Реферат: Эсхатологические ожидания в Киевской Руси в конце XI - начале XII в.
Вернемся, однако, к летописной статье 1096 г. Сюжет о происхождении половцев и их родичей (а попутно и хвалисов и болгар) не исчерпывает этногенеалогических и эсхатологических разысканий ее автора. Древнерусский книжник находит новые важные подтверждения приближения "последних времен" и исполнения пророчеств Мефодия Патарского.
"Г кончине века, — продолжает он свой рассказ о судьбе уцелевших "колен измаилитовых", — изидуть заклепении в горе Александром Македоньскым нечистыя человекы…" И далее приводит рассказ, чрезвычайно ярко показывающий, как именно воспринимались пророчества псевдо-Мефодия в древней Руси и какой мыслилась картина мира, включающая в себя как местные реалии Восточной Европы, так и отстраненные, казалось бы, от Руси библейские и апокрифические географические понятия: "Се же хощю сказати, яже слышах преже сих 4 лет, яже сказа ми Гюрятя Роговичь, новгородець…" Новгородец же Гюрята Рогович, со слов своего отрока, посланного в Югру, рассказал летописцу о некоем загадочном явлении, которое наблюдали сами югорцы. (Летописная югра — предки нынешних хантов и отчасти манси.) "Югра же рекоша отроку моему: "Дивьно мы находихом чюдо, его же не есмы слышали преже сих лет, се же третьее лето поча быти: суть горы заидуче в луку моря, им же высота ако до небесе, и в горах тех кличь велик и говор, и секуть гору, хотяще высечися; и в горе тои просечено оконце мало, и туде молвят, и есть не разумети языку их… Есть же путь до гор тех непроходим пропастьми, снегом и лесом, тем же не доходим их всегда; есть же и подаль на полунощии"".
Летописец истолковывает рассказ Гюряты в эсхатологическом ключе, как явное свидетельство приближения конца света. "Мне же рекшю к Гюряте: "Си суть людье заклепении Александром Македоньскым цесаремь, яко сказаеть о них Мефоди папа Римскыи [Патариискыи]…"". И далее приводит обширную цитату из "Откровения Мефодия Патарского" о "заклепанных" Александром Македонским народах. "В последняя же дьни, — завершает он свой рассказ, — по сих изидут 8 колен от пустыня [Е]тривьскыя, изидут и си сквернии языкы, яже суть в горах полунощных по повеленью Божию".
Общий ход рассуждения летописца ясен. Опустошительные нашествия половцев, обрушившихся на Русь в 90-е гг. XI в., заставили его вспомнить о предсказаниях Мефодия Патарского; в этой связи становится актуальным и иное пророчество Мефодия — о чудовищных обитателях Севера — Гоге и Магоге, заточенных Александром Македонским (впрочем, сами имена Гога и Магога летописец не называет). Рассказ новгородца Гюряты Роговича показывает, что близится исполнение и этих предсказаний: в северных горах "заклепанные языци" уже начали свою зловещую работу, расшатывая сооруженные Александром врата; "клич велик" и "говор", наполняющие "горы" у "луки моря" (а прежде их не было слышно), происходят именно из-за их стремления "высечися" и освободиться от вековых оков.
(В XIII в. представления о Гоге и Магоге, вырвавшихся из-за своей преграды, также были перенесены на татаро-монгол. Об этом, в частности, свидетельствуют русские и славянские списки "Откровения Мефодия Патарского", в которых раздел, посвященный "заклепанным народам", озаглавлен: "О затворенных татарех"(28).)
Не исключено, что и указание на "третье лето", в течение которого Югре является зловещее знамение, также несет эсхатологическую нагрузку. Летописец подчеркивает, что слышал рассказ Гюряты "преже сих 4 лет"; значит, со времени начала расшатывания "северных врат" прошло уже 7 лет — а ведь согласно "Откровению Мефодия Патарского" и "Сказанию" Ипполита Римского, мир "седморичен": и торжество измаилтян, и их поражение в войне с "греческим царем", и власть над миром Гога и Магога, и царствование антихриста должны продлиться кратное семи число лет или ровно семь лет.
Письменные источники, которыми пользовался летописец в рассказе о "заклепанных человеках", по-видимому, исчерпываются "Откровением Мефодия Патарского"(29). Однако версия древнерусского книжника резко отличается от той, что приводил псевдо-Мефодий, в самом существенном — а именно в размещении этих "заклепанных" народов на карте обитаемого мира. Автор "Откровения" лишь в самом общем виде говорил о "пределах северных", под которыми византийцы понимали все области к северу от Дуная и Кавказских гор. Летописец же точно определяет место пребывания Гога и Магога: в "горах", заходящих в "луку моря" на "полунощии" от югры и "самояди"(30). "Заклепанные народы" становятся реальным соседом Руси, занимают определенное место на этнической и географической карте Восточной Европы. И в таком размещении зловещих племен Гога и Магога древнерусский книжник, как выясняется, был не одинок.
В литературе уже отмечалось удивительное на первый взгляд сходство летописного рассказа о "заклепанных человеках" с рассказом арабского дипломата и путешественника Ахмеда Ибн Фадлана, посетившего Волжскую Болгарию в 921—922 гг.(31) Ибн Фадлан, со слов царя волжских болгар Алмуша, также приводит рассказ о некоем страшном северном народе, сведения о котором Алмушу, в свою очередь, передали жители "страны Вису" (летописная весь). "Они же написали мне, — рассказывал царь, — извещая меня, что этот человек из числа Йаджудж и Маджудж (соответствуют библейским Гогу и Магогу. — А. К.). Они от нас (от народа "вису". — А. К.) на расстоянии трех месяцев пути. Нас и их разъединяет море, так как они живут на [том?] его берегу… Лежащее между нами и ими море находится у них с одной стороны, а горы окружают их с других сторон. Преграда также отделила их от ворот, из которых они обычно выходили. Когда же Аллах могучий и великий захочет вывести их в обитаемые земли, то он произведет для них раскрытие Преграды…"(32).
Ибн Фадлан не называет имя Александра Македонского (или Зу-л-Карнайна, то есть "Двурогого"), однако, по замечанию А. П. Ковалевского, использованный им при упоминании некой преграды определенный член "указывает на то, что речь идет об известной "Преграде" Александра Македонского"(33). Об этой преграде, поставленной "Зу-л-Карнайном" против Йаджудж и Маджудж, а также о том, что перед концом света страшные народы явятся из-за нее и устремятся в мир, сообщается в Коране (18: 92—101; 21: 95—96). Легенды о Йаджудж и Маджудж и стене Зу-л-Карнайна пользовались большой популярностью в мусульманском мире, предпринимались даже специальные экспедиции для отыскания знаменитой стены. Как представляется, в сочинении Ибн Фадлана и ряда других арабских авторов (преимущественно XII—XIV вв.) отразилась традиция, согласно которой народы Йаджудж и Маджудж жили на Крайнем Севере, к северу от Волжской Болгарии, т. е. как раз в тех районах, куда их помещал русский летописец(34). (Вместе с тем существовала и другая традиция, также отразившаяся в мусульманских географических сочинениях, согласно которой "стена Зу-л-Карнайна" находилась где-то на востоке, вблизи границ Китая, т. е., очевидно, отождествлялась с Великой Китайской стеной.) Можно полагать, что традиция, размещавшая Йаджудж и Маджудж и "преграду Александра Македонского" вблизи Волжской Болгарии, имела местное, вероятно, болгарское происхождение и основывалась, по крайне мере, отчасти на местном фольклоре и реалиях жизни северных народов(35). В самой Волжской Болгарии утвердилось мнение, согласно которому знаменитый поход Александра Македонского проходил через территорию их страны(36), а город Булгар, столица государства, основан именно Александром Македонским(37). Более того, цари Волжской Болгарии стали выводить свою родословную непосредственно от великого полководца. "В городе Булгар, — читаем в сочинении персидского автора XII в. Наджиба Хамадани, — имеется их падишах, который является одним из потомков Зу-л-Карнайна"(38). Легенды об Александре Македонском и его войнах на Крайнем Севере вошли и в фольклор самих северных народов, что зафиксировано (правда, для середины XVII в.) архидиаконом Павлом Алеппским, посетившим Москву в 1655—1656 гг. По его словам, некий северный народ "лопаней" (лопарей?), известных также как "людоеды" ("самоядь"?), "восстал в древности против Александра, как мы узнали от них через переводчиков"(39). Таким образом, мы видим, что в русской летописи нашла отражение достаточно устойчивая традиция размещения племен Гога и Магога на крайнем севере (или северо-востоке) Восточной Европе, свойственная, прежде всего, восточному миру.
В свое время крупнейший исследователь русского летописания А. А. Шахматов, анализируя источники летописной статьи 1096 г., пришел к выводу о том, что двукратное обращение в этой статье к "Откровению Мефодия Патарского" есть плод работы двух разных летописцев, одного из которых он отождествил с создателем 1-й редакции, а другого — 3-й редакции Повести временных лет(40). Этот вывод основывается на наличии определенных внутренних противоречий в тексте статьи, а также заметных следов редакторского вмешательства в текст; в то же время остается не выясненным до конца, какой именно текст принадлежит первому, а какой — второму из составителей летописи(41). В любом случае следует согласиться, что двукратное обращение к "Откровению" свидетельствует об актуальности этногенеалогических и эсхатологических сюжетов в древней Руси в конце XI — начале XII в.
Летописец, автор большей части этнографического экскурса в статье 1096 г. (в том числе и комментария к рассказу Гюряты Роговича), сообщает о себе некоторые биографические сведения, которые позволяют отождествить его с тем летописцем, который рассказывал о своем пребывании в Ладоге и беседах с ладожанами относительно различных чудесных явлений на Крайнем Севере ("за Югрой и за Самоядью") в летописной статье 6622 (1114) г. (эта статья читается лишь в Ипатьевской летописи)(42). Характер информации, передаваемой летописцем, в обоих случаях один и тот же. Как и в статье 1096 г., летописец называет своих информаторов: "Сему же ми есть послух посадник Павел Ладожкыи и вси ладожане", и в подтверждение своих слов ссылается на авторитетный переводной источник — в данном случае, Хронограф, приводя из него обширную выписку.
Отсчет 4-х лет, "преже" которых летописец беседовал с новгородцем Гюрятой Роговичем (при допущении, что эта беседа состоялась во время его поездки в Ладогу), указывает на 1118 г. как время его работы над летописью. Как известно, во многом опираясь именно на анализ статей 1096 и 1114 гг., А. А. Шахматов, а вслед за ним и другие исследователи, выделили т. н. 3-ю редакцию Повести временных лет — редакцию 1118 г.(43)
Очень вероятно, что тому же летописцу принадлежит и обширный комментарий к статьям 6618 (1110) и 6619 (1111) гг. (полностью обе статьи сохранились только в Ипатьевской летописи)(44). Основное содержание обеих статей — борьба русских князей с половцами, а также описание чудесного знамения ("столпа огненного"), появившегося над Печерским монастырем 11 февраля 1111 г., которое летописец объяснял как явление ангела. (Все эти сюжеты, несомненно, имели ярко выраженное эсхатологическое звучание.) В связи с этим летописец рассуждает об ангелах, привлекая для подтверждения своих мыслей сочинения таких авторитетных христианских писателей, как Иоанн Златоуст, Епифаний Кипрский, Георгий Амартол и неоднократно упоминавшийся выше Ипполит Римский. Но вместе с тем, как показал Н. А. Мещерский, в первой из названных статей (1110 г.) для подтверждения той мысли, что ангелы могут быть и у "поганых", летописец использует и еврейский источник (причем входящий в число средневековых историй об Александре Македонском) — т. н. "Книгу Иосиппон" — еврейский хронограф, составленный в середине X в. в южной (византийской) Италии и, очевидно, существовавший к началу XII в. в русском (славянском) переводе(45). В. Я. Петрухин (следуя за Г. М. Барацем) полагает, что "Иосиппон" был использован также в этнографическом введении в летопись, при определении места Руси среди потомков библейского Иафета(46).
Итак, как мы видим, летописец, вводящий в свой текст рассуждения эсхатологического и этногенеалогического характера, проявляет устойчивый интерес к сюжетам, выходящим за рамки христианской традиции. В частности, автор комментариев к летописным статьям 1096 и 1110 гг., похоже, привлекал иудейские источники или использовал иудейские толкования интересующих его сюжетов, в том числе и эсхатологического характера. Само по себе это обстоятельство не должно казаться уди