Однако с падением Киева вечевой быт не прекратил своего существования: в XIII в. его сохраняли все старинные города Северо-Западной и Северо-Восточной Руси. Но главными вечевыми городами были Новгород и Псков. Богатством этих торговых центров объяснялась самостоятельность городских общин, сумевших в течение почти двух столетий противостоять процессу централизации государства.

Зачатки общинно-вечевого управления Новгорода относятся к древнейшему периоду. С XII в. вече освободилось от власти князя и добилось права избрания посадника, тысяцкого и даже епископа, т.е. всей высшей администрации города. В ХШ в. вечевая организация достигла своего расцвета. Развитие политических вольностей шло параллельно с расширением территории княжества и ростом его экономического могущества.

В отличие от Киева вечевая организация Новгорода и Пскова имела более прочные корни, так как включала множество общественных союзов, имевших свои веча и свои выборные исполнительные органы. В Новгороде низшей административно-территориальной единицей с правом самоуправления была улица. Решением хозяйственных дел улицы занималось вече, выбиравшее двух и более "улицких" старост. Старосты представляли интересы улицы в отношениях с князем и другими должностными лицами, контролировали земельные отношения, участвовали в суде. Каждая улица имела вечевую избу и свою печать.

Улицы составляли пять концов города; каждый из них имел вече, печать и свою казну, избирал старост и владел землей. Концы выполняли административные, судебные, военные и даже дипломатические функции, а их старосты формировали ополчения, составлявшие новгородское войско, участвовали в переговорах и суде, распределяли повинности между жителями концов и разбирали споры. Общегородское вече признавалось законным лишь при участии представителей всех пяти концов.

Жители Новгорода подразделялись не только на улицы и концы, но и на сотни. Это были не территориальные (за исключением "Княжей ста"), а фискальные единицы, включавшие с конца XII в. только торгово-ремесленное население. Входившие в состав сотен горожане (в каждом конце было по две сотни) избирали сотских старост, платили налоги и выполняли натуральные повинности; десять сотен как военные формирования составляли тысячу Новгорода. Сотни подчинялись тысяцкому как в военном, так и в судебном отношении: тысяцкий возглавлял торговый суд, куда входили десять сотских старост.

Общегородское вечевое собрание свободных граждан было носителем верховной власти Новгорода. Правомочными считались лишь те собрания, в которых участвовали не только должностные лица, но и представители всего населения - "и бояре, и житьи люди, и купцы, и черные люди, и весь господин государь Великий Новгород, все пять концов...". Вече рассматривало важнейшие вопросы внутренней и внешней политики: утверждало уставы и законы, выдавало жалованные грамоты, приглашало и изгоняло князя, избирало посадника, тысяцкого и епископа (с 1165 г. - архиепископа).

Оно собиралось на Торговой площади по звону колокола. Владыка в вече не участвовал, но посылал своего представителя и благословлял участников. С помоста ("степени") посадник или другие должностные лица оглашали повестку собрания. Подсчета голосов не было, решения принимались по силе крика участников. В случае разногласий недовольные собирали свое вече на Софийской стороне. Тогда противники встречались на мосту через Волхов, и нередко только вмешательство духовенства предотвращало кровопролитие. Решения веча оформлялись вечевым дьяком в вечевой избе.

Вопросы, подлежавшие решению веча, разрабатывались особым "советом господ", который под председательством архиепископа собирался в его палатах. В этот совет, выполнявший роль правительства, входили княжеский наместник, посадник, тысяцкий, старосты концов, сотские, а также бывшие посадники и тысяцкие. Так, грамота Соловецкому монастырю на владение Соловецкими островами (сер. XV в.) имеет восемь печатей: епископа, посадника, тысяцкого и пять печатей городских концов.

Особую роль в управлении Новгородом играл архиепископ. Все вечевые решения принимались от имени владыки и всего Новгорода, он был председателем в совете господ, возглавлял посольства, осуществлял суд в делах веры и контроль за торговлей.

Решения общегородского веча распространялись на обширную территорию, входившую в Новгородское государство. Центрами, вокруг которых формировались волости, были небольшие городки или пригороды. Городовые волости-пригороды делились на погосты, а те, в свою очередь, на сельские общины. В каждом погосте могло быть два должностных лица — сельский староста и сотский. Пригороды и волости платили налоги в пользу Новгорода, тогда как новгородцы, по мнению историков, были скорее всего освобождены от их уплаты. Зависимость пригородов вызывала недовольство их населения и стремление освободиться от Новгорода; этими настроениями и воспользовались московские князья. Последовавшие после 1479 г. конфискация земель и репрессии против бояр окончательно подорвали основу независимости и экономического могущества Вольного Новгорода. Но главной причиной падения Новгорода, по мнению историков, были противоречия между низшими слоями населения и боярами, в руках которых, в конечном итоге, и сосредоточилось управление городом. В результате, новгородское "народоправство" превратилось в боярскую олигархию.

Вечевой строй Новгорода историки нередко определяют как "феодальная республика", хотя это понятие до начала XX в. не употреблялось. Современники называли свое государство "Великий Новгород" или "Господин Великий Новгород", что ближе к такой форме организации городской общины, как "город-государство". Именно так определял строй древнерусского города историк И.И. Дитятин. По его мнению, в удельно-вечевой период русский город играл активную и очень важную политическую роль в жизни Древней Руси и по своему значению напоминал средневековой муниципий на Западе. Эту точку зрения разделяют и многие современные историки, рассматривающие такую организацию как систему соподчиненных общин. В частности, устройство городов Новгорода и Пскова, под властью которых объединялись пригороды и сельские округи, Л.В. Данилова называет "ярким примером государств с чертами полисного типа". По оценке М.Н. Тихомирова, "русские города киевской поры жили полнокровной жизнью и шли по пути развития "городского строя", как и города в соседних странах Западной Европы".

В Новгороде, развивавшемся дольше и в более благоприятных условиях, чем другие города удельного периода, успели в полной мере проявиться черты политического быта, наметившиеся в Киеве. Первоначальный дуализм власти веча и князя в этих городах нарушился в пользу веча, которое как форма власти имело более древнюю историю. Князья Киевской Руси, писал В.О. Ключевский, "поддерживали в ней существовавший житейский порядок, определяли подробности земского строя, но е могли сказать, что они создали самые основания этого строя, были творцами общества, которым правили". Еще меньше оснований для этого было у новгородских князей, превратившихся после 1136 г. в должностных лиц, чьи права и обязанности определялись специальным договором с вече.

Общей чертой, присущей как Киеву, так и Новгороду, было высокое положение их кителей. Гражданин Киева по своему социальному положению приближался к княжим мужам" и стоял намного выше, чем сельский житель (за участие в походе :киевлянин получал десять гривен, а смерд только одну; разными были и штрафы за внесенные им оскорбления или увечья). Привилегированное положение по отношению к остальному населению занимали и граждане Новгорода.

Таким образом, общинно-вечевой строй домонгольской Руси представлял собой дальнейшее развитие древних начал жизни славянских племен, которое шло в одном управлении с европейскими народами. Сложившаяся в Древней Руси форма городского правления была близка к европейской. Вече главного города в качестве верховного органа распространяло власть на значительную территорию, диктуя свою волю многочисленным пригородам и селам. Выборная власть была сильнее княжеской, особенно в последний период существования Киевского государства, и :способствовала его распаду.

2. Северо - Восточная Русь

и начало Московского государства

С XIII в. общество Северо-Восточной Руси "стало беднее и проще", а отношения между населением и князем строились здесь уже на других началах, "исключавших вечевой элемент". Вечевой быт сохранился лишь в немногочисленных старинных центрах, но исчез в новых городах удельных княжеств. Если в старых городах -Смоленске, Муроме, Брянске - в XII в. жители активно участвовали в княжеских усобицах, и их позиция нередко определяла исход борьбы за княжение, то в других городах "их голоса не слышно" и в источниках нет "ни слова о вече". После смерти Андрея Боголюбского, заметил В.О. Ключевский, ни в одном городе "не сходились на вече, как на думу". И ни один князь, писал С.М. Соловьев, "не собирал веча для объявления городовому народонаселению о походе или о каком-нибудь другом важном деле". В междоусобной борьбе за Владимир и Москву князья уже не стремились решить ее исход с помощью горожан, как это было в Киеве.

Однако вопрос о распространенности городских веча и значении этих органов народоправства до сих пор остается спорным в исторической литературе. Советские историки разделяли точку зрения В.И. Сергеевича, считавшего, что веча действовали во всех городах и в X—XV вв. были повсеместным явлением не только в Южной и Северо-Западной, но и в Северо-Восточной Руси. В связи с этим необходимо напомнить, что С.М. Соловьев подверг серьезной критике работу В.И. Сергеевича74. По его мнению, автор книги не учитывал, что слово вече употреблялось в самом широком смысле и означало "всякое совещание нескольких лиц и всякое собрание народа". Соловьев не без иронии заметил, что автор, обнаружив вечевой быт в московских волнениях XIV-XV вв., не нашел его в подобных им выступлениях москвичей XVII-XVIII вв. только потому, что слово вече к тому времени уже вышло из употребления. Он возражал и против утверждения Сергеевича, что вече было не только в главных, но и во многих второстепенных и даже третьестепенных городах. В качестве доказательства Соловьев приводит место из летописи, показывающее, что к вечам привыкли главные города, а младшие или пригороды привыкли исполнять их решения: "На чем старшие положат, на том пригороды станут".

Таким образом, города Северо-Восточной Руси утратили значение политических и административных центров, какое они имели в удельно-вечевой период. В XIV в. русский город "из цельного политического организма" превратился "в конгломерат ничем между собой не связанных тяглых единиц". Их жители по своему положению заметно отличались от граждан Киева и Новгорода и в правовом отношении были ближе к сельским жителям.

Аналогичные изменения произошли и в сельской общине. Переселившееся с юга население утратило прежние общинные связи, его положение определялось уже не принадлежностью к тому или иному миру, а условиями договора с удельным князем. Если в Древней Руси пришельцем был князь, а владельцем земли община, то в Северо-Восточной Руси земля, на которую садилось пришлое население, принадлежала князю, что вело к усилению его власти. В таких условиях сельские общины, создаваемые нередко самими князьями, носили характер зависимых от государства неполноправных тяглых единиц. Не последнюю роль в утверждении тяглого начала сыграло разорение и разграбление городов и сел в ходе татаро-монгольского нашествия.

Соответствующим образом изменилось и правовое положение населения. В XIV в., как писал В.О. Ключевский, "посажанин сливается в один класс с поселянином под общим названием черного человека", а в Московском государстве эти два элемента "соединялись в одном областном мирском учреждении - в земской избе, сливались в один уездный тяглый мир", включавший "черносошных людей и людей черных сотен и слобод". До Уложения 1649 г. в правовом отношении не было отличий между посадским человеком и крестьянином.

С этого времени надолго разошлись пути развития европейских и русских городов . Уже в XIII-XIV вв. многие города Европы в результате вооруженной борьбы или, как в Магдебурге, путем выкупа ряда должностей освободились от власти сеньоров и епископов и превратились в вольные самоуправляющиеся общины. Сложившееся в это время немецкое городское право, так называемое Магдебургское право, закрепляло за городами значительные привилегии, самостоятельность в области суда, их право на самоуправление и освобождало горожан от многих налогов. В середине XV в. самоуправление по Магдебургскому праву получили и русские города, оказавшиеся под властью Литвы. Показательно, что именно в это время в неравной борьбе с московскими князьями Новгород утратил остатки прежней вольности. В таких условиях русские города не могли иметь политической самостоятельности и подобно европейским городам быть вольными общинами.

Однако положение городов Северо-Восточной Руси в исторической литературе оценивается по-разному. Историки государственной школы, исходя из конкретно-исторических условий развития русских городов, противопоставляли их как европейским, так и "вечевым" городам Дрвней Руси. В работах советских историков, особенно 1930 - первой половины 1950-х гг., по этому вопросу утвердился другой взгляд. Руководствуясь общей характеристикой феодальной формации, они делали вывод о преемственности между городами Древней и Северо-Восточной Руси, отмечали сходство их социально-экономического развития с городами Западной Европы. В работах последних десятилетий эта концепция в значительной степени пересматривается. В частности, высказывается точка зрения, что еще в ХШ-первой половине XV вв. города Северо-Восточной Руси сохраняли общинно-вечевую организацию, оставаясь городами-государствами, а Русское государство складывалось как земско-самодержавное по форме и по существу". Однако далеко не все историки разделяют такую точку зрения. Представляется, что условиям социально-эономической и политической жизни страны первой половины XVI в. в большей степени отвечает определение политического строя России как "самодержавной монархии деспотического типа" на раннем этапе ее формирования. "Северо-Восгочная Русь, - писал С.М. Соловьев, - для объединения своего, для собирания земли, отреклась от вечевого быта". Народ пожертвовал им, "чтобы достигнуть единства государственного. Что выиграла Северо-Восточная Русь этим отрешением от вечевого быта показал ясно 1612 год, когда народ, вследствие сознания государственного единства, мог встать как один человек для охранения этого единства".

С начала XIV в. городами и пригородными станами управляли наместники, а сельской местностью (волостями) - волостели. Эти должностные лица исполняли судебно-административные функции, получая за это право сбора с населения натуральных и денежных "кормов". Однако, ввиду слабости государственного аппарата, власть кормленщиков приводила не к централизации государства, а к локализации отдельных территорий. Жалобы населения на злоупотребления и притеснения со стороны местной администрации заставили правительство усилить контроль за ее действиями. С конца XV в. отдельным общинам жаловались "уставные грамоты", которые не только нормировали величину кормов и пошлин наместникам, волостелям и их людям, но и ограничивали пределы власти кормленщиков, предписывая им судить лишь при участии выборных людей.

Л.В. Данилова, глубоко изучившая вопрос взаимоотношений администрации и общинных институтов, пришла к выводу, что система "кормлений", на которой строилось местное управление, по своему характеру являлась "продолжением старинного полюдья". Кормленщики имели дело с общиной в целом, а не с отдельными ее членами; это обстоятельство и "обеспечивало сохранение за общиной статуса самоуправляющейся социальной ячейки". Внутриобщинными делами по-прежнему управляли выборные старосты, сотские, пятидесятские и десятские. Они ведали раскладкой и сбором податей, были низшей (мирской) судебной властью, охраняли целостность общинных земель.

Но отношения общины с государством не ограничивались только уплатой денежных сборов; на них возлагалось городовое дело, поставка подвод для ямской гоньбы и другие натуральные повинности. С конца XV в. повсеместным явлением стало участие мирских выборных в суде кормленщиков. В условиях малочисленности государственного аппарата присущие общине публично-правовые функции позволили центральной власти включить ее в систему местного управления еще задолго до реформ Ивана IV. По мнению Л.В. Даниловой, включение мирских властей в структуру административного аппарата для средневековья было типичным явлением. Отсюда двойственный характер выборных мирских властей, которые, оставаясь представителями и выразителями интересов общины, в то же время были и "низшим звеном в системе государственного территориально-административного управления". Законодательные акты XV в. "не создавали земского строя, а вводили его в общероссийские рамки". Как заметил в этой связи А.Д. Градовский, "государство нашло общину готовою и воспользовалось ею".

С развитием государства и его аппарата деятельность общины в этой сфере ограничивается. Исследуя жалованные грамоты великих князей к старостам черных северных волостей, Л.В. Данилова приходит к выводу, что в XIII - XIV вв. полномочия глав выборной общинной администрации (по крайней мере, в северных областях) были намного шире, чем в XV - XVI вв. Хотя именно к этому периоду, замечает историк, некоторые исследователи относят "установление земского строя и связанного с ним самоуправления".

3. Земское управление.

Земские реформы в XVI - XVII вв..

Логическим завершением политики Московских государей, направленной на включение общины в систему местных государственных учреждений, было уничтожение системы кормлений при царе Иване IV . Широкое использование мирской самодеятельности в области губного, земского и верного управления в середине XVI в. положило начало новому периоду в истории местного управления.

Губная реформа . Первые губные грамоты были выданы в 1539 г. по просьбе населения Белозерского и Каргопольского уездов, не имевшего другой возможности обеспечить свою безопасность, как взять на себя поимку воров и разбойников. По этим грамотам часть полномочий наместника передавалась выборным людям — губным старостам и его помощникам "лучшим людям", замененным вскоре целовальниками (утверждались "целованием креста"). Губной староста избирался из дворян, а целовальники - из крестьян и посадских. Выборные люди ловили, судили и даже казнили разбойников, заведовали тюрьмами и регистрировали приезжих. С 1555 г. губные учреждения были введены практически во всех уездах. Они размещались в губной избе, дела которой вел выборный губной дьяк; избирались также палачи и сторожа губных изб.

Правительство придавало особое значение должности губных старост, особенно во второй половине XVI в., когда произошло объединение мелких губных единиц, и эта должность стала уездной. В губные старосты избирали только местных дворян, обязательно грамотных и оставленных от службы по старости или болезни. Для выборов собирались общие съезды, в которых, независимо от общественного положения, участвовало все население уезда, составлявшего губной округ. Это были первые всеобщие выборы в России (повторились только через 200 лет, при избрании городских депутатов в Уложенную комиссию 1767 г.). Участие в них было настолько обязательным, что воеводы имели право сажать в тюрьму дворян, не явившихся на выборы (вместо знатных сидели их крестьяне). Избирательная процедура заключалась в сборе подписей под выборным списком, который подписывали избиратели, а за неграмотных - их духовные отцы. При этом требовалось всеобщее согласие, а если его не было, то результат выборов определялся не большинством голосов, а решением царя.

Нередко правительство само назначало старост, тем не менее "взыскивая" с населения "мирские выборы", что означало для избирателей разделение ответственности за все действия с избранным таким образом лицом. В результате выборы были не столько показателем общественного доверия, сколько коллективной порукой за избираемого человека, а "общественное самоуправление становилось не правом, а тяжелой принудительной повинностью".