Сочинение: Противостояние Александру Блоку в творчестве Николая Гумилева

Здесь не откажут пришлецу,

Так может мертвый лечь в могилу,

Так может сын войти к отцу...”

Приходит тогда, когда Блок от церковных дверей, по сути, уходит, утверждая в “Крушении гуманизма”, что “музыка”, явственно им различимая, “противопо-ложна привычным для нас мелодиям об истине, добре и красоте”. То есть как раз тем мелодиям, которым с волнением Гумилев внимает в “евангелической церкви”:

“ А снизу шум взносился многий,

То пела за скамьей скамья,

И был пред ними некто строгий,

Читавший книгу Бытия.

И в тот же самый миг безмерность

Мне в грудь плеснула, как волна,

И понял я, что достоверность

Теперь навек обретена ”.

Но, собственно, этим “мелодиям” Гумилев внимал и раньше. Ими определялось неустанное движение его поэтического характера, та “смена душ”, о которой говорится в стихотворении “Память”. Ими же исподволь внушено и представление о человеческой и поэтической миссии:

“Я - угрюмый и упрямый зодчий

Храма, восстающего во мгле,

Я возревновал о Славе Отчей,

Как на небесах, и на земле ”.

И это образ, образ “храма, восстающего во мгле”, видится прямой альтернативой той разрушительной стихии, которую восславил Блок.

Внимательное чтение гумилевских сборников убеждает, что поэт имел сложившуюся концепцию русской и европейской жизни, в отсутствии которой упрекал его А. Блок в своей антиакмеистской и антигумилевской статье “Без божества, без вдохновенья” (1921). Концепция Гумилева, однако, расходилась с общесимволистской. Чтобы это понять, достаточно сопоставить “Итальянские стихи” Блока с “итальянскими” стихотворениями Гумилева, вошедшими в состав его сборника “Колчан” (1916). Даже удивительно, как одна и та же реальность - Италия начала века (Блок посетил ее в 1909, а Гумилев - в 1912 году) - по-разному отозвалась в стихах двух поэтов. Так, если Блоку в лице современной Италии видится страшный, отвратительный распад:

О, Bella, ñìåéñÿ íàä ñîáîþ,

Уж не прекрасна больше ты!

Гнилой морщиной гробовою

Искажены твои черты!

то Гумилеву, напротив, Италия ударяет в глаза своей яркостью, блеском - словом, избытком жизненных сил:

Как эмаль, сверкает море,

И багряные закаты

На готическом соборе

Словно гарпии, крылаты,

ослепляет красотою закатов, конечно не метафорических, а реальных, но все равно полемичных по отношению к еще не сформулированной, но уже носящейся в воздухе метафоре “заката Европы”.