Сочинение: Диалог между священником и философом
Ф. Опять, замечательная проницательность с твоей стороны! И всеже в том ограниченном объеме , подаренном правдой среднему человеку, он и пророк ничем не отличаются . Да, мы несомненно выделяем пророков из среды обычных людей, замечая, что их слова соответствуют реальности, например будущих событий, которые были неясны заранее обычным людям, провозгласились пророком, а потом осуществились, и все обычные люди тогда это увидели, а вот когда тот, кого мы называли пророк предвестил что-то, а случилось совсем иначе, мы называем его лжепророк , не так ли?
С. Да, ты в этом не ошибся.
Ф. Значит получается, что всем людям в принципе доступна правда, и они частично ее и выражают там и здесь в то и другое время, но пророку правда доступна в большем объеме, а узнаем мы, что этот конкретный человек есть пророк, а не лжепророк и не обычный человек, когда видим нашими обычными способностями зрения и ума, что предсказанное или высказанное пророком действительно осуществилось, т.е. стало доступным для восприятия нашими умами?
С. Это правда. Рад помочь тебе понять это.
Ф. А я очень благодарен тебе за эту помощь и спрошу еще. Не получается ли, что, по твоему же признанию, это мы сами судим о том, кто есть пророк, а кто не есть пророк, и делаем это на основании наблюдений о соответствии высказывания дествительным вещам и событиям, которые доступны нашему восприятию и пониманию?
С. Кажется, ты прав в этом, только боюсь, мы здесь вступает на очень скользкую почву. Писание говорит нам, кто был пророк, а кто был лжепророк.
Ф. Мужество, мой друг! Не заслуживает ли правда смелых попыток постигнуть ее? Не обречены ли трусы на невежество и ленивое прозябание в нем? Писание может быть и говорит совершенно правдиво о тех, кого оно описывает, но вопрос мой о том, как мы начинаем считать кого-то действительно пророком. И в писании тоже говорится о том, как люди принимали кого-то пророком, а других лжепророками, и это было на основании их наблюдений о соответсвии сказанного реальным событиям или несоответствия, - потому и писания выглядят убедительными для нас, читающих о тех пророчествах и собыитиях? Не так ли? Или может быть что-то еще, что убеждает нас (обычных людей) в том, что такой-то и такой-то был действительным пророком, а этот и другой лжепророками?
С. Надо просто верить Писанию, а не мудрствовать слишком.
Ф. Мудрствовать, это значит стремиться понять что-то точнее и лучше, не так ли? А не является ли это долгом даже и верующего хорошо понять то, что говорит ему писание и что именно оно в себе содержит во всей полноте? Понять все то, что Бог хотел передать людям, а не только часть этого, или подделку? А если что-то принимается поспешно без того, чтобы вникнуть в это глубоко, то не легко ли ошибиться и упустить весточку Бога, т.е. не понять писание, остаться глухим к нему? Может было бы осторожнее не “просто верить”, а сначала разобраться в том, во что же мы хотим верить и каким способом начинаем верить, и насколько у нас есть основание считать, что мы ухватили именно ту мысль, которую хотели передать нам пророки и Бог, через них? И не участвует ли Бог и в нашем усилии понять правду о Нем, т.е. и в нашем мудрствовании?
С. Так-то это так, но давай ближе к сути.
Ф. Так вот я и спрашиваю: как люди библейских времен узнавали, что кто-то был пророком, а другие лжепророками, не по наблюдениям ли своим о соответствии высказываний одних (и ошибкам других) реальностям их жизней, вполне доступным их пониманию, т.е именно их чувствам и умам?
С. Я думаю, с этим можно согласиться.
Ф. А не оцениваем ли и мы правильность предсказаний кого-то по тому же принципу?
С. Да, но у нас еще есть и авторитет Писания, которое мы принимаем на веру.
Ф. Вернемся снова к библейским современникам. Многие из них верили сначала тем, кого считали пророками, но когда предсказания тех не соответствовали предсказанным ими событиям, те люди начинали называть их лжепророками и записывали это в Библии же, не так ли?
С. Это очевидно. Но ты ведешь к тому, что и писание следует оценивать лишь по соответствию его реальным событиям, которые восприняты умами обычных людей. А как же тогда вера? Ведь вера не есть знание (которое формируется из осознания такого соответствия), а усилие души полагаться на то, что говорит пророк, которому открыто то, что от обычных людей пока скрыто, по крайней мере во всей полносте.
Ф. Твое замечание о вере интересно и важно. Исследовать эту тему нужно будет несомненно, но мне бы хотелось закончить рассмотрение пока того вопроса, который мы еще не закончили, но где уже как-то продвинулись. Позволишь ли?
С. Давай, давай, если тебе это кажется необходимым.
Ф. Ты не только проницателен, но еще добр и терпелив. Так я с благодарностью и спрошу тебя: Даже если мы возьмемся доверять тому или иному пророку, предсказанию или утверждению в Писании, до того еще пока убедимся в его правильности, т.е достаточно точном соответсвии воспринимаемой нами реальности жизни (потому что пока мы еще не способны воспринимать того, о чем говорит пророк), окончательным критерием того, действительно ли это правда, действительно ли это пророк (т.е. от Бога ли) будет всеже это наше восприятие и осознание такого точного соответсвия реальности того человека или сло ва, пусть даже и со временем. Или у нас будет какой-то другой критерий ?
С. Вера сама и есть критерий. И критерий куда более важный, чем все, что мы можем воспринять чувствами и умом нашим, часто слабым и обманчивым.
Ф. Постой, не говоришь ли ты что критерием правильности веры может быть сама вера?
С. Именно это я и говорю!
Ф. Но не замечали ли мы только недавно, что в библейские времена люди верили и пророкам и лжепророкам, но убеждались в том, кто есть кто, на основании чего-то другого, а не веры – ведь той случалось быть и правильной и неправильной? Как же то, что может оказываться правильным и неправильным, быть критерием истинности, да еще и в своем же случае?
С. Я затрудняюсь ответить тебе, но готов привести тект, освещающий тему истинной веры...
Ф. Постой, дорогой друг, пожалуйста оставим чтение чужих текстов на другое время. Дело это важное, интересное и полезное наверняка. Но мне в беседе с тобою хочется знать, что ты скажешь на нашу тему, тем более что я пытаюсь сообразить как мы вообще понимаем тексты; а новый текст здесь также нужно будет понять и быть уверенным, что поняли мы его правильно, и это может сделаться проблемой замкнутого круга. Ведь тот текст ты сам также предложешь принимать наверу, а я как раз и спрашиваю о том, как мы можем что-то принимать на веру, какие у нас есть на то основания вне веры , ибо вере случается быть когда верной, а когда неверной. Ведь священники вообще часто сами говорят: “Наша вера правильная, а вера других – неправильная”. Так как же они решают-то это?
С. Решают, потому что доверяют Писанию и решению тех, кто знал писание, и их собраниям, где множество таких знающих людей пришли к заключению, что именно так нужно понимать Писание. И нам очень хорошо было бы не пытаться своим слабым человеческим умом оценить это, а верить тем, кто лучше нас, и самим становиться лучше.
Ф. Становиться самим лучше – это очень привлекательный совет, такой же мудрый, как и древний. Замечание о слабости умов человеческих - тоже не пустой звук, т.к. нередко, занимаясь чем-то, мы допускаем ошибки, которые позже становятся ясны нам. Однако, не нашим ли умом видим мы и ошибки, допущенные этим умом ранее? Справедливо ли называть нечто, когда-то слабое, а когда-то сильное, просто слабым? Не с тем же правом мы бы могли назвать это сильным ? И не о людях, человеческих ли умах, ты говоришь, упоминая собрания знатоков Писаний, которые принимали решения о том, как последние следует интерпретировать? Не следует ли из первого, что ум наш может быть и слабым и сильным ? А из второго – что ум тех людей-знатоков-писания, тоже может ошибаться? А если мы можем не только ошибаться, а они не только быть безошибочными, не следует ли из этого, что думать самостоятельно и напряженно о том, правильные ли нам предлагаются положения , как основание для веры, является не только вполне разумным, но еще и просто нашим долгом перед Богом и писанием? Кроме того, писания большей частью написаны именно людьми, т.е. слово Бога проходит через их “слабые человеческие умы” прежде чем становится записанным, значит следует допустить возможность ошибки и в Писаниях и в их последующих интерпретациях теми людьми-знатоками-писаний, а также возможность нашего ума быть не только слабым, но и сильным, т.к. мы видим в нем способность не только делать ошибки, но и исправлять их. Или тебе что-то ненравится в моем рассуждении?
С. Конечно ненравится! Оно просто звучит как хула писания и гордая самоуверенность в том, что ты сможешь лучше святых мудрецов понять его настоящее значение.
Ф. Дорогой друг, не звучит ли иногда голос одного человека как голос совсем другого? Не выглядит ли иногда веревка, как змея, создавая на мгновение полную иллюзию в которую человек верит и даже действует на основании этой веры со всею страстью, вскрикивая и бросаясь в сторону? И при ближайшем внимательном и спокойном рассмотрении не рассеивается ли иллюзия, и не встают ли вещи на свои места в нашем сознании? Не может ли оказаться, что то что я говорю, просто кажется тебе похожем на хулу писания, а на самом деле такой хулой не является? Не может ли оказаться при спокойном и неспешном рассмотрении, что я как раз и стремлюсь не истолковывать поспешно и ошибочно Писание, не оказав ему тем самым должного уважения, которое мне как раз и хочется ему оказать?