Реферат: Гибель царской семьи
Итак, настал роковой для царя и его семьи 1917 год. В конце февраля царский поезд, в котором находился император, выехал из Могилёва. Впоследствии многие мемуаристы оценят отъезд Николая из Могилёва как большую, даже роковую ошибку. «Находясь в Ставке, - писал полковник В. Пронин, - государь при армии, под её защитой. Отсюда можно организовать управление страной вместо ушедшего правительства, и тогда пусть бунтует Петроград. Задушить его, изолировать со всех сторон».[2] Именно этот поезд стал тем местом, где пресеклась 300-летняя власть династии Романовых. 2 марта будущие члены Временного правительства заставили императора отречься от престола.
7 марта Временное Правительство приняло постановление, пункт 1-ый которого гласил: «Признать отрёкшегося императора Николая II и его супругу лишёнными свободы и доставить отрёкшегося императора в Царское Село».[3] (Вестник Временного правительства. 1917. 8 марта).
8 марта комиссары арестовали бывшего императора и привезли его в Царское Село. Семья бывшего императора провела первые пять месяцев заключения в Александровском дворце. Их содержали в условиях, вызывавших скорее чувство тоскливой раздражительности, нежели реальный страх. Все двери были заперты и опечатаны, а связка ключей была лишь у нового коменданта дворца. Телефонную связь отключили, письма подвергались цензуре. Хотя жизненное пространство было ограничено небольшой частью императорского парка, Романовы были обеспечены необходимыми запасами провизии, вино поставлялось из императорских погребов; семью государя продолжали навещать около ста посетителей, среди которых были и члены свиты, и прислуга.
Вопрос о дальнейшей судьбе царской фамилии долго обсуждался виднейшими людьми в государстве. Семью предполагалось отправить в Англию: «Наше заключение в Царском Селе, по всей вероятности, длилось недолго, - писал Пьер Жильяр, домашний учитель, - говорили, что нас вскоре отправят в Англию. Дни проходили, а наш отъезд постоянно переносился».[4] Отправить Романовых за границу значило бы вызвать новые вспышки протеста левых кругов, что, в свою очередь, могло бы активизировать и консервативные элементы. Короче говоря, «передвижка» Романовых за рубеж в определённой мере могла дестабилизировать ситуацию перед готовившемся наступлением на фронте.
Шли разговоры о высылке семьи в Крым, но и эта возможность оказалась столь же иллюзорной.
|
Итак, 1 августа 1917г. поезд «экстренного назначения» выехал из Царского Села по направлению к Тюмени. Один большевистский историк так комментировал эти события: «В истории, вероятно, не может остаться памяти о каких-либо преступлениях его тюремщиков, предоставивших столь огромный штат слуг, который остался в распоряжении Николая с личного позволения Керенского».[5] В целом, Романовых сопровождали в ссылку 42 человека. Из двух врачей, последовавших за императорской семьёй в заключение, самым нужным и преданным оказался Е.С. Боткин.
В Тобольске Романовы жили в доме, который прежде принадлежал губернатору, так называемый «дом Корнилова». Тобольск – тихий город, от потока огненной революционной лавы его защищало то, что он был расположен в очень укромном месте, вдали от крупных городов. Ближайшая железнодорожная ветка проходила через Тюмень. Здесь семья бывшего императора провела долгую, не богатую событиями осень и зиму. Комиссаром по охране бывшего царя Николая II и его семьи был приставлен В.С. Панкратов. Вот какие впечатления оставил бывший царь после первой их встречи: «Он так хорошо владел собою, как будто бы эта новая обстановка не чувствовалась им остро, не представлялась сопряжённой с громадными лишениями и ограничениями. Да, судьба людей – загадка. Но кто виноват в переменах её?»[6] Также для охраны бывшего царя и его семьи был создан отряд особого назначения во главе с полковником Кобылинским.
Последнюю надежду на освобождение царская семья потеряла с октябрьским переворотом 1917 г. Вот что пишет об этом Панкратов: «Октябрьский переворот произвёл гнетущее впечатление не только на бывшего царя, но и на свитских. Из газет они видели, что делается в Питере. Николай II долго молча переживал и никогда не разговаривал со мной об этом».[7]
Новая власть почти сразу же обратила на Тобольск своё внимание.
В конце ноября – начале декабря 1917 г. по Петрограду поползли слухи о бегстве царя из Тобольска. Но все они оказались ложными: вскоре было опубликовано опровержение начальных сообщений из Тобольска.
|
Тем временем в Москве было решено перевести семью из Тобольска в более надёжное место, подальше от монархических настроений и заговоров. Постановлением ВЦИКа от 1 апреля 1918 г. комиссару по военным делам поручалось «немедленно сформировать отряд в 200 человек и отправить их в Тобольск для подкрепления караула, и в случае возможности немедленно перевести всех арестованных в Москву».[9] Но уже 6 апреля ВЦИК сообщил о необходимости перевода арестованных на Урал. Можно предположить, что между первым и вторым постановлениями состоялись какие-то переговоры «центра» с уральцами, и «центр» уступил: согласился на отправку царской семьи на Урал.
Но был ли он признан постоянным местопребыванием Романовых? Или только тем временным пунктом, который должен был помочь немедленно разорвать во многом мнимую тобольскую монархическую сеть?
Итак, 23 апреля в Тобольск со своим отрядом прибыл военный комиссар В.В.Яковлев с целью перевоза царской семьи в Екатеринбург. В этот же день он познакомился с государем. 25 апреля Яковлев ещё раз побывал в губернаторском доме. В этот день Николай записал в дневнике: «После завтрака Яковлев пришёл с Кобылинским и объявил, что получил приказание увезти меня, не говоря куда».[10] На вопрос бывшего царя, куда его собираются перевезти, Яковлев будто бы ответил, что сам пока этого не знает и что распоряжение о новом местопребывании бывшего императора и его семьи получит в пути.
Несмотря на уклончивость этих ответов, у Романовых возникло предположение, что цель Яковлева, скорее всего, - Москва. Вскоре Яковлевым выяснилось, что цесаревич Алексей из-за болезни не сможет выехать из Тобольска. Тогда, согласовав свои действия с Кремлём, комиссар принял решение немедленно уехать из Тобольска с одним Николаем, о чём и сообщил Кобылинскому, добавив, что через определённое время вернётся за остальными. Однако Александра Фёдоровна, считавшая, что её мужа везут в Москву для подписания Брестского мира, пожелала ехать вместе с ним. Решено было также, что с отцом и матерью отправится одна из дочерей – Мария. Утром 26 апреля «поезд» с частью венценосной семьи покинул Тобольск и взял направление на Екатеринбург. Дорога была не такой уж спокойной, как этого желал Яковлев. То и дело монархические отряды делали попытки «отбить» Романовых, но организованность, тактика и проницательность Яковлева помогли ему исполнить свою задачу в точности. 30 апреля состав прибыл в Екатеринбург. Население Урала резко негативно относилось к царю и его семье. Вот что вспоминал об этом Яковлев: «Поезд стоял на пятой линии от платформы. Когда нас увидели, стали требовать вывести Николая и показать им. В воздухе стоял шум, то и дело раздавались угрожающие крики: «Задушить их надо! Наконец-то они в наших руках!» Стоявшая на платформе охрана весьма слабо сдерживала натиск народа, и беспорядочные толпы начали надвигаться на мой состав».[11]
Итак, на этом путешествие семьи закончилось. Но будущая их судьба была им не известна и сильно их тревожила. Перед отъездом из Тобольска Александра Фёдоровна написала своей подруге А. Вырубовой: «Мы чувствуем, что приближается буря, однако мы знаем, что Бог милостив и не оставит нас Своею заботой… и хотя мы сознаём, что буря приближается всё ближе и ближе, в наших душах царит мир. Что бы ни случилось, всё совершится по воле Божьей».[12]
Дом особого назначения
Екатеринбург считался наиболее крупным и важным в экономическом отношении городом во всём Уральском регионе. В отличие от большинства других городов Сибири, Екатеринбург обладал достаточными людскими ресурсами, состоявшими по большей части из местных крестьян, которые неустанно трудились на заводах, фабриках и рудниках города. При всех своих негативных сторонах Екатеринбург был вполне пригодным местом для проживания самой взыскательной публики.
Большой особняк, находившийся на углу Вознесенского проспекта и Вознесенского переулка, принадлежал отставному капитану военно-инженерного корпуса Н. Н. Ипатьеву. В 1918 г. Этот особняк был одним из самых изысканных частных домов в Екатеринбурге. По мрачному стечению обстоятельств, перед лицом трагических событий, разыгравшихся перед его стенами, дом носил имя Ипатьева – напоминание об истоках династии Романовых, когда первый её представитель, царь Михаил Фёдорович, был в 1613 г. призван на царство из Ипатьевского монастыря в Костроме, где он укрывался от польских интервентов. Кроме того, Ипатьевский дом был построен на руинах снесённой первой Вознесенской церкви и кладбища XVII в., некогда окружавшего её. (Подробное описание дома Ипатьева можно встретить в книге Г.Кинга и П.Вильсона «Романовы. Судьба царской династии».)
Позже этот дом был назван «Домом особого назначения» .
Именно в этот дом 30 апреля 1918 г. были поселены император, императрица и великая княжна Мария Николаевна. В их распоряжение было предоставлено пять комнат. Николай, Александра и их дочь заняли большую угловую спальню; горничная Демидова спала на раскладной походной кровати в столовой, а врач Боткин и двое слуг разместились на походных кроватях и матрацах в гостиной и смежной с ней второй, меньшей комнате. Николай в своём дневнике назвал новую тюрьму «приятной и чистой»,[13] хотя обратил внимание на высокий деревянный забор и плотное кольцо часовых, окружавших дом. Разместив под надёжной охраной императора, его жену и одну из его дочерей в Ипатьевском доме, Уральский областной совет торжествовал победу. Члены его, собравшись вокруг огромного стола, обсуждали судьбу императорской семьи. Пятерым из них было суждено сыграть роль в финальной драме Романовых. Это: А.Белобородов, Ф.Голощёкин, П.Ермаков, П.Войков, С.Люханов. Посовещавшись, они решили назначить на пост коменданта Дома особого назначения А.Д.Авдеева, члена Уральского областного совета и большевистской партии. В ту ночь (27 апреля) они дали ему окончательные распоряжения. И с 30 апреля по 4 июля 1918г., когда он был смещён со своего поста, Авдеев отвечал за охрану Ипатьевского дома и содержавшихся в нём узников. Он остался на страницах истории как шумный, своенравный пьяница, сердито отказывавший Романовым во всех их просьбах облегчить их мучения, и в то же время тихо и без лишнего шума смягчавший их страдания. Подобную картину мы можем наблюдать на всём протяжении срока его комендантства. Охрана дома была организована превосходно, она состояла из нескольких контингентов, которые оцепили его со всех сторон. Было построено две линии оградительных высоких заборов; охранники были вооружены винтовками с примкнутыми треугольными штыками. При доме находилось четыре пулемёта.
Благодаря всем этим оборонительным мерам Ипатьевский дом производил впечатление неприступной крепости, спастись бегством из которой императорская фамилия просто не могла.
Семьдесят восемь дней
23 мая 1918 г., как только стало лучше цесаревичу Алексею, царские дети, наконец, прибыли в Екатеринбург. Царская семья воссоединилась под крышей дома, ставшего их последней тюрьмой. К концу мая с семьёй осталось всего пять человек: лейб-медик Боткин, горничная Демидова, лакей Трупп, повар Харитонов и поварский ученик, сверстник Алексея Романова Леонид Седнев. Только он, Седнев, будет уведён из особняка перед ночью расстрела. Все остальные живыми оттуда уже не выйдут…
На протяжении семидесяти восьми дней толстые, покрытые снаружи белой штукатуркой стены Ипатьевского дома служили приютом для Романовых и тех, кто разделял с ними тяготы заключения под охраной большевиков. История окутала эти трагические одиннадцать недель ореолом слухов и домыслов, сочными красками изображая оргию пьяного варварства и жестокие унижения, которым подвергали пленников Авдеев и его приспешники.
В начале июня жизнь семьи Романовых и всех, находившихся в заключении вместе с ними, текла по монотонному и скучному, хотя и не без сюрпризов, руслу. Романовы обычно просыпались между восемью и девятью часами утра, а затем собирались в гостиной, где читали утренние молитвы и отрывки из Евангелия. Иногда, как вспоминал охранник Ф. Проскуряков, они пели духовные песнопения. Уральский областной совет требовал ежедневной переклички, которую проводил комендант Ипатьевского дома А. Д. Авдеев или, в его отсутствие, его заместитель Мошкин. Лишь после этого узникам предоставлялась возможность заняться своими делами.
Ежедневные прогулки были одним из немногих утешений, которые почти не сопровождались стрессовыми ситуациями. Если цесаревич Алексей оставался во внутренних покоях, пленники спускались на нижний этаж и выходили из Ипатьевского дома в сад по задней лестнице. В те же дни, когда цесаревич чувствовал себя достаточно хорошо для того, чтобы осмелиться побыть на свежем воздухе, царю приходилось нести Алексея самому.
Ипатьевский дом оказался тесен: в восьми комнатах должны были разместиться одиннадцать человек, было почти невозможно уединиться.
Режим, установленный исполкомом Уралоблсовета в «доме особого назначения», был несравненно более строгим и жёстким, чем тот, который существовал в Тобольске. Здесь, в Екатеринбурге, за ним следили не стрелки бывших гвардейских царскосельских полков, а в основном красногвардейцы, набранные в охрану ипатьевского дома из рабочих Сысертского и Злоказовского заводов. Многие из них прошли через царский суд и тюрьмы за деяния, квалифицированные тогда как уголовные преступления.
Итак, охрана представляла собой озлоблённых, грубых, необразованных людей. Некоторые из солдат делали «грубые и отвратительные» замечания в сторону пленников, когда те проходили мимо, но нет оснований сомневаться, что всё это было лишь отдельными инцидентами. Нет ни одного вызывающего доверия свидетельства, подтверждающего, что подобное поведение солдат было в порядке вещей. В дневниках Николая и членов его семьи нет указаний на особые мучительства и унижения, которым арестованные подвергались в строгом заключении. Почти обычные, привычные записи: чтение литературы, игра в любимые безик и триктрак, двухчасовые или часовые прогулки во дворе, посильная физическая работа, регулярное питание, причём, по признанию Николая, пища была даже «отличная и обильная и поспевала вовремя».[14]
|