Статья: Евангельские мотивы в песенной поэзии иеромонаха Романа Матюшина

И не дерзаю пасть к твоим ногам.

И, все-таки, когда приду с Надеждой,

Убогости моей не отвратись.

Я обойдусь без дорогой одежды –

Мне без тебя уже не обойтись.

Причастность поэзии иеромонаха Романа древнейшей традиции молитвенного псалмо-пения обусловила значимый диалог его лирического слова с Псалтирью – как в песне "Что ты спишь, восстань, душе моя…" (1987). Детально воспроизведенный конкретный эпизод сосредоточенной монашеской молитвы ("Открываю книгу старую, // Покрываю плечи мантией") перерастает в изображение внутренней драмы Давида, "скорбь" и "покаяние" которого попадают в орбиту лирического переживания. Благодаря цитатной насыщенно-сти песни исповедальное слово автора, с болью "вспомнившего жизнь свою прошедшую", и Священный текст предстают в диалогическом взаимопроникновении:

Велика ты, скорбь Давидова,

Велико и утешение.

Ты покаялся пред Господом,

И тебя Господь простил.

– "Сердце чисто сотвори во мне,

Боже моего спасения,

Отврати лице от грех моих,

От мене не отврати".

Уединенный от мира, герой песенной поэзии о.Романа в то же время проявляет духов-ную открытость, художественно "перевоплощаясь" в Евангельских персонажей, что на-сыщает тексты произведений множеством перекличек со Священным Писанием. Так, в стихотворении "Все моя молитва превозможет…" (1982) он ощущает сопричастность "мытарю, разбойнику, блуднице", ради которых принесена Крестная жертва, и, достигая покаянной высоты, дерзновенно взывает ко Христу: "Дай испить мне за Тебя мученья, // Только укрепи и призови…". В покаянно звучащих стихотворениях "Это знают все на-верняка…" (1987), "И коснется меня боль обмана…" (1990) он видит свою немощную душу подобной проклятой Христом смоковнице ("О, душе, в смоковнице сухой // Нашу наготу я узнаю") и вместе с тем, памятуя о Евангельской сцене молитвы фарисея и мыта-ря, с просветляющей надеждой стремится разглядеть в себе искренний порыв последнего: "С этой болью пред Господом встану, // Мытаревы слова прошепчу…". В стихотворении же "Прибит на крест моей неправдой…" лирическое "я" мистическим образом достигает "свидетельской" сопричастности Распятию, покаянным слезам сомневающегося, отре-кающегося и вместе с тем глубоко кающегося апостола Петра:

О, Боже мой, я весь проказа!

Целуя Твой кровавый пот,

Гвоздиные целуя язвы,

Рыдаю горько, аки Петр.

Поэтическое прочтение и глубокое символическое осмысление получили в стихотворе-ниях-песнях иеромонаха Романа многие ключевые образы, сцены, эпизоды Библейского и собственно Евангельского повествования.

Предметом художественного осмысления становится здесь судьба уже первого челове-ка, запутавшегося, подобно "птице обреченной", в "сетях" греха ("Что, Адам, сидишь ты против Рая…", 1985). Бытийная драма Адама раскрывается в песне в горестном обраще-нии к нему лирического героя, причем голоса обоих сливаются в покаянном, наполнен-ным жаждой утраченного райского блаженства плаче, близком к народнопоэтической форме: "Раю, мой Раю…". Расширение пространственно-временной перспективы произ-ведения происходит благодаря проекции ветхозаветных событий как на надысторический масштаб судеб всего тварного мира ("Все живое, тем словам внимая, // Плакало, Адам, вместе с тобой"), так и на закономерности духовного бытия лирического "я": "Слезы, струясь потоком, // Смойте всю скверну с меня! // Не был в аду потопа, // Видно, рожден для огня!..".

Возникшая здесь ассоциация с потопом получает развитие в стихотворении "Пожалей, дорогой, пожалей…" (1991), где события Библейского повествования о потопе и пророче-ства о Страшном Суде, органично растворяясь в ткани философского пейзажа, выводят на аксиологию современной греховной цивилизации:

И грустит под Полярной звездой

Дольний мир и в погибель несется…

"Первый мир был потоплен водой,

А второй для огня бережется"…

Мистическая причастность Библейских событий вечности, жизни сегодняшнего чело-вечества нередко запечатлевается о.Романом в пейзажных образах, где чувственно-обыденное сплавляется со сферой, доступной лишь духовному зрению, – как в стихотво-рении "Благовещение" (2001):

И на заре, под радужным сияньем,

Без звонаря заколоколил Храм.