков, когда на Юге Империи открылись для освоения новые (Таврические, Крымские) земли, постоянный, хотя и небольшой поток русских переселенцев на Украину, и, прежде всего, староверов, сектантов и других религиозных “диссидентов” потянулся в эти края. В 1832 году около 50% купцов и 45% заводчиков и фабрикантов на Украине были русскими. К концу XIX века сравнительно “тонкий поток” переселенцев из России превратился в “бурный водопад”. Между 1870 и 1900 гг., особенно в 90-е годы, два региона на юго-востоке современной Украины – Донбасский и Криворожский, – благодаря неожиданному стечению обстоятельств, стали самыми быстрорастущими промышленными областями Российской империи, а может быть и мира. В Донбассе стали разрабатывать уголь, в Кривом Рогу – руду. Между 1870 и 1900 годами добыча угля в Донбассе выросла более чем на 1000%. В своем экономическом развитии Донбасс изначально был ориентирован на Россию. Этот регион в это время давал почти 70% всего угля Российской империи. В тоже время, в 1913 году на Украину приходилось 70% всей добычи сырья в Российской империи и только 15% ее промышленных мощностей были задействованы на выпуск готовой продукции. С ростом количества шахт в Донбассе естественно росло и число рабочих: в 1885 году их было здесь 32 тысячи, в 1900 – 82 тысячи, а в 1913 – 168 тысяч. С развитием промышленного производства происходила бурная урбанизация донецкого края. Показательны названия шахтерских городов того периода: Юзовка (от имени английского предпринимателя Джона Хьюза, ныне – Донецк), Ханжонково (от имени А.А. Ханжонкова – известного русского деятеля кино), Мариуполь (название, имеющее греческие корни), проч. В городах, как правило, поселялись русские или, как принято сейчас говорить, русскоязычные люди. Украинцы в Донбассе, впрочем, как и повсюду на Украине, продолжали жить в селах. Украинец, приходящий на донецкую шахту, поневоле воспринимал русскую культуру и довольно скоро начинал говорить на русском языке. На рубеже веков украинцы составляли менее трети городского населения. Среди наиболее квалифицированных рабочих того времени – шахтеров и металлургов – украинцы составляли соответственно 25 и 30%, а стойкое большинство среди представителей этих профессий удерживали русские. В тоже время, среди адвокатов той эпохи украинцев было 16%, среди учителей – 25% и лишь 10% представителей творческой интеллигенции были украинцами. Из 127 тысяч человек, занимающихся умственным трудом, украинцы составляли лишь треть. В начале века Украину делал Украиной российский, русский пролетариат и русская интеллигенция. И конкретно (территориально): российский Донбасс и русскоязычная Новороссия. И кульминацией этого процесса стало создание в 1919 году Донецко - Криворожской республики (ДКР).

История создания Донецко - Криворожской республики долгие годы замалчивалась в отечественной историографии. И это понятно. В Советской Украине отнюдь не приветствовались воспоминания историков о примерах подлинного интернационализма, обретших форму политического волеизъявления народов, проживающих на значительной части бывшего УССР. (Мне даже известны примеры, когда украинские Ученые Советы “рубили” кандидатские диссертации, посвященные изучению деятельности “Пролетарской Республики”). Между тем, причины возникновения ДКР, как государственного образования нового типа, лежат отнюдь не на поверхности политической истории Украины. И дело здесь в следующем.

Когда на “заре” “промышленной эры”, во второй половине XVIII века закладывались основы административного деления Российской империи, о Донбассе, как о целостном экономическом регионе не велось, да и не могло вестись, даже речи. Донбасса, в том смысле, который мы сегодня придаем этому слову, в те времена просто не было. На обширных просторах “Дикого Степу” то там, то здесь проглядывали разрозненные казацкие заимки (мой родной город потому и называется Макеевка, что его основал удалой казак Макей), желтели увядшей травой многочисленные балки (так в Донецке называют каменные – а в Донбассе они все каменные: Донецкий Кряж, все-таки - овраги), да грустили по ночам, задумавшись об ушедшем, сизые курганы. И вот “вышел в степь донецкую парень молодой”. Донбасс, как живой хозяйственный организм, “возрастал”, что называется, в тесных тенетах устаревших административных границ. И они, эти устаревшие границы, “резали” молодой, развивающийся организм буквально “по живому”. Достаточно сказать, что, например, части таких крупных населенных пунктов, как Юзовка (позже - Сталино, а теперь – Донецк), Мариуполь (бывший Жданов) входили и в Екатеринославскую губернию и Область Войска Донского одновременно, Славянск, Краматорск и Старобельск “принадлежали” Харьковской губернии, а криворожский железорудный бассейн – Херсонской. Устаревшее административное деление реально мешало людям продуктивно заниматься хозяйственной деятельностью, а – проще говоря, – мешало жить (так же, как нынешние границы суверенной Украины мешают жить потомкам донбассовцев начала XX века, но впрочем, об этом поговорим в другом месте). Вот почему, когда 13 марта 1917 года, сразу, после отречения Николая II от престола, на донецкой земле был создан правительственный орган: Временный Донецкий комитет, который ставил перед собой задачу планирование и регулирование экономического развития Донбасса, как единого хозяйственного комплекса, это вызвало самую оживленную реакцию у населения. 5-17 марта 1917 года в уездном центре Екатеринославской губернии Бахмуте (ныне Артемовск) состоялась Первая конференция Советов Донбасса, которая собрала 138 делегатов от 38 Советов и избрала свое Информбюро – властный орган, уполномоченный принимать ответственные решения. Чуть позже, 27 апреля 1917 года в Харькове собрался Первый областной съезд Советов Донецкого и Криворожского бассейнов (170 делегатов), который учредил Областной комитет Донкривбасса и принял положение об организационной структуре органов власти в промышленных регионах. В течение судьбоносного семнадцатого года прошло три съезда Советов Донкривбасса, причем на одном из них: на третьем, и было провозглашено создание нового государства: Советской Украины, вошедшей в последствии в состав Союза Советских Социалистических Республик. 7 сентября 1917 года секретарь Донецкого обкома РСДРП(б) Федор Сергеев (Артем) информировал ЦК о создании на Украине “верховного органа, не признанного Временным правительством и сосредотачивающего в себе всю власть на местах. Фактически это было декретированием республики Харьковской губернии”. Так было положено начало созданию ДРК.

Однако наряду с позитивными процессами, проходившими в восточных регионах Украины, революционные события развивались и на древних берегах Днепра. Уже 20 марта 1917 горстка киевских националистов (Е. Чикаленко, С. Ефремов, Д. Дорошенко, В. Виниченко, С. Петлюра) провозгласила себя Центральной Радой (Советом) Украины. Раду никто не избирал. Она не имела сколько-нибудь значимый авторитет в широких кругах украинского крестьянства (не говоря уже о пролетариате). Помните, как определил в “Белой гвардии” события, происходившие тогда на Киевщине, один булгаковский персонаж: “дешевая оперетка”. Не более чем “опереткой”, на самом деле, и выглядела деятельность (чтобы не сказать: “активность”) киевских националистов.

В июне 1917 года Центральная Рада вступила в переговоры с Временным Правительством на предмет разделения территории двух “независимых государств”: территории, находящейся под юрисдикцией ВП, и территории, где, по мнению националистов, должна была править ЦР. Переговоры проходили нелегко. Вот как писал о них один из участников (а впоследствии – глава правительства Центральной Рады) Владимир Винниченко: “Измеряя территорию будущей автономии Украины, они (члены Временного Правительства – Р.М.) коснулись Черного моря, Одессы, Донецкого района, Екатеринославщины, Херсонщины, Харьковщины. И тут, от одной мысли, от одного представления, что донецкий и херсонский уголь, что екатеринославское железо, что харьковская индустрия отнимется у них, они до того взволновались, что забыли свою профессорскую мантию, про свою науку, про высокое Учредительное собрание, начали размахивать руками, расхристались и проявили суть своего русского голодного, жадного национализма. О нет, в таком размере они ни за что не могли признать автономии. Киевщину, Полтавщину, Подолию, ну пусть еще Волынь, ну ладно уж – Черниговщину они могли признать украинскими. Но Одесса с Черным морем, с портом, с путем к знаменитым Дарданеллам, к Европе? Но Харьковщина, Таврия, Ератеринославщина, Херсонщина? Да какие они украинские? Это же Новороссия, а не Малороссия, не Украина! Там и население по большей части не украинское, это, одним словом, русский край!” Оставим в стороне велеречивое суесловие Винниченко: Бог с ним! Все равно его претензии на русскоязычную Украину и в те времена были (равно, как и до сих пор, остаются) не более чем никчемным фарсом, ни имеющим под собой никакой (ни экономической, ни политической, ни этнической – какой хотите!) почвы. Реальная власть на местах в эти поры уже давно принадлежала другим людям. Но только вот одно. “Взволнованность”, которую проявили члены Временного Правительства, ведущие переговоры со своими киевским “братьями по классу”: сахарозаводчиками, да виноделами! Побольше бы такой “взволнованности” составителям нынешнего Большого договора России с Украиной! Но не пришлось… А в инвективе Винниченко существенно другое. Автор ее отнюдь не отрицает факта, что население Одессы, Харькова, Таврии, Екатеринослава, Херсона - есть люди, по преимуществу, русские. И в качестве таковых, они, эти люди, естественно тяготеют к России. Винниченко обвиняет Терещенко и КО в том, что оголтелые “москали” протягивают “загребущие руки” к природным богатствам Юга и Юго-востока Украины. А сам он на этих землях, на что, извините, зарился? Неужели судьба конкретных русских людей занимает помыслы киевского националиста? Оставьте! Морские порты, уголь, железо, фабрики и заводы – вот истинный предмет его интересов! Впрочем, как и нынешних… “Времена меняются, а мы…” Вместе с ними?

В итоге длительных переговоров между Центральной Радой и – конкретно – Терещенко, Керенским, Церетели, 16 июля того же года киевские националисты получили “Временную инструкцию Генеральному секретариату Временного правительства на Украине”. Согласно этому документу три новороссийские (Екатеринославская, Херсонская и Таврическая), а также Харьковская (Слобожанщина) и частично Черниговская (Северщина) губернии изымались из ведения Центральной Рады. Под юрисдикцией ЦР оставались Киевская, Полтавская, Подольская, Волынская и Черниговская губернии. И все.

Однако, события развивались. 7 ноября 1917 года на берегах Невы прогремел исторический (кто бы и как бы к нему не относился), хотя и холостой выстрел “Авроры”. Временное Правительство кануло в Лету. И украинские националисты не замедлили быстренько воспользоваться этим обстоятельством. Ошалевшая от негаданно свалившейся на голову свободы, Центральная Рада приняла, так называемый, III универсал. В нем, этом универсале, во-первых, провозглашалась независимость Украины (впрочем, не без оговорки: “не отделяясь от Российской республики и, сберегая единство”) и, во-вторых, определялись ее границы, включая Киевскую, Волынскую, Подольскую, Полтавскую, Черниговскую, Екатеринославскую, Харьковскую, Херсонскую, Таврическую губернии. (С последней губернией, кстати сказать, у националистов случилась “накладка”: в оригинале универсала четко обозначено: Украине принадлежит “Таврия, без Крыма” – и что теперь делать с этой оговоркой никто из историков-изоляционистов не знает!) Отчего ЦР решила, что она вправе распоряжаться ?