Реферат: Творческая эволюция и социальная жизнь

Захаров Леонид Федорович

Любая культура многолика и многопланова, и провести какие либо разграничения и дать строгие определения обращающихся в обществе понятий задача чаще не реальная. Тем не менее, выделение отдельных составляющих культуры, определение их роли и значения в реальной жизни общества, только и формирует содержание понятий культуры, предоставляя, тем самым, материал для логического, то есть возможного для разума, осмысления происходящего в жизни как социального образования в целом, так и в жизни отдельного человека. Каждый из нас сознательно или бессознательно вписывает, встраивает себя в ту или иную логическую систему, в тот или иной понятийный круг. Появление научных направлений исследующих жизнь социальных сообществ как явлений социально-политических, социально-экономических, классовых, культурологических, этнологических и т.д., с одной стороны создает поле почти безграничного числа вариантов для оценки реально происходящих событий и соответственно для выстраивания ожидаемого будущего, и с другой стороны приводит к не сводимости этих вариантов и оценок. Система причинно-следственных связей, устанавливаемых в этих отдельно взятых дисциплинах, дает в пределах введенных понятий и определений основания для обоснованных для разума выводов. Но тут же эти результаты теряют смысл и достоверность, как только предпринимается попытка свести результаты и выводы различных направлений, в какое ни будь целое, равно как привлечь или свести в единое целое исходный набор понятий. Все это говорит не об ошибочности различных теорий или их недостаточной разработанности, а о принципиальной невозможности построить на их основе любую обобщающую, всеобъемлющую теорию, оставаясь в рамках, в пределах причинно- следственных закономерностей. Аналогичная ситуация имеет место и в естественно научных дисциплинах, достаточно вспомнить опыт Эйнштейна по созданию общей теории поля через поиск вида, формы дифференциальных уравнений и их решения для соответствующих начальных условий, то есть оставаясь в рамках причинно- следственных связей, описываемых этими уравнениями.

С аналогичной ситуацией сталкивается разум при попытке нарисовать картину эволюции видов в животном и растительном мире через цепь причинно-следственных связей как процесс непрерывный и заданный некоторым набором начальных условий. Гораздо проще эта задача решается в религиях; мир просто создан творческим порывом Бога из имевшихся в наличии материалов (те же начальные условия). И в этой картине мира есть своя логика, смысл которой, очевидно, в том, что человеческий разум уже в далеком прошлом, если не сознательно, то интуитивно, понимал невозможность все происходящее и наблюдаемое объяснить действием причин и следствий, равно как и отыскать полный набор начальных условий для их возможной реализации. Беспомощность разума перед бесконечностью разворачивающихся перед ним событий и явлений в цепи причинно следственных связей и невозможность их сведения, к какому либо единству воспринимается человеком как мировое зло, как результат действия сил, не поддающихся контролю. Отсюда, естественно, возникает рядом с Богом и дьявол, мешающий восприятию цельности, единства мира и человека в его действиях и проявлениях.

В то же самое время в жизни человека есть минуты, когда он особо остро переживает чувство единства, гармонии окружающего его мира, когда та же самая интуиция заставляет его верить в возможность объяснить эту поражающую гармонию мира только присутствием единого начала. Но ведь сама эта интуиция не может быть простой фантазией или произведением человеческого интеллекта, хотя бы потому, что чувственный мир человека так же принадлежит окружающему его миру. И, значит, она должна иметь основания к этому ощущению единства и гармонии, переживаемому человеком.

В животном и растительном мире, как во всем естественно природном мире наблюдается та же невозможность свести все многообразие происходящих процессов, их результатов и начальных условий в систему причинно- следственных связей. И, если процессы, обеспечивающие существование той или иной природной формы, вида в окружающей среде, могу быть проанализированы и описаны в законах причинно следственных взаимодействий, то представить возникновение самих этих форм, как процесс последовательный во времени и пространстве, представляется невозможным.

И здесь уместно обратится к Анри Бергсону, к его идеям, изложенным в труде "Творческая эволюция". Среди многообразия его мыслей и идей выделим одну, имеющую отношение к обсуждаемой теме, идею, заключающуюся в том, что в природном мире его формы возникают как результат творческого процесса, имманентно присущего живой материи, процесса, который интеллект человека отслеживать не может, так как в силу своего предназначения находится вне этого процесса. То есть Формы живой природы рождаются не в процессе, какого либо развития, совершенствования предшествующих форм, развития, которое можно описать в причинно следственных закономерностях, действующих в пространственно временных координатах. В тезисном изложении эту мысль можно сформулировать в виде; форма не порождает форму.

Существование, развитие самой формы в окружающей ее природной среде, ее взаимодействие с ней подчинены законам причинно следственных связей и законам логики и, следовательно, поддаются анализу средствами разума, но сам акт возникновения формы может лежать только за пределами причинно следственной картины мира. В то же время Бергсон не останавливается на вопросе, естественно возникающем в связи с принятием эволюции как творческого процесса. Каким образом, в результате чего непрерывный процесс творчества, присущий живой материи, порождает дискретные, замкнутые в себе формы и содержат ли последние элементы этого процесса, и поддерживается ли каким либо образом связь формы с самим творческим потоком в последующей жизни формы в окружающей ее среде. И так ли безнадежно ограничены возможности интеллекта человека в познании самого творчества, обусловленные его неспособностью быть внутри творческого потока природы. Или между творческой деятельностью природы и творческой деятельностью человека существует связь, и возможна аналогия. И, если существует связь творческой деятельности человека с творческим потоком живой материи, то возможна ли аналогия между возникновением форм в природе с процессом материализации творческой деятельности человека. И в чем же заключается само творчество человека.

У всех форм живой материи есть одно объединяющее свойство, это их поражающая избыточность размножения, которая позволяет сохранять неизменность формы и ее сколь угодно длительное существование, с сохранением присущих свойств и качеств, в состоянии борьбы видов за ресурсы своего существования. Эта гигантская избыточность воспроизводящего механизма живой природы говорит о нем как об определяющем, важнейшем принципе биосферы. Каждая конкретная форма существует в конечном временном интервале, как разворачивающаяся в пространстве и времени идея формы, обозначив здесь понятие идеи как переход от непрерывности творческого потока к его дискретному воплощению, обозначив ее как Форму, которая неизменно воспроизводится в циклах существования, рождения и смерти конкретных форм живой природы. Тогда можно говорить, что сама идея бессмертна, так как бессмертна или почти бессмертна Форма в цикле своего воспроизводства, что в свою очередь говорит о свойствах самого творческого потока, подчеркивает его безначальность и бесконечность. Через механизм воспроизводства формы, возможно в принципе бесконечном или обозримо длительным, идеи как содержание, смысл эволюционного процесса, существуют, реализуются во времени и пространстве как материализованные формы. То есть идея существует, если возможно говорить о существовании идеи, вне временных зависимостей, вне причинно следственных закономерностей и переход от идеи к форме имеет характер в корне отличный от причинно следственных закономерностей и, следовательно, происходит вне времени, "мгновенно" и, очевидно, здесь уместна аналогия с процессами в квантовой механике.

Но тогда существования конкретной формы в цепи причинно следственных связей, то есть протекающих во времени, определяет течение времени для нее от рождения до смерти. Но для формы как вида, как возможного варианта реализации идеи (впредь обозначаемой как Форма), время остановлено, или почти остановлено, так как сама идея существует вне времени, понимаемом как разворачивание цепи причинно следственных связей, то есть для Формы нет прошедшего, настоящего, будущего.

В то же время формы неживой материи разрушаемы, конечны во времени, так как не восстанавливаемы в цикле воспроизводства подобно Формам живой материи. Во всяком случае, в видимом мире не наблюдаются циклы восстановления форм неживой материи. Возможно, они существуют в микромире. Но пока камни разрушаются, горы исчезают. Следовательно, течение времени в мире не живой материи определяется действием причинно следственных связей, которым подчинены формы не живой природы. Для этого мира понятия прошедшего, настоящего, будущего определяют состояния форм во времени, в то время как для воспроизводимых форм мира живой материи эти понятия теряют смысл, так как Формы живой природы вечны или почти вечны, хотя каждая конкретная форма и конечна в силу того, что существует, реализуется в окружающей среде в причинно следственных закономерностях. И те же понятия прошедшего, настоящего, будущего имеющие смысл для индивидуальной формы, существующей в окружающей среде и подчиненной системе причинно следственных связей, теряют тот же смысл для Формы как вида. В таком случае, возможно, говорить о принципиально разном течении времени в мире не живой и живой материи или о различном его определении. Но, если понятия прошедшего, настоящего, будущего применимы не ко всему видимому миру, то время, очевидно, имеет свойства дискретности. И наверно можно сказать, что конечность мира не живой материи преодолевается миром живой природы.

Реализация любой бесконечно действующей цепи причинно следственных связей в многообразном мире, при какой то комбинации начальных условий должна приводить если не гибели мира, то к какому то сокращению этого многообразия, прекращению воспроизводства каких то форм. Но эта цепь связей и результаты их реализации прерывается с прекращение существования конкретной формы, только которая и действует в причинно следственных законах. С возобновление формы в цикле создаются вновь начальные условия, которые реализуются в устойчивом, многообразном мире. Таким образом, через конечность конкретных форм цепь причинно следственных связей в свою очередь имеет конечную длину и конечный результат, не разрушающий многообразия мира.

По поводу изложенного можно возразить, что если конкретная форма это реальность, то Форма как реализация, материализация идеи есть абстракция, позволяющая только, каким то образом, классифицировать формы материи и само обсуждение связи форм с порождающей идеей есть некий возврат к монадологии Лейбница. И здесь уместно вспомнить, к примеру, труды Л.Н. Гумилева, который на основе анализа огромного исторического материала приходит к выводу, что этнос как сообщество людей возникает вне зависимости от исходных свойств, возможностей людей и даже их отношений, определенных причинно следственными связями. Этнос возникает как реальность под действием исходного пассионарного толчка, источник которого лежит вне человеческого сообщества. Этнос выступает как Форма, имеющая свой цикл реализации и существования, фазы которого независимы от воли и действий людей, объединенных в этнос, но во внешней социальной среде этнос реализуется в исторических закономерностях. То есть этнос есть такая же реальность, как и отдельный человек, являющийся его частью, но эта Форма возникает не за счет процессов, протекающих в сообществе и которые уже детерминированы, предопределены как исторические закономерности. К таким философским выводам приходит исследователь, занимающийся практическими, историческими проблемами. Значит такого рода Формы, возникающие не в результате реализации причинно следственных закономерностей, не только существуют, но и играют важнейшую роль в формировании вида и характера социального сообщества, переживающего свою фазу цикла Формы.

И, если вернуться к обозначенной в начале ситуации с отсутствием корреляции различных теоретических построений человеческого разума, проявляющаяся как не сводимость различных теорий, в том числе социальных, экономических и т.д., то прослеживается аналогичная картина. Материальные формы, созданные разумом по законам причинно следственных закономерностей, уже не могут на их основе вытекать друг из друга и не могут стать частью чего- то более общего, частью другой формы. И это вполне естественно, ибо человек является частью мира живой природы, и результаты его деятельности в любых областях принадлежат этому миру и не могут не подчиняться его закономерностям и не иметь в нем аналогий.

Будучи биологической формой, человек как любая другая форма живой материи наследует ее свойства; избыточность размножения, конечность индивидуальной, конкретной формы, существование в окружающей среде в борьбе за ресурсы существования по законам и в рамках причинно следственных зависимостей, когда реализация возможностей конкретной формы разворачивается во времени как прошедшее, настоящее и будущее. И так же, возможности человека, как биологического вида, остаются неизменными. Даже, несмотря на разнообразие усилий, и технологий он не приобрел новых физических возможностей для органов, данных ему, как говорится, от природы. И для человека как вида живой природы в цикле воспроизводства, через механизм размножения, воспроизводится Форма в неизменном виде, для которой течение времени теряет смысл, в привычном понимании, так как сама Форма возникает вне причинно следственных закономерностей и ее возникновение, не может быть их реализацией для какого то набора начальных условий.

В то же время, человек создал постоянно расширяющийся и усложняющийся искусственный мир орудий, разнообразных механизмов, систем, позволяющий ему продолжить, расширить до необозримых возможности естественных органов, получив тем самым некое их продолжение. То есть человек делает то, на что не способны формы остальной живой природы даже в условиях постоянной борьбы за выживание в изменяющихся условиях. Их возможности определены и достаточны для существования конкретного вида Формы в окружающем мире в системе действующих в нем причинно следственных закономерностей. Вопрос состоит в том, создает ли человек новые формы или его творческая деятельность остается в пределах причинно следственных закономерностей и тогда человек только последовательно познает закономерности функционирования форм окружающей среды, а не сами Формы и, следовательно, не творческий процесс их возникновения. А, используя найденные закономерности причинно следственного мира и моделируя их, создает только подобие форм, создает псевдо формы, остающиеся частью мира не живой природы.

Но многие сферы деятельности человека и их результаты мы называем творчеством, подразумевая под этим определенный процесс, в ходе которого возникает в сознании и реализуется в реальных сущностях то, чего до того не существовало и в сознании и в реальности. Многие люди творческие отмечают, что все начинается с неожиданного, спонтанного появления в сознании целостной, законченной и реализуемой идеи того, что до того осознавалось как не достижимая цель. И лишь затем удается с той или иной полнотой описать саму идею в общепринятых системах описания; математических, семантических, логических и т.д., или даже создавать для ее описания новый язык, новый набор символов или даже формулировать новые закономерности. Неизбежность реализации идей в том или ином наборе символов, как уже отмечалось в другом месте*, обусловлена дискретностью человеческого сообщества и необходимостью согласованного понимания любых результатов деятельности сознания. Следовательно, любая идея, посетившая сознание, получает лишь частичное воплощения, так как ее реализация находится в зависимости и от системы символов, использованных для ее описания и возникшей в предыдущей реализации идей. Тогда можно говорить о том, что идея первична в творческом процессе и она полнее своей реализации в системе символов и, следовательно, и в последующей материализации в той или иной форме. В то же время реализация идеи находится в зависимости от структуры, системы используемых и уже исторически наработанных символов. Поэтому любая, сколько ни будь плодотворная, идея потребует для своей реализации изменений и в системе символов. От того так подвижен и не завершен любой язык, даже математический и так зависима реализация любой идеи от состояния согласованности в социальном сообществе, так как существующая система символов и согласованность социального сообщества факторы взаимосвязанные. Ведь сам процесс социального согласования заканчивается возникновением символов и их последующей материализацией. Поэтому любой процесс обучения, по сути, должен проделывать обратный путь, от символов и их набора к возможно более полному содержанию, смыслу породившей их идеи.

Значит, идея лежит вне символов, она не есть разворачивание их во времени по тем или иным закономерностям и не может быть получена из них. Иначе возникновение идей было бы фактором чисто случайным, возникающим из того или иного набора уже имеющихся символов и сами символы в свою очередь уже не нуждались бы в каких либо изменениях. Очевидно, вероятность такого процесса ничтожно мала, в то время как мы являемся свидетелями всемерно убыстряющегося и расширяющегося прогресса.

Однако большая часть деятельности человека, которую зачастую не обоснованно относят к творческой, реализуется в существующей в той или иной сфере деятельности системе символов по закономерностям, которые формируют саму эту систему. Одновременно можно наблюдать, как в различных областях деятельности делаются попытки создать новые символы без относительно к порождающей их идеи, попытки найти идею через манипулирование символами. Достаточно, например, вспомнить символизм в русской литературе в предреволюционную и революционную эпоху, когда были особенно обостренены потребности в новых мыслях и идеях. Да и любые попытки авангардных направлений создать что-то новое и вечное путем простого изобретения новых символов или поиска новой комбинации уже существующих, к сожалению, ничего нового создать не могут по той же самой причине. Идея не создается простым набором символов, она возникает в сознании как процесс, возможный и возникающий при определенной структуре сознания. Формирование символов есть только этап в воплощении идеи, в частичном ее реализации в виде символов. Причем разворачивание идеи в символы происходит вне причинно следственных закономерностей и есть акт сознания. То есть сами символы, и любая их система, не могут быть полным аналогом, полным, адекватным воплощением идеи. Как говорит поэт: "Мысль изреченная есть ложь". Идея всегда больше символов. Очевидно, от того мы часто чувствуем беспомощность языка в попытках передать мысль, нас посетившую, и от того любая система символов сохраняет возможности развития. К примеру, любой язык открыт к развитию и обогащению. Но возможно ли существование символов вне идеи, породившей их. Историческая жизнь того же русского символизма, да и любого другого авангардизма и их последующая после возникновения историческая судьба, остаться только страницей в истории, их не плодотворность, наводит на мысль, что вне идеи символы не существуют как действенные механизмы развития. Но в то же время исследование возможностей символов любой системы в их связях и зависимостях приближают к осознанию идеи, к более адекватному ее отражению в этой системе символов. Аналогичная картина наблюдается и в других областях человеческой деятельности. Как только в системе символов, по той или иной причине, теряется или разрывается связь с породившей их идеей, исчезает какое либо развитие и в последующей материальной реализации этой системы символов. Сказанное в равной и полной степени приложимо и к технократической сфере деятельности. Причина застоя, в какой либо конкретной сфере, зачастую заключена в потере связи с исходной идеей или ее игнорировании. Здесь уместен и обратный случай, например русская классическая литература, ее не приходящая воcтребованность и деятельное бытие. В значительной мере эта объяснимо тем, что в основе ее лежит мысль, что к человеку во всех перепетиях его жизни следует относиться как к цельности, не подлежащей разложению на простые составляющие, когда вслед за этой операцией даже мысленной исчезает и сам человек. Способность русской классической литературы способами языка приводить, возвращать сознание читателя к этой основной и не преходящей по значению идеи и делает нашу классику столь значительной и понимаемой. Но, наверно, это лишь счастливое исключение в русской культуре. Во всех остальных областях и, в особенности в социальной культуре, в общественно политической жизни российского общества, к сожалению, прослеживается потеря или полное и сознательное пренебрежение к исходному смыслу идей, на которых выросла культура нации. Попытки найти новые основания для социального единства путем манипулирования символами и тем более заимствования чужих без осознания и освоения идей, лежащих в их основаниях, не просто деформирует и разрушает любую культуру, но приводит к социальному хаосу, к не сводимости функционирующих символов. Вообще этот результат следует за любой модернизацией, проводимой без необходимого освоения идей, на которых основаны конкретные, материальные формы заимствований. Ко всему сказанному можно добавить, что система символов действует и в животном мире и без сомнения во многом определяет поведение животных. И, следовательно, в мире живой природы, для ее форм реализуем в определенном виде процесс творчества, когда поведение индивидуума и его реализация в окружающей среде определяется не только механизмом сохранения и воспроизводством формы, но и через действие символов.

Так что же создает человек в результате своей деятельности, материализованной в виде новой среды существования, можно ли отнести предметы этой новой среды к формам в обозначенном выше смысле. Здесь уместно вспомнить библейское; "В начале было Слово и слово было Божье и слово было Бог". Достаточно точное и емко переданное наблюдение и понимание процесса творчества, результатом которого становится материальная действительность. Точнее, здесь сформулирован алгоритм творчества присущий человеку; от идеи к слово-символу и к последующей вещественной материализации символа. И такое понимание процесса творчества отражено во многих религиях. То есть для того чтобы идея получила реальное воплощение в той или иной материальной форме она должна получить некое переходное состояние - Слово, в котором идея воплощается в осознаваемом виде и содержит возможные пути к реализации, возможные формы идеи в незаконченном виде, допускающим вариации и изменения. Оттого емкость, если конечно можно употребить это понятие, слова не может быть строго определена без своего окружения, без контекста своего применения, без соотнесения к идеи, его породившей. То есть последующая реализация Слова уже определяется выбором начальных условий для тех причинно следственных закономерностей, в рамках которых Слово материализуется. Таким образом, приведенный алгоритм творческого процесса описывает создание форм вещественного мира в его причинно следственном описании, алгоритм создания мира не живой природы, мира не воспроизводимых форм. Оттого, очевидно, для создания человека Библии потребовался Божественный Дух и, естественно, рождение каждого отдельного человека, впрочем, как и любой другой формы живой природы требует по этой схеме Божественного участия.

И в то же время мы наблюдаем, что вся деятельность и сама жизнь живой природы имеет своей целью, которая и реализуется, воссоздание Форм в том или ином цикле воспроизводства. И, следовательно, в принципе следует говорить о двух возможных алгоритмах творческого процесса, протекающего в природе. Когда форма создается путем реализации идеи через символ к своему вещественному воплощению в рамках причинно следственных закономерностей (творческая деятельность человека) и, когда Форма возникает сразу как реализация идеи вне причинно следственных закономерностей, как вне временная материализация творческого потока природы.

Может показаться, что создаваемые человека вещественные формы его нового мира являются воспроизводимыми. Ведь созданию любой вещи или предмета предшествует разработка проекта, чертежа, закона, документации и т.д., на основе которых форму, полученную на их основе, можно повторить, тиражировать в любом количестве и в любое время. Но дело то в том, что в живой природе механизм воспроизводства Формы содержится в самой форме и, если она возникла однажды, то время для нее уже отлично от времени, в котором живет мир за пределами этой формы. Все создаваемое человеком на сегодняшний день в эту схему не укладывается. В процессе своей деятельности он создает формы аналогичные формам не живой природы, реализующимся по причинно следственным закономерностям в течении времени, воспринимаемом в определениях прошедшего, настоящего, будущего. И в то же время можно говорить о процессе создания человеком форм как процессе творческом, так как этот процесс включает в себя вне временное возникновение идеи, из идеи символа с последующей его реализацией. То есть творчество следует определить как процесс лежащий вне пределов причинно следственных закономерностей, вне процесса реализации символов, с которыми оперирует уже разум. То есть творчество это первичное начало последующих действий разума по реализации символов в их материальное воплощение.

Но одновременно человек есть Форма живой природы, замкнутая в цикле своего воспроизводства. Но форма сама по себе ничего не создает и способность к творчеству должно лежать вне формы, являться результатом выделения из нее, когда это выделение проявляется как сознание. Творческое сознание может существовать только вне Формы, иначе оно с неизбежностью будет изменять, разрушать саму Форму. От того так недоступно сознанию наше бессознательное, являющееся составляющей самой Формы. И, тогда сознание не является Формой и не подчинено причинно следственным закономерностям, ради преодоления которых сознание и выделяется из формы. А способность сознания к творчеству должна быть его свойством, составляющей структуры сознания, свойством, реализующимся вне формулируемых разумом понятий пространства и времени. Ведь разум воспринимает и оперирует с готовыми формами природы в их закономерностях, то есть разум оперирует в системе символов подобно тому, как конкретные формы действуют в окружающей их среде в соответствии с логическими и причинно следственными закономерностями. Тогда можно говорить, что разум реализуется как некая форма. Не даром Кант искал его определения в логически доступном и законченном виде. И, если разум есть форма, тогда действительно можно говорить о том, что свойства разума заданы априори. Но дело в том, что разум оперирует с символами, предоставляемыми в его распоряжение сознанием, то есть исходным началом действия разума является сознание.

Если сознание человека рассматривать как результат выделения человека из окружающего мира, как осознание себе нечто отличным от него, как выделение из биологической Формы, то следует предположить, что сознание в каком то виде всегда присутствует в Форме, является составляющей Формы, "участвует" в ее реализации, в ее взаимодействиях и связях с другими формами. Не даром мы интуитивно чувствуем, что животные наделены каким то видом сознания, что они во многом понимают нас и каким то образом соучаствуют и в нашей жизни. Различные виды живой природы от высокоорганизованных до простейших форм наделены способностью к согласованию, к согласованному объединению. И, если согласованность является одной из составляющих сознания, как это определено в статье "Религия или религиозность", то это еще раз говорит, что сознание в каком то виде присущее всем формам живой природы, но одновременно должно быть и различие между сознанием человека и сознанием других форм живой природы. Различие заключается в положении вектора сознания и в его возможном изменении. Очевидно, этот вектор неизменен для каждой конкретной формы живой природы и лишь у человека его положение изменяется, находится в движении относительно Божественного вектора, относительно творческого потока по определению Бергсона.

Обще употребительные понятия сознательное и бессознательное имеют один корень и как бы подчеркивают существование и неразделимую связь сознания человека, принадлежащего его биологической форме (бессознательное) и сознания, выделенного из нее. Тогда бессознательное следует рассматривать как существование, в какой то полноте, идеи формы. А взаимодействие сознания с бессознательным, что, очевидно, следует определить как интуицию, является механизмом познания идеи Формы. Многие действия человека, особенно в экстремальных ситуациях, выполняются наиболее эффективно и с большим использованием биологических возможностей, если сознание отключено и не контролирует действия, а, наоборот, последние выполняются бессознательно. Невозможно представить спуск горнолыжника по сложной трассе, если он будет контролировать ее маршрут на уровне сознания. Можно сказать, что бессознательное больше "знает" о Форме, чем сознание.

Все это говорит о том, что идея (сознание) Формы должна в ней присутствовать в каком то виде, тем более, если она выделена как сознание из биологической Формы человека. Выделение не есть отделение, оно подразумевает изменение свойств, приобретение новых, оставаясь в пределах прежней реализации. Подобное выделение наиболее адекватно можно представлять, если сознание рассматривать как вектор, имеющий свои составляющие.* Тогда выделение сознания из биологической Формы представляется как изменение положения этого вектора относительно исходного положения. Это исходное положение задано для любой Формы, и его следует определить как "бессознательное" и оно определяет сущность Формы, ее идею. Здесь бессознательное не следует отождествлять с бессознательным, исследуемым психологией, так как последняя очевидно изучает только какую то часть этого бессознательного, уже выведенную на уровень сознания.

Изменение вектора делает сознание творческим, способным к созданию форм и сам "уровень" творчества определяется характером и свойствами этого изменения вектора сознания. Иначе говоря, сознание в том и другом виде (сознательного и бессознательного) является составляющей Формы, ее идеи. Это есть то, что позволяет Форме реализовываться вне причинно следственных закономерностей мира не живой материи и позволяет Формам живой природы воспроизводиться в циклах.

В то же время по аналогии с действием разума в среде символов, созданных нашим сознанием, можно говорить, что формы не живой материи реализуются в среде сформированной сознанием, этим формам не принадлежащим.

Но тогда возникает вопрос о взаимодействии сознаний и о возможном механизме этого взаимодействия. Очевидно, или отдельные сознания, принадлежащие индивидуальным Формам, способны к связям и взаимодействиям между собой, или эта взаимосвязь реализуется через сознание другого уровня, (творческий поток Бергсона). В первом случае любое объединение отдельных сознаний, если оно, возможно, может дать в результате не более того, что содержится в Форме, из индивидуальностей которой они выделены, если, конечно, в одной какой то Форме не заключен весь мир, тогда эта Форма уже имеет название Бог. Но тогда мы познаем не мир во всем многообразии его форм и в их взаимосвязях, а познаем сознание Бога, на чем, собственно говоря, и основывается любая религия, а это возможно, если Форма человека и Бога идентичны. Для христианства этот вывод является само собой разумеющимся. Человек создан по образу и подобию Божьему. Но тогда окружающий нас мир, по сути, существует вне зависимости от этой Формы, то есть от Бога. Тогда Бог имеет Форму, то есть, ограничен ею и, по сути, конечен и существует как Форма. С чем категорично не согласна любая религия, для них Бог всегда и во всем бесконечен. Во втором случае вектора сознания не складываются и не дают в итоге некий результирующий вектор по законам вероятности, а остаются принадлежащими Форме, то есть исходная точка вектора сознания всегда неизменна для всех форм и принадлежит общему вектору Сознания, Божественному вектору, существующему вне понятия времени, вне причинно следственных закономерностей. А возможность познания мира обусловлена изменением положения вектор индивидуального сознания, изменением его составляющих. Тогда, в принципе, возможно познание окружающего нас мира, так как в этом случае интеллект через творческий процесс имеет связь с Божественным вектором. Через циклы воспроизводства, Формы живой природы существуют вне времени, преодолевая тем самым действие причинно следственных закономерностей мира не живой природы, что возможно, если существует что то, что существует так же бесконечно и вне привычного для нас понятия времени. И этим что то, является творческий процесс, присущий миру живой природы, который является первопричиной возникновения материализованных Форм. Тогда, если проводить аналогию результатов творческой деятельности человека с существованием Форм живой природы в циклах воспроизводства, то можно сказать, что преодоление не сводимости результатов деятельности человека в различных областях и направлениях возможно только через непрерывность творческого процесса, результатом реализации которого должны быть, в том числе и различные социальные формы, воспроизводимые в циклах. Но, продолжение этой аналогии требует признать, что непрерывность самого творческого процесса возможна, если сознание человека так же изменяется. Однако творческое вдохновение посещает нас не часто, во всяком случае, большинство, поэтому говорить о непрерывности творчества не приходится. Да и вся история напоминает об удивительном упорстве, с которым человечество или его отдельные группы и образования, придерживается взглядов и действий, из них вытекающих, хотя последние уже давно не дают позитивных результатов и казалось бы должны быть преодолены, если бы в их среде присутствовали хоть какие ни будь элементы творчества.

Тогда возникает вопрос, если сознание имеет определенную структуру и имеет составляющие, определенные как согласованность, религиозность и творчество, то в результате чего, каких процессов или действий происходит изменение этих составляющих и, следовательно, изменение положения вектора сознания, являющегося определяющим фактором возникновения идеи как результата творческого процесса. И может ли человек своим усилием добиться этого изменения. Но можно, очевидно, изменить согласованность сознания, пересмотрев устоявшиеся взгляды и стереотипы, отказавшись от действий и обязанностей из них вытекающих, можно изменить и религиозность сознания, если заставить себя хотя бы размышлять на эту тему. И, если подобный анализ и пересмотр возможен, то возможно и само изменение сознания и, следовательно, реализация творческой составляющей сознания, являющейся неотъемлемой составляющей творческого потока живой материи и, следовательно, нашей, биологической Формы. Все приведенные размышления, теряют всякий смысл, и будут носить отвлеченный характер, если не рассматривать наше сознание как структуру определенного типа, которая способна к изменениям усилием самого человека. Подобное