Реферат: Зарождение и развитие института возмещения вреда
Оборот труднообъясним. Возможно, это им обозначалось то же, что не отпадетъ, т.е. останется не действующей. Распространение той же нормы на повреждение носа относится по крайней мере к XIV в., которым датируется Пушкинский список.
Это преступление наказывалось государственной властью и, кроме того, устанавливалось возмещение ущерба потерпевшему (ст.28 Пространной Правды). Упоминание меча, появившееся в списках Пушкинской и Карамзинской групп, указывает на действие этой нормы только в случае драки, а не в результате бытовой травмы.
В статье 29 Пространной Правды рассматривался тот же случай, что и в ст.2 Краткой Правды, но вместе с этим отражаются развитие и изменение правовых норм: упоминается княжеский двор, бывший в XII в. местом судебного разбирательства; прежнее наказание за избиение - месть заменялось продажей; платити ему продажю - подразумевается, конечно, тому, кто избил потерпевшего, хотя он еще не упоминался. Статья фиксирует новую норму, касающуюся зачинщика драки, независимо от того, кто в ней больше пострадал: по свидетельству послухов, виновный наказывается продажей в 60 кун (по Л. Гётцу и А.А. Зимину, продажа составляла 1 гривну кун, т.е.50 кун, а судебная пошлина - 10 кун). Таким же штрафом - 60 кун или резан - наказывается зачинщица в драке двух женщин по Уставу кн. Ярослава о церковных судах (в Основном изводе Устава, издаваемом ниже, О эта ставка заменена на “6 гривен”). Таким образом, в статье устанавливаются две продажи - одну (3 гривны) платит тот, кто избил, вторую (60 кун, или 1 гривну) - тот, кто начал драку.
Удар мечом рассматривался не как оскорбление, а как причинение телесного повреждения и наказывается. поэтому не высокой продажей в 12 гривен, а низкой - в 3 гривны (ст.30 Пространной Правды). Установление о возмещении пострадавшему платы за лечение восходит еще к Краткой Правде. М.П. Тихомиров считает, что лечебное – дополнительная.
Убийство наказывается вирой, а что касается членовредительства, нанесенного в вооруженной схватке, то оно, конечно, рассматривается по ст. ст.27-28.
Правды удар жердью, судя по санкции, рассматривался теперь не как оскорбление, а как нанесение побоев. Новая систематизация побоев в ст.31 свидетельствует о тенденции сузить число оскорбительных действий за счет отнесения некоторых из них к числу наносящих только физический ущерб.
Правонарушение, предусмотренное ст.31, близко к случаю, предусмотренному ст.29, когда следов физического воздействия на 1юстрадавшем нет и для установления вины обидчика необходимы двое свидетелей (а не один, как в указанной статье). Иностранцы также были обязаны представить двух свидетелей (полная видока - двойственное число, буквально - полных двух свидетелей), которые приносили присягу в верности своих слов.
В свою очередь статья 34 Пространной Правды примыкала по содержанию к ст.32. Собственник утраченного коня или вещи (оружия, одежды) должен был публично объявить о пропаже (этим ст.34 отличается от ст.13 Краткой Правды), после чего, если он обнаружит ее в чужом владении, то имеет право получить обратно. Закон предусматривал уплату в этом случае 3 гривен за обиду. А.А. Зимин считает эти 3 гривны продажей.
Однако, по буквальному смыслу слов, названная сумма является возмещением ущерба потерпевшему. По в этом случае получается, что преступление остается безнаказанным.
В условиях феодального города свод, когда владелец краденой вещи купил ее на торгу (это подтверждается свидетелями, которыми выступают или два свободных горожанина, или мытник - чиновник, собиравший торговые пошлины и следивший за правильностью торговли) был достаточно типичен. Если продавец ее остается неизвестным, то свод прекращается, пострадавший от кражи получает - найденную вещь - и терял возможность получить возмещение за другие украденные вещи. Владелец краденого, отдав лице его собственнику, не получал никакого возмещения (ст.37 Пространной Правды). Эта норма была хорошо известна русскому праву и в XIV - XV вв., она есть в Псковской судной грамоте (ст.46) и в Судебнике 1497 г. (ст.46). Однако если незадачливый покупатель находил затем продавца краденого, он мог вновь возбудить против него дело, и тот должен был выплатить этому покупателю стоимость изъятого у него лица, пострадавшему от кражи - стоимость других украденных у него вещей, а также уплатить продажу.
Если украденным являлся челядин, который, конечно, знал, кто его украл у господина, и он был перепродан более трех раз, розыск похитителя передавался от его господина этому третьему его владельцу, который получал в качестве лица для дальнейших розысков самого украденного челядина, но взамен отдавал господину его другого - своего челядина (пояти же челядина в челядин место) (ст.38 Пространной Правды). При обнаружении вора оба челядина возвращались их господам, а вор возмещает убытки, понесенные потерпевшим в результате отсутствия у него челядина (по ст.44 - полгривны в год), и платит штраф. Размер этого штрафа в четыре раза превосходит штраф за кражу веши (см. ст.35), в два с половиной раза выше штрафа за убийство рядового холопа и равен штрафу за убийство квалифицированного вотчинного специалиста (ст.15,17), Это свидетельствует о том, что краже подвергался, вероятно, тоже холоп-ремесленник или другой специалист. В статье особо оговаривалось, что существует различие между украденным скотом и челядином: последний обладает языком, позволяющим установить, кто был его предыдущим владельцем. Однако показания челядина не имеют самостоятельной ценности (ср. ст.66) и должны быть подтверждены очными ставками его покупателей и продавцов.
Статья 39 Пространной Правды ограничивала процедуру свода территорией своей земли, молчаливо противопоставляя ее земле - другому княжеству, феодальной волости. Если краденая вещь была приобретена у человека, приехавшего из других мест, и это подтвердили присягой те же свидетели, которые упоминаются в ст.37, то покупатель нес гражданскую ответственность: он утрачивал купленную вещь или деньги, полученные за ее перепродажу. Собственник же вещи лишается возможности получения возмещения за другие ценности, пропавшие вместе с нею. Некоторые списки конца XIV - XV вв. включали указания на возможность все же получения с вора возмещения в случае, если он будет обнаружен. О подсудности вора, схваченного на территории “иной страны” властителю тех мест, говорит статья “О установлении татьбы” в Мериле праведном.
Если краденого в наличии нет, но вор известен, он должен был возместить собственнику стоимость краденого, причем за коня, принадлежавшего княжескому хозяйству, в полтора раза больше, чем за коня другого собственника (ст.45 Пространной Правды). Вторая часть статьи 45 указывает размеры возмещения (уроки) за другие виды домашнего скота. Оно взыскивалось в том случае, если воры являлись смердами, в данном случае - лично свободными тружениками. Это их состояние находит выражение в том, что они платили продажу (платятъ князю продажу), чего не имели права делать холопы. По мнению Б.А. Рыбакова, последняя часть ст.45 (то смердом) и ст.46 объединяются в одну.
За коровье молоко - возможно, как предполагал В.Г. Гейман, возмещение за кражу удоя у пасущейся коровы. Ущерб в 6 ногат (15 кун), равный цене трех овец, однако, определен слишком высоко. А.А. Зимин считает эти б ногат платой “за пользование молоком коровы собственника (аналогично протору статей 38,44)”.
В статье 46 говорится об ответственности за кражу, произведенную холопами, которые не платят продажи, зане суть не свободны. Эта ответственность лежит на их господах, которые возмещают потерпевшему не одинарную, а двойную стоимость украденного. Такая норма предполагала, с одной стороны, значительно большие финансовые возможности владельца холопа - князя, боярина или монастыря, чем вора - обнищавшего крестьянина или горожанина; с другой - упоминание обиды могло свидетельствовать о сохранении архаичной нормы, согласно которой ущерб, нанесенный холопом (челядином), более оскорбителен, т.е. более тяжел, чем вызванный действием свободного человека. Можно предполагать, что в случае, если украденное обнаружено, пострадавшему оно возвращалось и еще платилась его стоимость за обиду.
Статья 82 Пространной Правды устанавливала за похищение воза сена или дров возмещение потерпевшему в размере 2 ногат, т.е.5 кун вместо 9 кун по ст.39 Краткой Правды. Как предполагают В.И. Сергеевич и А.А. Зимин, размер продажи внесен ошибочно в Пространную Правду из соответствующей статьи Краткой Правды, где ставка 9 кун являлась возмещением владельцу. Если это так, то можно считать, что здесь при формировании текста Пространной Правды кодификатор пользовался не практикой, записью норм обычного права, а обновлял и приспосабливал к условиям ХН в. норму писаного права - Краткой Правды.
Намеренное уничтожение чужого коня или рогатого скота влекло за собой уплату продажи по высшей ставке и возмещение ущерба потерпевшему (ст.84 Пространной Правды). Противоречие мер наказания за преступление, которое здесь обозначалось как конь порежстъ (продажа), и за кражу коня (значительно более сильное наказание - поток (см. ст.35) можно объяснить тем, что украденный конь мог быть продан, что приносило вору выгоду, а погубленный такой материальной выгоды не приносил.
За убийство холопа или рабы вира не платилась. За это преступление была предусмотрена продажа, и то только в том случае, если убийство не было спровоцировано самими челядинами. Хозяину холопов, потерявшему свое имущество, уплачивался урок (ст.84 Пространной Правды). Размер этого урока мог быть 5 или 12 гривен, в зависимости от хозяйственной ценности холопа (см. ст. ст.15-17).
Таким образом. Русская Правда уже знала возмещение ущерба как правовую норму. Возмещение ущерба практически всегда сочеталось с выплатой виры или продажи, являясь, таким образом, не самостоятельным наказанием, а средством восстановления справедливости.
Новгородская Судная грамота - важнейший правовой документ Новгородской феодальной республики. Содержание правовых документов Новгорода (и Судной грамоты в том числе) отражает своеобразие его общественно-политического строя, определявшееся особенностями, прежде всего, экономического развития этого крупнейшего торгового и ремесленного центра Древней Руси, с огромными зависимыми территориями, население которых платило дань “господину Великому Новгороду”, что являлось дополнительным источником обогащения новгородской знати.
Многие особенности строя Новгородской феодальной республики нашли отражение в статьях Новгородской Судной грамоты - одного из интереснейших документов русского феодального права. Она дошла до нас не в подлиннике, а в одном из списков XV в. в составе сборника новгородских и двинских актов, хранящегося в Российской национальной библиотеке Санкт-Петербург. Список дефектен: в нем нет конца, а часть имеющегося текста утрачена.
Впервые Новгородская Судная грамота была опубликована П.М. Карамзиным. Позднее ее включили в Акты, собранные Археографической экспедицией в библиотеках и архивах Российской империи. Публикацию текста Новгородской Судной грамоты с разбивкой на статьи и некоторыми комментариями предпринял М.Ф. Владимирский-Буданов. Деление на статьи стало общепринятым и в основном сохранялось в последующих изданиях Новгородской Судной грамоты.
Вопрос о времени составления Новгородской Судной грамоты дискуссионен. Исследователи относят ее к разным периодам XV в. (1440, 1446-1456 гг.).
Нам известна редакция 1471 г. Дата этой редакции устанавливается по упоминанию в ней нареченного на архиепископство священ ной нока Феофила. Такой титул присваивался архиепископам, избранным на кафедру, но еще не получившим утверждение от митрополита. Феофил был избран в ноябре 1470 г. и утвержден 15 декабря 1471 г. В то же время переговоры Ивана Ш и его сына Ивана с представителями Новгорода происходили в конце июля - первой половине августа 1471 г. после шелонского поражения Новгорода. К этому времени и относится вручение великому князю Новгородской Судной грамоты, потребовавшейся при подготовке Коростынского договора. Однако 1471 год нельзя считать датой составления данного документа, так как в других актах, относящихся к этому времени, о грамоте говорится как о существующем факте. Например, в ст.5 проекта договора короля Польского и великого князя Литовского Казимира IV с Великим Новгородом, датируемого концом 1470 г. или первой половиной 1471 г., содержится прямое указание на Новгородскую грамоту: а пересуд... имати по Новгородской грамоте... В ст.25 Коростынского договора Новгорода с великим князем Иваном Васильевичем о мире, заключенном в августе 1471 г., говорится о Новгородской грамоте, определившей заклад (наказание) на наездыцикое, на грабежщиков, на паводщиков. В то же время некоторые статьи Новгородской Судной грамоты свидетельствуют об усилении влияния в Новгороде великого князя Московского и отражают содержание договора с ним (например, ст. ст.6,10,28 устанавливают судебные штрафы в пользу как великого князя, так и Новгорода; это же положение содержится в ст. ст.25 и 26 Коростынского договора московской редакции со ссылкой на Новгородскую грамоту). Видимо, редакции 1471 г. предшествовала более ранняя, основанная на старине, т.е. на обычае, на судебной практике, постановлениях вече и договорах с князьями.
Л.В. Черепнин сделал новую попытку определить время составления первой редакции Новгородской Судной грамоты, указав на возможную связь между событиями 1385 г., судебной реформой в Новгороде того времени и составлением грамоты.
В 1385 г. новгородцы высказались против права митрополита как судить их в своей резиденции в Москве, так и производить периодически суд в Новгороде. Церковный суд по вечевому решению 1385 г. должен был осуществляться новгородским архиепископом при участии представителей новгородских бояр и знатных людей (по два от каждой из тяжущихся сторон). Одновременно был определен и состав суда посадника и тысяцкого, на которых также должны были присутствовать по два боярина и по два житъих человека от каждой стороны.
Новгородская судная грамота так же трактует возмещение ущерба как дополнение к наказанию за правонарушение.
Так статья 10 определяет порядок рассмотрения земельного спора, осложненного нападением (наездом) и грабежом. Грамота требует вначале незамедлительного рассмотрения дела о наезде и грабеже, и лишь последующего решения земельного спора и устанавливает различные штрафы с виновных (кого увяжут) за нападения и грабежи в зависимости от их сословного положения и требует возмещения убытков истцу.
Когда лицо, виновность которого установлена судом (кого утяжут), поступит в холопство (дался в грамоту) к какому-нибудь господину. Убытки при этом платит господин (ст.37 Новгородской судной грамоты).