Реферат: Начало изучения античности в России XVIII век
В отличие от Университета Академическая гимназия открылась почти одновременно с Академией - в 1725 г. Гимназия должна была служить подготовительной школой для Университета. Главное место в ней отводилось обучению иностранным языкам, в особенности латинскому и немецкому; в старших классах предусматривалось преподавание ряда общеобразовательных предметов, в частности истории.
В целом Петербургская Академия наук представляла собой довольно гибкую систему учреждений, призванных одновременно заниматься наукой и подготавливать новые кадры ученых. Основание этой Академии несомненно способствовало быстрому прогрессу во всех областях знания; отечественная наука об античности во всяком случае начинает свое существование именно с этого момента.
Надо, однако, заметить, что на первых порах членами русской Академии наук и, в частности, первыми исследователями древности были исключительно иностранцы. Это обстоятельство не должно нас смущать; как писал официальный историк Академии "нет ничего странного, ни оскорбительного для народного самолюбия в том, что в стране, где не только просвещение, но и грамотность была развита в самой ничтожной степени , не явилось при первом востребовании нескольких десятков первоклассных ученых"53 Причина, следовательно, заключалась в культурной отсталости России, хотя, возможно, эта отсталость и не была столь велика, как это рисуется [61] взору П. П. Пекарского, слова которого мы только-что привели. Во всяком случае, приглашение иностранных специалистов в Россию было продиктовано необходимостью; однако, та быстрота, с которой русские люди усвоили плоды западного просвещения, показывает, что в самой России почва для научного посева была готова.
Сказанное полностью относится и к исторической науке, в частности к науке об античности. Нет нужды вместе с К. Н. Бестужевым-Рюминым категорически утверждать, что "первоначальниками науки были у нас ученые немцы"54 : в такой форме это утверждение вызывает протест, поскольку оно игнорирует успехи просвещения в допетровской России. Однако не менее несправедливо и другое утверждение, с которым мы сталкиваемся в фундаментальном издании советского времени "Очерки истории исторической науки в СССР": "деятельность иностранных академиков принесла не столько пользы, сколько вреда для русской историографии, направляя ее по ложному пути некритического подражания иноземной исторической литературе".55 Пренебрежительная характеристика, которая дается в "Очерках" деятельности Г.-З. Байера и Г. Ф. Мюллера (Миллера), не может не вызвать у непредвзятого читателя чувства недоумения. К счастью, нет недостатка и в объективных, взвешенных суждениях. Разумеется, читаем мы в другом солидном издании советской поры, "среди приглашенных в Академию иностранцев попадались иногда и самозванцы и явные бездельники, и авантюристы. Нередко приезжие ученые высокомерно и презрительно относились к чужой стране и насаждали слепое преклонение перед Западной Европой, что обостряло борьбу, происходившую внутри Академии. Но среди ученых, привлеченных нашей Академией, было немало и таких, которые своей добросовестной работой принесли большую пользу России".56 К числу таких ученых несомненно должен быть отнесен и первый ученый-гуманитар (если не считать маловыразительного и к тому же рано выбывшего Иоганна-Христиана Коля), первый (уже без всяких оговорок) исследователь классической древности, появившийся в стенах новой [62] Петербургской Академии, выходец из Кенигсберга Готлиб-Зигфрид Байер (1694 - 1738 гг.).
Для лучшего понимания того, что представлял собою Байер как ученый, какой известностью он пользовался еще до отъезда в Петербург и насколько закономерным было приглашение его на русскую службу, необходимо хотя бы кратко остановиться на его биографии. Главными пособиями для нас послужат: в русской литературе - соответствующий очерк в известном труде П. П. Пекарского,57 а в зарубежной - вступительная статья Х. А. Клотца к его изданию сборника малых работ Байера58 и специальная диссертация Ф. Бабингера.59 Ценность этих пособий определяется тем, что они, в свою очередь, опираются на автобиографические записи самого Байера, хранящиеся (или, по крайней мере, хранившиеся) в архивах Петербургской Академии наук (на них опирался Пекарский) и Городской библиотеки Кенигсберга (эти были использованы Бабингером).
Готлиб-Зигфрид Байер родился в Кенигсберге 6 января (по новому стилю) 1694 г. Происходил он из семьи небогатой, но с прочными интеллигентными традициями. Судя по фамильному имени предки Байера были родом из Баварии, откуда они, вероятно, по религиозным мотивам, поскольку были ревностными протестантами, переселились в Венгрию. Дед будущего петербургского академика Иоганн Байер был видным протестантским проповедником в немецких общинах Верхней Венгрии, но до того, как обратиться к священнической деятельности, учился в Виттенберге и с успехом занимался математикой и философией. Его сын Иоганн-Фридрих Байер пошел по другой стезе: рано осиротев, он покинул Венгрию, учился живописи в Данциге и, наконец, обосновался в Кенигсберге, где зарабатывал себе на жизнь трудом художника. В сыне этого живописца Готлибе-Зигфриде рано проснулась любовь к науке, и родители сумели определить даровитого мальчика в классическую гимназию Collegium Fridericianum. Здесь он хорошо овладел греческим и латинским языками и, следуя традициям немецких гуманистов - homines trilingues, приступил к изучению древнееврейского. [63] Его интересовала история христианской церкви и литературы, и он прилежно посещал королевскую библиотеку.
В 1710 г., шестнадцати лет отроду, Байер поступил в Кенигсбергский университет, а уже через год, чтобы помочь родителям, сам начал давать уроки в своей бывшей гимназии. "Ежедневно, - рассказывает, опираясь на его записки, П. П. Пекарский, - семь часов проходило у него в классе за уроками чистописания и латыни более чем 160-ти ученикам. Хотя это было для него очень тяжело, однако он исполнял добросовестно