Реферат: Владимиро-Суздальское княжество
Мы вспомнили об Элладе не случайно. Не “мраком средневековья”, а лучезарной, жизнерадостной красотой, преодолевшей архитектурную суровость предыдущих десятилетий, дышит искусство Владимиро-Суздальской Руси в пору расцвета.
Шедевры искусства создаются навечно. Владимир и Суздаль по праву занимают почетное место среди городов Европы, наиболее богатых художественными сокровищами мирового значения.
Как твердыня, высятся Золотые ворота Владимира (1164 г.), одновременно служащие городу и узлом обороны, и торжественным въездом. Их мощный белокаменный куб. прорезанный огромной аркой и высоко увенчанный златоглавой церковью, - замечательное сооружение крепостной архитектуры. А на противоположном конце города высились некогда столь же, вероятно, мощные и парадные Серебряные ворота.
Успенский собор (1158-1161 гг.) был воздвигнут в центре Владимира на высокой береговой круче, так, чтобы видимый отовсюду он гордо царил над городом и округой. Величественный, все вокруг превосходящий и себе подчиняющий, как и держава князя Андрея!
В этом соборе, на постройку и украшение которого князь Андрей выделил десятую долю своих доходов, находилась величайшая русская святыня – икона Владимирской Богоматери, шедевр византийского искусства. Внутреннее убранство храма ослепительно сверкало золотом, серебром и драгоценными каменьями, что вызывало сравнение с легендарным библейским храмом царя Соломона. Суровая простота долгоруковских храмов отошла в прошлое. А через два с половиной века после постройки Успенского собора великий Рублев украсил его фресками, которые являют собой сияющую вершину древнерусской монументальной живописи.
При Всеволоде, брате Андрея, прозванном Большое Гнездо, Владимиро-Суздальская Русь достигла наивысшего могущества.
Зодчие князя Всеволода возвели вокруг одноглавого шестистолпного храма новые стены, увенчали их четырьмя главами и расчленили фасады на пять частей – прясел. Еще более величественным, со своим пирамидально нарастающим пятиглавием, в своей широко, но слитно и четко разросшейся белокаменности, стал этот храм, обретя подлинно классическую для русского зодчества могучую стать.
…Мы говорили о переплетении культур, искусств.
Во всей русской поэзии, давшей миру столько непревзойденных шедевров, нет, быть может, памятника более лирического, чем церковь Покрова на Нерли, ибо этот архитектурный памятник воспринимается как поэма, запечатленная в камне. Поэма русской природы, тихой грусти и созерцания.
И кажется нам правдивым предание, что князь Андрей построил этот храм “на лугу”, недалеко от своих боголюбовских палат после кончины любимого сына Изяслава – в память о нем и в умиротворение своей печали…
Водная гладь, заливные луга и, словно башня, словно свеча, сверкающий ослепительной белизной этот легкий одноглавый храм, так чудесно вырастающий над их простором во всем своем бесконечном изяществе, во все своей чарующей ясности, лаконической красоте.
Да, это такое же совершенство, как классическая дорическая колонна, как самые высокие достижения древней Эллады.
Обычного типа небольшой четырехстолпный храм, какие строились при Юрии Долгоруком. Но какое коренное различие! Вместо грузного вкопанного в землю куба – устремленность ввысь в общем облике и чуть ли не в каждой детали. Удивительное преодоление тяжести камня, материи в сказочной летучести удлиненных форм, подчас создающее впечатление невесомости. Арочный фриз и углубленные многоарочные порталы – очевидно, романского происхождения, но какими массивными, даже тяжеловесными кажутся в сравнении с церковью Покрова на Нерли современные западноевропейские храмы!
В конце XVIII столетия из-за малой доходности для духовенства этой заброшенной тогда церкви игумен Боголюбова монастыря получил разрешение владимирского епископа разобрать ее, чтобы использовать материал для постройки монастырской колокольни. Церковь уцелела лишь потому, что заказчики и подрядчики не сошлись в цене.
При Всеволоде, чья слава и власть так поражали современников и перед которым, по словам летописца, трепетали все страны, “Суздальская область еще в начале XII в. захолустный северо-восточный угол Русской земли, в начале XIII в. является княжеством, решительно господствующим над остальной Русью” (В.О.Ключевский). Построенный при Всеволоде Дмитриевский собор во Владимире (1194-1197гг.) должен был олицетворять и эту славу, и эту власть. Летописец с гордостью отмечает, что к тому времени для строительства уже не “искали мастеров от немец”.
Как и церковь Покрова на Нерли, Дмитриевский собор – одноглавый четырехстолпный крестово-купольный храм. “Но как Покровская церковь отличалась от храмов Юрия, так и Дмитриевский собор был столь же глубоко отличен от церкви Покрова. Зодчими собора как бы руководило желание возвратить его массам тот спокойный, несколько тяжеловесный ритм и мощь, которые были столь типичны для храмов Юрия Долгорукого… Однако при всем этом храм отнюдь не приземист и не грузен. В отличие от храмов Юрия, Дмитриевский собор подчеркнуто величественен и по-своему строен; но это не утонченная женственная грация церкви Покрова на Нерли, а могучая прекрасная слаженность и мужественная пропорциональность… Ни одна часть не нарушает величавого, медленного ритма княжеского собора” (Н.Н.Воронин).
Таково предельно точное определение архитектурного замысла Дмитриевского собора. И все, что тут сказано, объясняет то грандиозное впечатление, которое производит на нас этот храм. В той же степени, что и церковь на Нерли, Дмитриевский собор – один из тех шедевров искусства, которые утверждают в нашем сознании веру в великие судьбы человеческого рода, ибо высшее благородство форм свидетельствует в искусстве о неиссякаемом величии человеческого духа.
Но не только благородство форм, не только идеальные пропорции храмового здания создают подлинную уникальность Дмитриевского собора. Мы глядим, глядим на его высокие стены и не можем наглядеться. Как чудесная сказка, широко развертывается перед нами белокаменная резьба. Все, что на Руси было создано замечательного в скани, гравировке, эмали, басме, рукописном орнаменте и особенно в деревянной резьбе, нашло свое отражение в изобразительных и декоративных мотивах этого шедевра владимирских каменосечцев.
“Храмы (Владимиро-Суздальской области) украшались с расчетом на то, что толпы толкущегося возле них в праздник народа найдут и время и охоту разобрать поучительные темы наружных украшений и воспользуются ими как наглядным наставлением и церковным обучением” (Н.П.Кондаков).
Мы, потомки тех русских людей, что толпились во времена князя Всеволода перед белокаменной роскошью воздвигнутого им собора, любуемся его резной поэмой с тем же, вероятно, что и они, детски радостным восхищением.
Во всем древнерусском искусстве монументальная пластика получила развитие только во Владимиро-Суздальском княжестве, при этом развитие, исключительное по своим художественным достижениям. В основе этой пластики – древние традиции деревянной резьбы, восходящие к языческим временам. Народное начало, питавшее древнерусское искусство, проявилось тут особенно ярко в рельефе, сливающемся с архитектурой, дополняющем и украшающем ее. Любовь к природе, прославление ее красоты – вот что составляет истинное содержание этой замечательной декоративной скульптуры.
Каменная резьба украшает и церковь Покрова. Там, наверху каждого из трех фасадов, изображен библейский царь Давид с гусями среди львов, лишенных всякой свирепости, и птиц, внимающих его гласу. Но это изображение, всем своим настроением перекликающееся с архитектурой храма, не играет существенной роли в общем его облике: это всего лишь прекрасное украшение. То же можно сказать и про рельефы боковых прясел.
Совсем иным выглядит резное убранство Дмитриевского собора. Оно занимает более половины стены, вьется по колоннам арочного пояса, поднимется, все заполняя, до закомар – полукруглых завершений фасадов, а затем все так же узорчато восходит к барабану. И так все это стройно, так изящно распределено, так гармонично согласовано, ажурной вязью покрывая чуть ли не все здание, что кажется, будто перед нами драгоценный ларец, сработанный искуснейшим ювелиром по заказу сказочного великана.
Да, драгоценный ларец. Или – каменный ковер. Каменный узор – излюбленное древнерусское узорочье. Пышно расшитая ткань, отороченная кистями колончатого пояса…
Но не передать всего, что рождают память и воображение, когда смотришь издали на эту поэму в камне.
Радость для глаз – чистая, непосредственная, как бы торжествующая над всеми мирскими печалями.
“Чудным велми” показался Дмитриевский собор летописцу. Любо смотреть и вблизи на узорочье. Несложны сюжеты рельефа. Тот же царь Давид – псалмопевец. Или же, как полагал Н.П.Кондаков, а за ним и крупнейший современный знаток древнерусской каменной скульптуры Г.К.Вагнер, - сын царя Давида, мудрый Соломон. А вот и сам Всеволод Большое Гнездо на троне, с коленопреклоненными сыновьями. Обычное для всей тогдашней Европы возвеличение государевой власти, через церковь благословляемой Богом.
Мономах, дед строителя этого храма, говорил в своем “Поучении”: “Зверье разноличнии, и птица, и рыбы украшено твоим промыслом, Господи!.. Все же то дал Бог на угодье человеком, на снедь, на веселье”.
Именно на веселье. И оно так играет, так искрится в легкой резьбе, так славит вселенную. И в этом – непреходящая значительность, сияющая красота скульптурного убранства Дмитриевского собора.