Реферат: Метризованная проза
Здесь риторические приемы приближают стиль гоголевской прозы к поэтическому стилю. Следует отметить и общую эмоциональную насыщенность текста, и красочные эпитеты, часто метафорические (см. статью “Метафора”), и синтаксический параллелизм (“стихи” 13-14), и различные виды повтора (“стихи” 1-2 и 13-14 - эпифора, 9-12 – анафора, 5-6 – “кольцевой” повтор).
Кроме того, особую благозвучность гоголевской ритмизованной прозе придает членение речи на относительно равные отрезки, напоминающие стихи: в приведенном тексте большинство таких “стихов” содержат 2 или 3 полноударных слова. В стиховедении подобные “выровненные” отрезки, которыми обычно являются короткие простые предложения или части сложных предложений, именуются колонами (греч. “kolon” – часть, элемент), а их сочетания, напоминающие строфы, - периодами. Наряду с произведениями Гоголя среди образцов русской классической прозы такого рода ритмической благозвучностью выделяются произведения Пушкина, Лермонтова, Тургенева, а также И.А.Бунина.
Итак, силлабо-тонический метр появляется прежде всего в том прозаическом тексте, который имеет отчетливую эмоциональную окраску (“лиризм”) и насыщен приметами риторического стиля, характерного для поэзии.
В русской литературе XIX в. лермонтовский эксперимент по метризации прозы не был замечен, а в первой четверти ХХ в. этот оригинальный прием популяризовали Максим Горький (А.М. Пешков) и Андрей Белый (Б.Н. Бугаев).
Горький обращался к метризованной прозе дважды: в “Песне о Соколе” (рассказ с метризованной вставкой в виде “старой песни” с “унылым речитативом”) и в “Песне о Буревестнике” (полностью метризованная прозаическая миниатюра). В обоих произведениях строго выдержан силлабо-тонический размер: в “Песне о Соколе” - 2-стопный ямб с женскими окончаниями, в “Песне о Буревестнике” – 4 полных стопы хорея. Интересно, что метризация в этих сочинениях Горького кажется естественнее, чем метризация в лермонтовском отрывке. Причина этого – в том, что у Лермонтова метризация сплошная, границы стоп не совпадают со словоразделами и с границами фраз, а у Горького – совпадают. Строгое равенство колонов и относительное равенство периодов можно заметить, если представить прозу Горького в виде стихов:
Высо/ко в го/ры
Вполз Уж/ и лег/ там
В сыром/ уще/лье,
Свернув/шись в у/зел
И гля/дя в мо/ре.
Высо/ко в не/бе
Сия/ло солн/це,
А го/ры зно/ем
Дыша/ли в не/бо,
и би/лись вол/ны
внизу/ о ка/мень…
(Песня о Соколе)
Поэт-символист Белый писал метризованную прозу на протяжении двадцати лет (начало 1910-х – начало 1930-х гг.), прибегая к ней в больших жанровых формах (роман, мемуарный цикл). Если в романе “Петербург” и в мемуарах бессистемно перемежались метризованные (трехсложник) и неметризованные колоны, то в эпопее “Москва” (трилогия, состоящая из романов “Московский чудак”, “Москва под ударом”, “Маски”) автор старался выдерживать строгий ритм, хотя и допускал временами его перебивки.
Очевидно, Белый-поэт боролся с Белым-прозаиком. Метризация прозы усиливалась от ранних романов к поздним. Наконец, к моменту публикации последнего романа (“Маски”) конфликт поэта с прозаиком, должно быть, разрешился в сознании писателя, и он заявил в предисловии к произведению: “Моя проза – совсем не проза; она – поэма в стихах (анапест); она напечатана прозой лишь для экономии места”. Однако вне зависимости от комментариев самого автора его произведения воспринимаются как проза, что закономерно: любое произведение должно рассматриваться в контексте традиций, и если существует традиция графического различения стихов и прозы, то текст, который по каким-либо причинам был оформлен как проза, прозой и является.
Не совсем точно и указание Белого на анапест в эпопее “Москва”. Как было сказано, в тексте каждого из романов есть перебивки ритма. После этих перебивок новые колоны начинаются с разных трехсложных стоп (и дактиль, и амфибрахий, и анапест), а появившийся силлабо-тонический метр поддерживается до следующей перебивки. Экспериментальные романы Белого необычны еще и тем, что метризация пронизывает насквозь их большие главы. Так, в “Масках” каждая из глав поделена на мелкие главки, а каждая из главок - озаглавлена. Интересен тот факт, что по окончании очередной главки метр не прерывается: заглавие следующей главки его поддерживает, и метр плавно перетекает в эту новую главку:
“Никанор/ же, на всё/ насмотрев/шись:
“Сюда/ брата брать,/ - дико; да/же – немыс/лимо!”
Шам/канье
Пер/вые дни/ октября;/ мукомо/лит, винтит;/ буера/ки обме/таны и/неем; стран/но торчат/ в свинцова/тую серь”.
(Маски. Гл.1)
Метризованная проза образуется не только в результате “облагозвучивания” обычного прозаического текста. В нее могут быть превращены стихи. В этом случае в тексте произведения обнаруживаются все признаки стиха (ритм и метр, рифма и рифмовка, строфика), кроме одного, главного: нет графического членения на строки.
Поэт и прозаик В.В.Набоков завершил свой роман “Дар” следующим абзацем: “Прощай же, книга! Для видений – отсрочки смертной тоже нет. С колен поднимется Евгений, - но удаляется поэт. И все же слух не может сразу расстаться с музыкой, рассказу дать замереть… судьба сама еще звенит, - и для ума внимательного нет границы – там, где поставил точку я: продленный призрак бытия синеет за чертой страницы, как завтрашние облака, - и не кончается строка”.
Это проза, хотя опытный читатель без труда узнает форму онегинской строфы (см. одноименную статью): здесь и 4-стопный ямб, и рифмовка AbAbCCddEffEgg. Кроме того, этот абзац по смыслу явно соотносится с последней строфой пушкинского романа: автор так же неожиданно прощается со своим героем, как Пушкин с Евгением Онегиным. Превращение стиха в метризованную прозу понадобилось Набокову затем, что его герой, поэт Федор Годунов-Чердынцев, являющийся отчасти отражением автора, в начале романа мечтает “когда-нибудь произвести такую прозу, где бы “мысль и музыка сошлись, как во сне складки жизни”. Это мечтание воплощает в финале сам автор.
Во второй половине ХХ в. в метризованную прозу превращал свои стихотворения поэт Л.Н.Мартынов (“Проблема перевода”, “Мир не до конца досоздан…”), экспериментировавший также и с рифмованной прозой (“Даты”, “Мартынов день”, “Рубикон”), и с превращением прозы в стихи (“Мать математика”, “Проза Есенина”).