Реферат: О символической образности в романе М.Е.Салтыкова-Щедрина «Господа Головлёвы»
Анализируя финальные сцены романа, И.А.Есаулов категорично утверждает мысль о проявлениях здесь христоцентризма: “Прощение, несомненно состоявшееся в финале, имеет подчёркнуто новозаветный характер <...> Герой впервые попадает в ауру православной ментальности, только и позволяющей от “агонии раскаяния” за сутки до Христова Воскресения прийти к действительному, свершившемуся покаянию. Но оно невозможно без опоры на Христа, немыслимо вне Христа <...> Таким образом, мы видим уже состоявшееся – без слов – прощение героя” 5 . Иное толкование смысла символического контраста Иудушки и Христа предлагает А.П.Ауэр: “...Христос, умирая, прощает всех, даже своих гонителей и мучителей, а вот Иудушка перед смертью умоляет всех простить его” 6 .
Сравните с этим: “Неправильно считать, что Христос всегда всех миловал и прощал. Он бывал и грозным, и страшным, и приближение света было страшно мучительно для лжи и греха. Страх Божий – начало премудрости, начало покаяния, начало спасения” 7 . Иудушке в финале не дано пережить этот Страх Божий, поэтому он готов снять с себя личную вину словами “что такое сделалось?!” и провалами памяти (“где... все?..”). Но простить Иудушку или нет – это уже выбор не только автора, но и читателя. Точнее, это тот выбор, который автор не навязывает, а предлагает сделать самому читателю.
ПОКАЯНИЕ-ПРОБУЖДЕНИЕ. “...Покаяние – вид пробуждения: “Встань, спящий, и воскресни из мёртвых. И осветит тебя Христос”” 8 (Ефес. 5, 14). Современный интерпретатор “Господ Головлёвых” убеждён: “Неверие в реальность “пробуждения совести” в этом герое равнозначно неверию в спасение всех других, неверию в милость Божию, обессмысливающему – в конечном итоге – и страдания Христа” 9 .
Проверим это мнение цитатой из романа, позволяющей понять характер внутреннего поворота в герое и наличие у него воли к изменению и исцелению: “Прошлое до того выяснилось, что малейшее прикосновение к нему производило боль. Естественным последствием этого был не то испуг, не то пробуждение совести, скорее даже последнее, нежели первое <...> Такие пробуждения одичалой совести бывают необыкновенно мучительны. Лишённая воспитательного ухода, не видя никакого просвета впереди, совесть не даёт примирения, не указывает на возможность новой жизни, а только бесконечно и бесплодно терзает <...> Повторяю: совесть проснулась, но бесплодно”.
До недавнего времени общим местом, определявшим трактовку “пробуждения совести”, было представление об атеистических убеждениях Салтыкова, внимательного исключительно к нравственной стороне евангельской проповеди. В Салтыкове видели прежде всего моралиста, изображающего трагическую метаморфозу героя в финале для того, чтобы завершить суд над ним “моральным возмездием, но таким, которое содержит истинно великий катарсис, необходимое очищение античных трагедий” 10 . В проблеске совести у Иудушки усматривался “лишь момент предсмертной агонии”, которая “исключает всякую возможность нравственного перерождения” 11 , у героя, каким он показан в финале, нет “ни малейшей надежды на будущее возрождение, исцеление” 12 . “Совесть” и “стыд” в трактовке Салтыкова “лишены примиряющего смысла. Наоборот, они воплощают идею нравственного возмездия, которое зло несёт в себе самом” 13 . В финале в герое пробуждается не столько совесть, сколько “запоздалое ощущение собственной вины” 14 .
Между тем финал романа давно уже побуждал исследователей к разнообразным ассоциациям с евангельскими текстами, позволяя утверждать, имея в виду неожиданное решение Иудушки, что “чудо воскресения коснулось и его, и ожила его душа, когда однажды вдумался он невольно в рассказ о Христе...” 15 Решая вопрос о виновности Иудушки, Салтыков не случайно стремится “включить этот образ в конце произведения в систему евангельской символики, сочетать его с мотивами вины перед всеми и искупления вины страданием” 16 . “У целого ряда даже “неверующих” писателей Евангелие в жизни или творчестве играло существенную роль <...> У того же Салтыкова в романе “Господа Головлёвы” внезапное покаяние Иудушки происходит после воспоминания евангельского текста (вероятно, Лук.XXIII, 34–37)...” 17
В последнее время представление о “евангельском” финале “Господ Головлёвых” прочно вошло в обиход щедриноведения.
ЖЕРТВА САТАНЕ. И всё же не параллель предсмертных страданий Иудушки и Христа, а именно параллель предательства и несостоявшегося покаяния Иудушки и Иуды в “Господах Головлёвых” “осуществлена до конца. Щедринский Иудушка, подобно библейскому Иуде, покончил жизнь самоубийством” 18 .
Самоуничтожение Иудушки проясняет смысл финала. “Каждый вечер он заставлял Анниньку повторять рассказ о Любинькиной смерти, и каждый вечер в уме его всё больше и больше созревала идея о саморазрушении <...> Одним словом, с какой стороны ни подойди, все расчёты с жизнью покончены. Жить и мучительно, и не нужно; всего нужнее было бы умереть; но беда в том, что смерть не идёт”. И далее: “Нет, ждать развязки от естественного хода вещей – слишком гадательно; надо самому создать развязку, чтобы покончить с непосильною смутою. Есть такая развязка, есть. Он уже с месяц приглядывался к ней, и теперь, кажется, не проминёт. “В субботу приобщаться будем – надо на могилку к покойной маменьке проститься сходить!” – вдруг мелькнуло в голове у него”.
Покаянию и искуплению своей вины Иудушка предпочитает расчёт с жизнью. В народных представлениях самоубийца предстаёт как “жертва сатане” 19 . Согласно этим же представлениям, к самоубийству людей побуждает нечистая сила 20 . С точки зрения религиозной, физическое самоубийство служит обнажением самоубийства духовного: “Будучи грехом противления жизни, самоубийство есть “убийство своей любви к Богу...”” 21 Сравните с этим: “Да, Господь силен простить и миллионы иуд, но лишь тех, которые “не ведают, что творят”, и не создают в себе самих геенны томления, а узнав, что сотворили, – каются великим “плачем сердца” перед Богом Спасителем” 22 .
Обращаясь к евангельской архетипике, Салтыков опирается на то отношение к преступившим, которое сложилось в народном сознании 23 . Добровольная смерть головлёвского барина не несёт примирения с ним, как и самоубийство Иуды не служит ему прощением за предательство Иисуса. Но смерть эта всё-таки возвращает Иудушку человеческому роду; отсюда скорбная интонация авторского голоса в финале, выражающая жалость к герою, погубившему себя несчастному человеку. Так смысловая многоплановость и проблематичность финала вновь обнаруживают ориентацию Салтыкова на существенные для него нормы народной этики, на народный нравственный опыт.
Список литературы
ПрозоровВ.В. М.Е.Салтыков-Щедрин // Русская литература и фольклор: Вторая половина XIXв. Л., 1982. С.90.
БеловаО.В. Иуда // Славянская мифология. М., 1995. С.217.
АверинцевС.С. Иуда Искариот // Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2т. 2-е изд. М., 1987. Т.II. С.580.
См.: ЛотманЮ.М., УспенскийБ.А. Миф – имя – культура // Труды по знаковым системам. Тарту, 1973. Т.VI. С.285.
ЕсауловИ.А. Категория соборности в русской литературе. Петрозаводск, 1995. С.139–140.
АуэрА.П., БорисовЮ.Н. Поэтика символических и музыкальных образов М.Е.Салтыкова-Щедрина. Саратов, 1988. С.61.
ЕльчаниновА., свящ. Записи. М., 1996. С.41.
Жив Бог. Православный катехизис. М., 1991. С.360.
ЕсауловИ.А. Указ. соч. С.141.
МакашинС.А. Головлёвы: люди и призраки // Наследие революционных демократов и русская литература. Саратов, 1981. С.28.
БушминА.С. Сатира Салтыкова-Щедрина. М.–Л., 1959. С.183–184.
ПокусаевЕ. “Господа Головлёвы” М.Е.Салтыкова-Щедрина. М., 1975. С.72.
ЖукА.А. Русская проза второй половины XIX века. М., 1981. С.218.
ПрозоровВ.В. Салтыков-Щедрин. М., 1988. С.131.
АйхенвальдЮ. Силуэты русских писателей. М., 1994. С.273.
ТамарченкоН.Д. Герой, сюжет и “образ мира” в “Господах Головлёвых” М.Е.Салтыкова-Щедрина // ТамарченкоН.Д. Целостность как проблема этики и формы в произведениях русских писателей XIX века. Кемерово, 1977. С.71.
ПлетнёвР.В. Достоевский и Евангелие // Русские эмигранты о Достоевском. СПб., 1994. С.161. Ср.: “В русской литературе есть ещё одно свидетельство огромной силы Страстных богослужений. Это эпилог романа “Господа Головлёвы”” (МеньА., прот. Православное богослужение. Таинство, Слово и образ. М., 1991. С.90).