Статья: Этнос как культурное сообщество и его динамика (проблема концептуальной альтернативы)
Тем же путем и под знаком той же методологии шло формирование концепции Л. Н. Гумилева с ее пессимистической оценкой культурного потенциала человеческого общества, так и не возвысившегося, если верить знаменитому соотечественнику, над адаптивной моделью поведения биоорганизмов и не превратившего свою культуру в глобальную величину 7 .
Как бы ни оценивать такой исходный пункт в движении исследовательской мысли, но он менее всего представляет собой случайность или курьез. Напротив, определившаяся широко и безраздельно отправная позиция исследователей примечательна именно тем, что в ней приходится усматривать закономерное и подлинно всеобъемлющее обобщение накопленного многими поколениями ученых опыта эмпирико-описательного подхода к изучению этнической картины мира, когда внимание науки неизменно и абсолютно сосредоточивалось на огромном множестве конкретных, но отдельно взятых этносов в их фатальной взаимной обособленности и очевидном индивидуальном своеобразии культурного облика.
Инерция эмпирического познания этнографической действительности лишила современную этнологию какой-либо реальной возможности достичь высот плодотворного научно-теоретического творчества: исследовательская мысль удерживала в поле зрения единственно этническую множественность состава человечества и по этой причине абсолютизировала индивидуальную обособленность каждого конкретного этноса, односторонне фиксируя доминирующие на поверхности социальной и культурной жизни общества внешние отношения этнических образований земного шара.
По существу, сложилась парадоксальная ситуация: наука задалась целью свести бесконечно многообразное множество индивидуальных объектов к единому и потому универсальному взаимному отличию, совершенно упуская из виду, что декларируемая цель находится в неразрешимом противоречии с принятыми (и вполне объективными) условиями ее достижения - нельзя обобщить то, что по своей природе не подлежит соответствующей логико-теоретической операции. Соприкасаясь лишь с внешней поверхностью вещей, оставаясь в плоскости всякого рода сходств и различий, человеческое мышление не способно отобразить действительность в ее собственных всеобщих связях и отношениях - для этого требуется принципиально иной подход к делу, а именно, применительно к данному случаю, необходим учет реального исторического взаимодействия этносов планеты, причем в основополагающих аспектах специфической общественно-человеческой жизнедеятельности и культуры. Другими словами, требуется добросовестный и компетентно осуществляемый переход от явления к сущности.
Тем не менее по сей день специалисты в области этнологии так или иначе продолжают отдавать предпочтение пресловутой "этнической специфике" ("ethnic boundary" - "этнической границе" в англоязычной версии), завоевавшей во многих умах статус своего рода этнологического "философского камня". В частности, на этом предпочтении основывается твердое убеждение, что природа этноса адекватно и, по сути, исчерпывающе представлена антитезой "мы - они", активно и многопланово противопоставляющей любое этническое сообщество всему остальному миру.
Еще в начале 70-х годов эту точку зрения с редким воодушевлением и энергией пропагандировал академик Ю. В. Бромлей. По его мнению, "основная особенность этнических общностей, отличающая их от других совокупностей людей, как раз и состоит в том, что их непременным общим свойством, имеющим определяющее типологическое значение, является взаимное противопоставление" 8 . Эта позиция присутствовала едва ли не во всех сочинениях цитируемого автора и пользовалась поддержкой в кругах академической науки. Впоследствии означенная антитеза обосновалась во многих научных публикациях, свидетельствуя, как правило, о безоговорочной солидарности с персонами, внедрившими в язык научной теории эту чеканную форму национального самомнения. Известный тюрколог писал, к примеру: "Антитеза "мы - они" занимает ведущее место в этническом самосознании, то есть осознании своей этнической общности, которым обладает каждый этнос, будь-то нация, народность или племя" 9 .
Тот же автор попытался скорректировать смысловой подтекст благосклонно принятого наукой ходового поведенческого стереотипа, полагая существенным "различать разные степени противопоставления "мы - они": от антагонизма до вполне миролюбивой нетождественности, то есть уже не столько противопоставления, сколько сопоставления" 10 . Согласиться с таким расширительным толкованием отчетливо и категорично демонстрируемого тотального отчуждения невозможно: сопоставление осуществляется на почве ясно сознаваемой, определившейся соотнесенности, оно содержательно и конкретно (поэтому мыслимо и в ситуации антагонизма), а вот противопоставление по формуле "мы - они" сводится к радикальному, односторонне-прагматичному отторжению чужеродной среды и никак не рассчитано на какую-либо ее конкретизацию; "они" - это просто те, кто не имеет к "нам" никакого отношения, некое обезличивающее "не-мы".
Вообще дело здесь не в самой формуле ("мы - они"), а в том, что на нее проецируется абсолютизированное, иррациональное и абстрактное межэтническое противостояние, бытующее не в реальной жизни, а в ее человеческом восприятии - однобоком и ущербном.
Есть вероятность, что увлечение злополучной антитезой провоцировалось ощущением новизны и нетривиальности, якобы вносимых при ее посредстве в постановку научной проблематики. На деле же попытка контролировать теоретическую практику мотивами так называемого массового, или обыденного, сознания ничего нового в себе не таила. Для примера достаточно привести замечание, сделанное в адрес польских националистов еще в 1903 году: "ППС смотрит так, что национальный вопрос исчерпывается противоположением: "мы" (поляки) и "они" (немцы, русские и проч.)" 11 .
Заслуживает внимания одно весьма важное и обнадеживающее обстоятельство: за пределами этнологической научной литературы высказывается существенно иной взгляд на положение отдельно взятого этноса в масштабе мировой истории. Вот, например, что утверждают по этому поводу современные японские ученые и государственные деятели: "История любой нации - это не только история ее противостояния другим нациям, но и история ее солидарности с ними. Это не только история отчуждения от других наций, но и история контактов с ними. В истории любой нации имели место не только предубеждения в отношении других наций, но и понимание их, не только столкновения, но и сотрудничество между ними. В национальном характере, таким образом, заключена двойственная черта международных отношений, вернее, заключен разум истории, объясняющий, как добиться равновесия между этими чертами. Чувство равновесия между "закрытостью" и "открытостью", содержащиееся в национальном характере, и умение поддержать это чувство, будучи распространены на индивида, проявляются в его двусторонних отношениях с другими индивидами, заключающих в себе стремление и к отстраненности, и к контактированию" 12 .
Действительно, адекватное этническое самосознание проявляет интерес не к противопоставлению своего этноса всем другим, а к поиску его собственного места в мировой истории. Такой поиск ведется и путем прямого обращения к фактам, и через привлечение устоявшихся в той или иной культурной традиции представлений об исторических связях, соединивших народы мира. Показательно, как решается эта проблема в "Повести временных лет": "В Афетове же части седять русь, чюдь и вси языци: меря, мурома, весь, мордъва, заволочьская чюдь, пермь, печера, ямь, угра, литва, зимегола, корсь, летьгола, любь. Ляхове же, и пруси, чюдь преседять к морю Варяжьскому.
… По размешеньи же столпа и по разделеньи язык прияша сынове Симови въсточныя страны, а Хамови сынове полуденьные страны. Афетови же прияша запад и полунощные страны. От сих же 70 и 2 языку бысть язык словенеск, от племени Афетова" 13 .
Приведенные соображения указывают на то, что методологические и теоретические затруднения современной этнологии во многом были обусловлены объективной сложностью перехода от эмпирико-описательного к концептуально-теоретическому уровню научного исследования. Не меньшее значение имело и слабое осознание авторами предлагавшихся до сих пор обобщающих концепций ключевой роли методологической проблематики в разработке теории этноса.
В связи с этим представляется назревшей необходимостью выдвижение полноценной альтернативы распространенным ныне вариантам теоретической интерпретации этнической истории человечества и создание на этой основе доброкачественной гипотезы, учитывающей фундаментальный факт взаимодействия этносов во всемирно-историческом и планетарном контексте, что позволяло бы подойти к анализу природы этноса, акцентируя ее подлинно всеобщий и наиболее существенный аспект.
Констатируя во взаимоотношениях этносов регионально-планетарный размах их коммуникативно-речевого единства, исторически варьирующего от малоподвижных первобытных языковых непрерывностей до динамично разрастающихся языковых семей зрелой цивилизации; принимая к сведению однотипное и единое для всех этносов по своему источнику (материально-производственная деятельность) потребление природных ресурсов; наконец, выделяя и ставя на особое место региональные структуры межэтнических кооперативных связей в сфере прогрессивно эволюционирующей мировой культуры, нельзя не заметить, что во всех перечисленных активных проявлениях этнической природы отчетливо прослеживается обязательная самомобилизация всякого конкретного этнического сообщества на обогащение своего материально-творческого потенциала, как и неотъемлемое от этого процесса совершенствование и развитие духовных и физических сил каждого человеческого индивида.
В гипотетическом порядке имело бы смысл следующее определение этноса: "Этнос - это объективно необходимая форма существования конкретного целостного общества, обеспечивающая взаимодействие человеческих индивидов и их групп в качестве субъектов практической деятельности".
Иначе говоря, этнос служит людям тем, что создает им объективные и необходимые предпосылки для эффективного личностного самоопределения.
Список литературы
1 Рюрик Ивнев. Стихотворения. М., 1982. С. 53.
2 См.: Токарев С. А. Проблема типов этнической общности (к методологическим проблемам этнографии) // Вопр. философии. 1964. №11.
3 См.: Naroll R. On ethnic unit classification // Current Antropology. 1964. Vol.5. Nr. 4.
4 Токарев С. А. Указ. соч. С. 46.
5 Чебоксаров Н. Н. Проблемы типологии этнических общностей в трудах советских ученых // Сов. этнография. 1967. №4. С. 99 ("Этническое самосознание представляет собой своего рода результанту действия всех основных факторов, формирующих этническую общность"); Козлов В. И. Динамика численности народов мира: Методология исследования и основные факторы. М., 1969. С. 50 ("Важность этнического (национального) самосознания, представляющего собой как бы субъективную равнодействующую объективных элементов этнической общности…"); Арутюнов С. А., Чебоксаров Н. Н. Передача информации как механизм существования этносоциальных и биологических групп человечества // Расы и народы. М., 1972. С. 11, 18.
6 Shibutani T. and Kwan K. M. Etnic stratification. A comparative approach. N.Y.; L., 1968. Р. 572-589.
7 См.: Гумилев Л. Н. Биография научной теории, или Автонекролог // Знамя. 1988. №4. С. 202-216.
8 Бромлей Ю. В. К характеристике понятия "этнос" // Расы и народы. М., 1971. С. 13.
9 Еремеев Дм. Анатомия этнических конфликтов (к типологии этнических ситуаций в Азии и Африке) // Азия и Африка сегодня. 1981. №6. С. 13.
10 Там же. С. 13.
11 Ленин В. И. Национальный вопрос в нашей программе // Полн. собр. соч. Т. 7. С. 241.
12 Накасоне Я. и др. После "холодной войны". М., 1993. С. 71.