Реферат: Эволюция политического строя Руси в период монголо-татарского ига

Его сын, Андрей Ярославич, ставший великим князем в 1249—1252 гг., также ориентировался на Запад, на союз с Даниилом Галицким и Новгородом, неоднократно в 40-х годах уезжал из Руси в Скандинавию (Швецию), что­бы не быть репрессированным ордынской властью. Он был готов ради тесного военно-политического союза с Западом поступиться даже идеологической независимостью Руси, т.е. перейти под эгиду католической церкви.

Противоположную позицию занимал сменивший Анд­рея Ярославича великий князь, его брат Александр Ярославич Невский (1252—1263). Он считал совершенно нереальной как военную, так и политическую борьбу с Ордой и особенно отрицательно относился к идее отка­за от идеологической независимости Руси, т.е. от право­славия. Он крепко опирался на русское православное духовен­ство как на союзника светской власти в ее отношениях к Орде и к собственному народу. В этом он находил полное понимание и поддержку церковной иерархии Русской цер­кви, которой удалось установить «добрые отношения» с завоевателями и выторговать для себя у ханских властей целый ряд сословных, социальных, экономических и поли­тических льгот.

Вот почему Александр Невский, невзирая на недоволь­ство в народных низах, активно боролся с антиордынскими настроениями на Руси, считая их опасными, про­вокационными, и вел поэтому решительную линию на достижение стабильных мирных отношений с Ордой и ее ханами, не останавливаясь перед открытой демонстрацией своей покорности завоевателям.

Этот чисто прагматический подход в определении направления русской политики в отношении Орды, по крайней мере на первом этапе, во 2-й полови­не XIII в., базировался на трезвом учете реальных условий, т.е. на полном отсутствии возможностей для Руси восстановить разрушенные ордынскими завоеватель­ными войнами производительные силы, численность населения и военную мощь в исторически обозримое время.

Отсюда логически следовало то, что Александр Не­вский безжалостно подавлял любые антиордынские вы­ступления с русской стороны, не взирая на лица, т.е. нака­зывая за поддержку таких выступлений не только участвующих в них народные массы, но и представителей правящего класса, самих князей, в том числе и собствен­ного сына и брата, мешавших ему в осуществлении поли­тики примирения с Ордой.

Не удивительно, что пример и давление Александра Невского быстро нашли отклик у правящей верхушки рус­ских монархов, которые стали вскоре даже соревноваться между собой за выражение преданности «царю», т.е. ордынскому хану.

Так сложился, сформировался и окреп особый уни­кальный институт вассальной зависимости — приезды русских князей в ханскую Ставку для выражения своей рабской покорности, несмотря на то что эти приез­ды были сопряжены с большими расходами.

В то же время русско-ордынская граница на самом важном, стратегически ответственном Тульском на­правлении не меняется: по московско-рязанским догово­рам 1382 г. и 1401 г. район Тулы сохраняется как нейт­ральный и, следовательно, доступный для прохода (и вторжения) как ордынских, так и крымских войск.

В этом состоит исторически реакционная, анти­русская роль Рязанского княжества по отношению к процессу консолидации русских земель, которая была прекращена только в XVI в. путем разгрома и присоедине­ния Рязанского княжества к Московскому государству в 1521 г., т.е. спустя почти полвека после прекращения существования Золотой Орды.

Монголо-татарское завоевание Руси в 1236—1240 гг., приведшее к ликвидации Древнерусского Киевского госу­дарства и порабощению княжеств Северо-Восточной Руси закончилось без всякого заключения мира, без правово­ го оформления итогов войны и даже без письменной фиксации самого акта порабощения русского народа — автоматическим превращением всей русской территории в бесправную, вассальную данницу Орды.

Даже сам размер дани и то не был никогда (письмен­но) зафиксирован и менялся в зависимости от численно­сти населения Руси (устанавливаемого ордынскими пе­реписями), а также от стабильности самих партнеров русско-ордынских отношений (как русских князей, так и ордынских ханов, т.е. от их реальной экономической и политической силы) в каждый данный исторический период.

Таким образом, самой главной, самой своеобразной и самой бросающейся в глаза чертой русско-ордынских отношений было отсутствие их юридического, пись­ менного оформления каким-либо двусторонним доку­ментом — договором, соглашением, вассальным обяза­ тельством и т.д.

Эта черта международно-правовых отношений Руси и Орды оказалась не только характерной для конкретного момента полного военно-политического поражения Рус­ских государств в 1237—1240 гг., но и для всей последую­щей истории русско-ордынских отношений, которые за все время своего 250-летнего существования и эволюции ни разу не оформлялись в какие-либо письменные формы двусторонних соглашений, не носили документального, юридически оформленного, строго фиксированного харак­тера. И именно это обстоятельство выделяло, делало уни­кальными русско-ордынские отношения в истории русской внешней политики. Все договоренности русских князей с Ордой были устными.

Между тем отсутствие письменно закрепленных любых обязательств ставило вопрос о гарантиях выполнения их русскими князьями-.

Эти гарантии вместо письменных, юридических прини­мали архаический облик вещественных гарантий, причем в самых варварских формах. Так, наряду с привозом лично князем собранной дани в виде звонкой монеты или золота и серебра в слитках князья давали гарантии своей вас­сальной верности, либо посылая в Орду своих сыновей и младших братьев, племянников в качестве постоянных заложников (иногда на срок 5—8 лет), либо приезжая лично, с женами и детьми, во временное распоряжение хана, чем доказывали готовность рискнуть покинуть свое государство. При этом ханы не предоставляли никакого эквива­лента гарантий безопасности князьям. Очень часто их в Орде просто казнили или отнимали у них вотчину и передавали ее другому князю, или же требовали помимо дани и еще других знаков вассальной зависимости, напри­мер дополнительных подарков. Эти «подарки» бывали порой чрезвычайно обременительны.

Таким образом, все виды русских гарантий носили вещественный, а не письменный характер (дань, амана­ты-заложники, подарки), т.е. все русские гарантии были физически осязаемыми — их можно было и увидеть, и пощупать.

Ханских же, ордынских гарантий (например, не вое­вать, не казнить, не налагать непомерную дань) не суще­ствовало никаких — ни письменных, ни словесных. В этом проявлялся вполне конкретно и наглядно неравно­правный характер русско-ордынских отношений на всем протяжении двух с половиной веков.

Единственным исключением, да и то лишь в кратковре­менный 30-летний период XIV в. (1330—1360 годы), т.е. в период временного прекращения ордынских набегов на Русь, было появление элементов договорных отношений между Ордой и Русью в отношении сохранения ста­бильности государственных границ, т.е. договоренность (письменная и устная) об установлении пограничной линии (полосы), разделяющей два государства. Эта догово­ренность, отраженная в документах, касалась не полити­ческой или военной сферы, а лишь фиксировала опреде­ленные, уже длительно сложившиеся территориальные реалии и закрепляла уже установившиеся разграничения территориальных владений.

Цель этих договоренностей была исключительно при­кладная — быть руководством для пограничной стражи. И тем не менее это были международно-правовые договорен­ности, хотя и ограниченные и единственные за все 250 лет.

Между тем общий характер бесписьменных, юридичес­ки не фиксируемых и односторонне неравноправных русско-ордынских отношений коренным образом менял всю систему представлений у многих поколений русских госу­дарственных мужей о международных внешнеполитиче­ских постулатах и нормах.

Русские князья оказывались лично зависимыми от Орды, как крепостные, они привыкали к рабскому, унизи­тельному положению, они культивировали приспособлен­ческую психологию «двух моралей» и переносили, переда­вали все это уродливое и рабское в свои государства, практикуя затем на боярах, на дворянстве и особенно на своем народе те же самые приемы, которые применялись по отношению к ним в Орде.

Представления о нормах права — как международного, так и государственного, а тем более личного — на несколь­ко столетий были совершенно исключены из системы мышления русского народа. Его систематически приучали, воспитывали в обстановке последовательного, целеустрем­ленного бесправия.

Таким образом, юридические, правовые нормы, вошед­шие через римское право в обиход средневековых евро­пейских государств, не только не имели никаких корней в России, но и не смогли привиться и позднее, когда средне­вековье окончилось в Европе, а в России исчезло монголо-татарское иго. Для правовых норм любого характера в России просто не оказалось почвы, ибо любые юридиче­ские, правовые, фиксированные отношения были факти­чески дискредитированы как чужие и чуждые русским условиям самим двухсотлетним опытом их полного отсут­ствия при ордынском иге.

Таков был один из важнейших исторических результатов господства Орды над Русью. Ясно, что все это создавало не только препятствия на пути развития русской государствен­ности, придавало этому развитию уродливо-извращенные, чисто рабские черты, но и оказывало огромное негативное воздействие на формирование психологии русской нации в целом, причем как общественной, так и личной психологии.

Что же касается политических отношений Руси с Ордой, то в создавшихся специ­фических условиях правового бесправия русской стороны они принимали форму односторонних действий ордынской стороны, т.е. своего рода «одностороннего движения». Ак­тивной, инициирующей стороной всегда была Орда. Русские князья в основном ограничивались той или иной реакцией на ордынские инициативы. При этом характер русской реакции, «русского ответа» всегда отражал реальное соотношение сил: военных, политических, экономических. Только на первых порах, в XIII в., русская реакция на ордынское давление мог­ла носить спонтанный характер. С конца XIII — начала XIV в. и русские князья, и русский народ уже приучились соразмерять свое отношение к Орде и свою вассальную поли­тику со своими реальными силами и уметь демонстрировать «покорность», когда это было нужно.

Так как основным «инструментом» осуществления внешнеполитических целей политики Золотой Орды была армия, т.е. организованная военная сила, то военные похо­ды Орды дают возможность увидеть, как проводилась эта внешняя политика в действии, в частности, вся совокуп­ность карательных походов, набегов и войн между Ордой и Русью рисует в сжатом, последовательном и конкретном виде все не только военные, но и внешнеполитические русско-ордынские отношения.

Резкое сокращение времени, интенсивности, силы по­ходов ханов на Россию в XV в., завершение их в большин­стве случаев уходом без взятия Москвы, Кремля и без решительного боя объяснялись не только изменением соотношения военных потенциалов Руси и Орды, но и сме­ной военной техники, появлением огнестрельного ору­жия с конца XIV — в начале XV в. в русских войсках и отсутствием его у татар, а также изменением военно-так­тических представлений о ведении войны в целом.

Наивные военные представления XI—XII вв. и начала XIII в., когда все военные усилия обеих сторон концентри­ровались на организации и проведении одного, обязатель­но решающего военного столкновения (битвы, сражения), собиравшего абсолютно все наличные военные силы про­тивников, и когда не думали о тылах, особенно дальних, оставляя столицу, страну, ее внутренние районы без всяко­го военного прикрытия, к исходу XV в. давно отошли в прошлое.

Уже конец XIV в. и особенно первая половина XV в. явились эпохой потрясающих политических и военных вероломств. Не только правители, монархи, феодалы, аристократы (боярство), т.е. военные и политические руководители разных рангов, научились хитрить, лгать, обманывать, преследуя такой тактикой определенные политические цели, но и на более низком социальном уровне — среди духовенства, государственного чиновниче­ства, административно-полицейского и фискального аппа­рата — отмечаются в XV в. подобные же тенденции.