Реферат: Почему Александр Блок?

Я стоял один у дверей. (1902)

Это крыльцо потом возникнет у Ахматовой.

А здесь звук становится зрительным образом:

Высок и внятен колокольный зов. (1902)

и, заметьте, «зов», а не звон. Музыка следующих строк возродится позднее у Есенина:

… к бездорожью

В несказанный свет. (1902)

А какая образность:

Таинственно, как старая гадалка,

Мне шепчет жизнь забытые слова. (1902)

Ты была светла до странности… (1902)

Смех прошел по лицу, но замолк и исчез…. (1902)

Тема болота, тростника, огоньков, дважды прозвучавшая в этой книге, -

Мое болото их затянет,

Сомкнется мутное кольцо…. (1902)

перекликается с «Камышами» Бальмонта («Полночной порою в болотной глуши…»).

Мы, привыкшие к электрическому свету, не сразу оценим точность образа: «Свет в окошке шатался, ….», а какое великолепие именно «технических» средств:

В городе колокол бился, …. (1902)

Молоть устали жернова … (1902)

…Мечта, ушедшая в туман. (1902)

Двадцатый век, «век-волкодав», открывался в русской поэзии стихами о Прекрасной Даме и заговорил в них на совершенно новом, своем поэтическом языке, отличном и от несколько романтизированного языка Золотого Века, и от литературных изысков ранних декадентов. Естественно, эту новизну почувствовали и подхватили в первую очередь более молодые его современники, и хотя сам Блок с высоты своего зрелого гения ворчал, что «…эта книга дала плохой урок некоторым молодым поэтам»(1918), это представляется нам несправедливым, ведь именно с этих стихов собственно и обозначился Серебренный Век, как некое единство.

Нельзя сказать, что поэзия молодого Блока избегала темы трагичности жизни, однако трагические моменты «снимались» в осмысленности бытия почти в гегелевском духе. Это, наверное, выглядело странным в начале XX века, когда русская поэзия старшего поколения символистов попала под влияние западно-европейского декаданса, и пессимистическое, трагическое мироощущение становилось модой, захватывавшей иногда и совершенно чуждые ей души. Разменяв пятый десяток лет, И. Бунин восклицал, вспоминая стихи своей молодости: «Как смел я в те годы гневить печалью Бога?»

Александр Блок никогда не был подвержен моде, и жизненные драмы проникали в его поэзию лишь по мере того, как он сам переходил из своего очарованного мира в мир реальный, жестокий и страшный.

2. Страшный мир

За пределами мира молодого Блока лежал Город, он начал проникать в его произведения очень рано, поэт осторожно присматривался к нему, чувствуя в его жизни драматическое напряжение, не вмещающееся в его мир. Иногда он строил свои стихи на основе личных впечатлений, иногда использовал в сюжете даже газетную хронику о трагических происшествиях, и хотя эти стихи иной раз вычеркивались царской цензурой, город в творчестве молодого Блока оставался еще чем-то внешним, отдаленным объектом, черты которого были словно поддернуты голубоватой дымкой, как на городских пейзажах импрессионистов.

Улица, улица…,

Тени беззвучно спешащих

Тело продать,

И забвенье купить…

В это время Блок начал пробовать простонародную лексику, причем именно городского типа, у него почти нет, как мы сказали бы сейчас, крестьянской, деревенской тематики, столь характерной для XIX века, и расцветшей в XX веке в творчестве Клюева, Есенина, Твардовского, Исаковского … .