Реферат: Преодоление советского пространства

Так вот сейчас регионы России стали полицентричными, чего практически не было никогда. Регионы России всегда были моноцентрическими, и в этом смысле советское пространство унаследовало имперские черты дореволюционной России, причем, что интересно, оно унаследовало те черты, которые пространственное развитие дореволюционной России уже стремительно преодолевало и размывало. В этом смысле советское пространство является, конечно, не проектом модерна, что бы про это ни говорили и ни писали, это некоторый очень архаический проект, но я не буду уходить в сторону.

Я помню, как я в свое время был потрясен, когда читал книгу Франкфортов о пространстве, он называется по-другому (Франкфорт Г., Франкфорт Г.А., Уилсон Дж., Якобсон Т. В преддверии философии: Духовные искания древнего человека: Пер. с англ. - М.: Наука. 1984), но там очень много про пространство Древнего Вавилона и Древнего Египта. Мне казалось, что я читаю хроники времен советского пространства, но это просто в сторону. Так вот сейчас по своей реальной финансовой мощи первые и “вторые города”, центры и “вторые города”, стремительно меняются местами. Норильск более важен в Красноярском крае, чем Красноярск, хотя Норильск в несколько раз меньше по населению. Тольятти не менее важен, чем Самара. Череповец, конечно, гораздо более важен, чем деградирующая в производственном отношении Вологда. Братск ничем не менее важен, чем Иркутск. Мы можем двигаться так по списку регионов.

Если мы вспомним, что многие “вторые города” и города следующего за ними размера – это фактически частные города корпораций, в этом смысле и Братск, и Норильск – это частные города корпораций, это приватизированные города, особенно Норильск, в Норильске это ощущаешь совершенно непосредственно, что ты находишься не в Норильске, а ты находишься в вотчине “Норильского никеля", в котором степень жесткости этой власти такова, что люди даже наедине с тобой в горах многие сюжеты согласны обсуждать только шепотом, настолько они боятся “Норильского никеля”, не российского государства, не чего-то.

Как бы, разумеется, эти конкретные примеры я черпаю из своих путешествий. Так вот что мы сейчас имеем? Если мы имеем частные корпоративные города, ну, сюда, в этот список, идут многие нефтяные-газовые города, скажем, вроде замечательного в этом отношении, хотя крайне непривлекательного для жизни Нижневартовска, то мы имеем инверсию частного и государственного пространства. Во многих отношениях частные города, корпоративные города сейчас являются более процветающими и, кстати, в этих городах, во “вторых городах”, имеет место очень сильный образовательный бум, это уже должно быть вам близко и понятно. Именно во “вторых городах”, причем бум, как правило, именно частного образования.

Если мы все тенденции, приметы которых я вам называю, не расписываю подробно, а только называю, мы резюмируем, то мы увидим, что два класса территорий начали меняться местами. Периферия, приграничная территория, территория топливно-энергетического комплекса и “вторые города” заняли то место в организации теперь уже постсоветского пространства, которое раньше имели провинция, центр, территория военно-промышленного города, военно-промышленного комплекса, закрытые города центры регионов.

Возникает вопрос: какие еще элементы советского пространства не поменялись местами? Пожалуй, если бы я выдержал драматическую паузу, то вы бы мне могли сказать, что еще город и село не поменялись местами. Но это было бы ошибочно. Потому что эта мощная инверсия охватывает сейчас и город и село. Что я имею в виду? Для России, как и для многих стран, характерна такая многовековая тенденция, что в мирное время растет численность городского населения. Вроде бы по всем или, по крайней мере, по основным признакам, сейчас мирное время, Россия довольно мало сейчас воюет, ну, относительно своей истории – Россия ведь очень много воюет. И тем не менее, если считать формально-статистически, в стране растет численность сельского населения, а численность городского населения снижается.

Даже имеет место такой интересный процесс: если в советское время каждый населенный пункт при малейших шансах стремился получить городской статус и села стремились стать поселками городского типа, то сейчас процесс пошел стремительно вспять. По разным данным, от 300 до 500 поселков городского типа переписались обратно в села. Это, конечно, сразу отразилось на общей статистической численности городского и сельского населения. Но дело здесь не только в формальных показателях, тем более что для России никто, я говорю это с полной ответственностью, никто не произвел независимых оценок городского и сельского населения, оценок, независимых от государственной статистики. Все принимают эти миражи государственной статистики, как будто им соответствует какая-то реальность.

Дело в том, что еще в советское время начинался процесс, который приобрел такую обвальную законченность сейчас, это процесс, который иногда называется “дачным бумом”. Это значит, что горожане при первой же возможности бросились заниматься на своих карликовых наделах сельским хозяйством. Процесс был довольно силен в советские годы, но в постсоветские годы он охватил практически каждую городскую семью. Может быть, это не очень заметно в Москве, но стоит выехать из Москвы, как ты понимаешь, в какой степени городское существование сейчас на самом деле является существованием симбиотическим, городским и сельским: люди опираются на ресурсы города, чтобы заниматься своим карликовым сельским хозяйством. В ряде случаев они занимаются этим, исходя из задач собственного выживания, такой мотив имеет место. Но во многих случаях мотив собственного выживания здесь ничего не объясняет.

Этот процесс остается до сих пор необъяснимым, и, как все реальные процессы, он совершенно не привлекает внимания экспертного сообщества, потому что экспертное сообщество занимается, в основном, тем, что комментирует действия власти, видимо, это более комфортное или, как бы это сказать помягче, ну, ограничусь тем, что это более комфортный способ профессионального существования. Я же думаю, что это - индикатор каких-то мощных и глубоких процессов.

Если сейчас резюмировать то, что я вам коротко рассказываю, и то, чем я занимаюсь последние 15 лет, а последние 15 лет я, в основном, занимаюсь именно этим, то что мы получим? Что вначале была создана конструкция “советское пространство”, это был определенный проект, в 20-ые гг. он обсуждался со всей откровенностью. В этом смысле литература 20-ых гг. гораздо более откровенная, чем в последующие годы эвфемизмов и недомолвок. Тогда откровенно говорили, что нужно создавать районы, конструировать их и так далее. Потом эта конструкция довольно долго и довольно быстро, одновременно долго и быстро в разных исторических горизонтах по-разному, оестествилась и сформировались такие вот целостности, как регионы.

Когда конструкция вошла в пору кризиса, эти регионы резко подняли свой статус, началась революция регионов, о которой я, помнится, писал еще в 91-ом году, когда большая часть населения считала, что удается спасти Советский Союз, хотя, на мой взгляд, в 89-м году было абсолютно понятно, что Советский Союз уже обречен. Вот в этом смысле я занимаю диалектическую позицию: я считаю, что распад Советского Союза начался гораздо раньше, чем считается, но я считаю, что этот процесс гораздо более долгий и сложный, что он не завершился еще и по сю пору и что в некоторых отношениях Советский Союз еще существует. После этого вот это советское пространство, в котором произошла революция регионов, революция составных частей, революция составных частей – ее можно называть по-разному, наконец, за последние 15 лет исчерпала свою структурную инерцию, и пошли совершенно новые процессы, которые сейчас, на мой взгляд, выступают на первый план.

Что происходит сейчас в этом смысле? В этом смысле сейчас Россия вступает в пору пространственного саморазвития. Советское пространство знало проекты, в которых усложняется территориальная структура. Эти проекты бывали осуществлены, я не обсуждаю степень вменяемости этих проектов, были такие проекты, в результате которых происходило существенное усложнение территориальной ткани, территориальной организации общества и так далее, и так далее, но не было пространственного развития, потому что имперское пространство, а советское пространство – это самый яркий образец имперского пространства, это имперское пространство, которое доведено уже просто до предела, и в этом смысле более имперского пространства, чем советское пространство просто уже быть не могло, уже некуда, уже сами категории зашкаливают. И сейчас начинается пространственное саморазвитие, которое принимает иногда формы очень странные, которое принимает иногда формы очень неприятные, ну например, сейчас имеет место процесс пострегионализации, когда внезапно пространство города, пространство сельское, пространство региона начинает появляться как бы случайно, неожиданные и бурные точки роста, точки обновления, точки каких-то странных инвестиций.

И в этом смысле монолитная, плитчатая советского пространства начинает сейчас стремительно развиваться. И вот сейчас, с одной стороны, имеет место пространственное саморазвитие, которое почему-то привлекает поразительно мало внимания, а с другой стороны, государственная власть продолжает по-прежнему выдвигать какие-то странные экстравагантные проекты и пытается их осуществить. Но в этом смысле и 80-ые, и 90-ые, и наши годы - они совершенно одинаковые. В основе пространственной событийности лежат спонтанные процессы, не проекты государства, а спонтанные процессы, и в этом смысле наше государство не является ни достаточно точным, ни достаточно мощным, чтобы что-либо сделать с этими спонтанными процессами.

Вот на вас сейчас, на вас, больше, чем на людей моего поколения, обрушивается бремя пространственного саморазвития. Страна вошла в режим, когда ее пространство стало развиваться.

Я воспользуюсь последними двумя минутами для такого экстравагантного хода. Заметим, что если советское пространство было всего лишь атрибутом государства, существовало как определенный аспект государства, тогда, если быть строго последовательными, и в этом смысле, когда мы с Симоном Кордонским заявляем это по отдельности, но параллельно, что в Советском Союзе не было вообще пространства, в этом смысле, мы логически с ним правы. Был определенный аспект нерасчлененной деятельности государства и общества, и в этом смысле пространства не было. Поскольку здесь, видимо, средний возраст аудитории лет 25, то можно сказать, что это первое поколение, которое живет не просто в условиях пространственного развития, живет в условиях, когда в стране наконец-то появилось пространство, наконец-то появилось географическое пространство, наконец-то своей жизнью, прихотливой, странной, часто очень жестокой зажил культурный ландшафт. Вот на этом я хочу поставить точку.