Статья: Риторика Сталина военного времени. Приказ № 70
2) всемерно укреплять железную дисциплину, строжайший порядок и единоначалие в нашей армии, совершенствовать боевую выучку войск и готовить, упорно и настойчиво готовить сокрушительный удар по врагу;
3) раздуть пламя всенародного партизанского движения в тылу врага, разрушить вражеские тылы, истреблять немецко-фашистских мерзавцев (Приказ 7 ноября 1942 года; [22: т.2, 81]).
Соотношение этих пяти функций, "замыслов" для разных выступлений различно. Оно коррелировалось военной обстановкой и поводом к тому или иному конкретному выступлению. Например, речи Сталина 41-42 года – времени больших военных поражений – более пространные, в них больше места уделяется идеологическим, патетическим функциям, а для второй половины войны характерно увеличение доли подробных отчетов о продвижении советских войск, что само по себе увеличивало воодушевляющий потенциал выступлений.
Риторика военных лет Иосифа Виссарионовича Сталина представляет собой пять циклов (три полных: 1942, 43, 44 годы - и два усеченных: 1941 и 1945), состоящих из риторических произведений одинаковых жанров и произнесенных по схожим поводам в одни и те же даты. Цикличность выступлений, условия военного времени ("кризисная ситуация") и амплифицирующий метод аргументации Сталина, применявшийся им еще в довоенный период, определили большое количество повторов в содержании и композиции всех выступлений вождя. Это проявляется в схожести зачинов и концовок, в одинаковой организации информации и текста, в использовании одних и тех же клише, в наличии сквозных лейтмотивов. Однако при сохранении определенных схем и конструкций, в наполнении этих схем происходят симптоматичные содержательные изменения, продиктованные, очевидно, историко-политическим контекстом и развитием риторического стиля Сталина. Военная риторика Сталина развивается как бы по спирали. Рассмотрим на примерах развитие некоторых повторяющихся элементов аргументации И.В.Сталина.
Независимо от жанра обращения ко всему советскому народу, а Сталин использовал, как уже было отмечено ранее, только три жанра: выступление, приказ и доклад, главный оратор страны всегда (за исключением всех докладов на торжественных заседаниях Московского совета депутатов трудящихся с партийными и общественными организациями г.Москвы, на которых Сталин ограничивался обращением "Дорогие товарищи!") начинал речь с детализированного обращения к релевантным категориям граждан, а заканчивал цепочкой лозунгов-здравиц и лозунгов-призывов. Причем он не отступал от этой традиции даже в случае с приказами. Его приказы по случаю празднования того или иного советского праздника могли вообще не содержать распорядительной части, как, например, приказ от 23 февраля 1942 года, но они всегда заканчивались воодушевляющими призывами. Объекты приветственных обращений и заключительных лозунгов-здравиц и лозунгов-призывов в большинстве своем были неизменными.
В своих обращениях Сталин всегда выделял определенные категории людей, тем самым персонифицируя свои воззвания, делая их ближе каждому конкретному человеку: "Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, рабочие и работницы, колхозники и колхозницы, работники интеллигентного труда, братья и сестры в тылу нашего врага, временно попавшие под иго немецких разбойников, наши славные партизаны и партизанки, разрушающие тылы немецких захватчиков!" (Речь на Красной площади 7 ноября 1941 г.; [22: т.2, 32]). Обычно в перечислении он использовал классовую терминологию, иными словами он применял те категории, которыми мыслило все советское общество. Любой гражданин Советского Союза идентифицировал себя либо как крестьянина, либо как рабочего, либо как интеллигента, либо как красноармейца, поэтому детализированное обращение позволяло как бы напрямую обратиться к каждому человеку в отдельности. В особых случаях, как, например, в своей знаменитой речи 3 июля 1941 года, он использовал более доверительные формы обращения: "Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!", которые позволяли ему произвести еще больший эффект сближения с массами. Он обращался к людям не как к соотечественникам или подчиненным, а как к членам своей семьи.
Знаменитое сталинское воззвание "Братья и сестры!" многократно обсуждалось критиками. Безусловно, в нем прослеживается влияние семинарского образования руководителя партии и хорошее знание психологии русского человека. Однажды Сталин неожиданно задал вопрос маршалу А.М.Василевскому: "Вам что-нибудь дало духовное образование?", и после осторожного ответа удивленного Василевского, вопрошающий сам ответил на свой вопрос: "Главное, чему попы научить могут, - это понимать людей" [5: 339]. Сталин не просто применял семинарские знания, он воспринял их на уровне инстинкта, инстинкта управления людьми. Обращение "братья и сестры" Иосиф Виссарионович Сталин неоднократно использовал и в других своих военных выступлениях, но только с неизменным уточнением: "временно подпавшие под иго немецких угнетателей и насильственно угнанные на фашистскую каторгу в Германию". Это дало основание Михаилу Вайскопфу утверждать, что сталинские "братья и сестры" всегда имели уничижительное значение, это всегда был кто-то, кто ниже рядового советского человека, кто не подпадает ни под одну из легитимных классовых категорий: "Вообще же в советской пропаганде слова "братья" или "братья и сестры" всегда резервировалось за иностранными поданными, еще не познавшими социалистической благодати, реже – за отсталыми нацменами и за иностранными компартиями, которые так и назывались "братскими": то был их официальный титул, унаследованный от христианской риторики I Интернационала, социал-демократов и русских народовольцев. <…> В этом обозначении всегда таился привкус некоторой неполноценности и ненадежности… Если после всего сказанного принять во внимание, что ту самую первую свою военную речь от 3 июля 1941 года, где Сталин впервые воззвал к "братьям и сестрам", он открыл сообщением об обширных немецких захватах, то станет ясно: обращение это изначально адресовалось тем, кто уже не был для него ни "товарищем", ни "гражданином", а заведомо подозревался в нелояльности или коллаборационизме" [4: 88-92]. Возможно, это предположение верно отражает психологию Сталина, но едва ли кто-либо из людей, переживших войну, согласится, что "братья и сестры" было уничижительным обращением. Простые советские люди, в независимости от того, находились они на оккупированной или советской земле, воспринимали "братья и сестры", звучавшие в речи вождя и учителя, как свидетельство его близости людям, его сострадания и заботы, в благодарность за которые они готовы были идти на новые и новые подвиги. В этом смысле употребление христианского обращения в воодушевляющей речи лидера страны – умелый риторический ход, характеризующий Сталина как талантливого ритора.
Тот же прием детализации Сталин использовал и в заключительных здравицах. Однако если в начале речи основная задача оратора – добиться доверительного отношения со своими слушателями, то для конца речи характерно усиление эмоционального воздействия, призванное побудить аудиторию к необходимым для оратора действиям. Поэтому наряду со здравицами, адресованными определенным категориям граждан советского общества, Сталин активно прославляет общие ценности, сплачивающие народы СССР, а также использует лозунги-призывы, формирующие необходимые риторические эмоции у аудитории. Приведем примеры:
1. здравицы, адресованные определенным категориям граждан:
"Да здравствует Красная Армия и Военно-Морской Флот! Да здравствуют партизаны и партизанки!" (Приказ 23 февраля 1942 г.; [22: т.2, 44])
2. здравицы, прославляющие общие ценности:
"Да здравствует нерушимая дружба народов Советского Союза!" (Доклад … 6 ноября 1941 г.; [22: т.2, 31])
"Да здравствует наша славная родина, ее свобода, ее независимость! Под знаменем Ленина – вперед к победе!" (Речь на Красной площади 7 ноября 1941 г.; [22: т.2, 35])
"Да здравствует партия большевиков, вдохновитель и организатор побед Красной Армии!" (приказ 23 февраля 1943 г.; [22: т.2, 94])
3. лозунги-призывы, направляющие риторические эмоции аудитории:
"Все силы народа – на разгром врага! Вперед, за нашу победу!" (Выступление по радио 3 июля 1941, [22: т.2, 10])
"За полный разгром немецких захватчиков! Смерть немецким оккупантам!" (Речь на Красной площади 7 ноября 1941г., [22: т.2, 35])
Состав обращений и финальных лозунгов в течение четырех лет менялся незначительно. Менялись, главным образом, эпитеты, характеризующие объекты обращений, здравиц, призывов. Из доблестной и отважной Красная Армия и Флот становились победоносными и героическими. Славная советская Родина становилась Великой. Единственным объектом, сменившим свою форму в развитии военной сталинской риторики, стал великий советский народ, который изначально выступал как "народы Советского союза". Все эти изменения, во-первых, отражают развитие исторических событий (от нескончаемых поражений к блестящим победам), во-вторых, развитие риторического видения и стиля Сталина, в-третьих, развитие самосознания народа, формировавшееся речами главного оратора страны.
Среди военных обращений Сталина к народу выделяется одно, знаменующее собой очевидный сдвиг в риторическом видении вождя. Принимая во внимание колоссальную влиятельность сталинских текстов, мы неизбежно приходим к пониманию, что картина мира, менявшаяся в восприятии вождя, передавалась в его выступлениях и "вживлялась" в сознание всех граждан, надолго определяя их мышление и поступки. Таким принципиально новым по содержанию обращением к народу стал Приказ №70 Верховного главнокомандующего от 1 мая 1944 года [Сталин И.В. Приказ №70. // Сталин И.В. Сочинения в 3т. т.2. - Stanford (California): The Hoover Institute on war, revolution and peace. Stanford University, 1967. –С.143-149. Также доступен в Интернет по адресу http://sdo.bsu.edu.ru/school/victory/docs/war_20.html ]. В этом приказе, несмотря на то что он также вписывается в цикл сталинских обращений и также повторяет многие мотивы и клише всех его военных выступлений, вводятся новые понятия и ставятся новые задачи перед советскими гражданами. Проанализируем с риторической точки зрения этот исторический приказ, попытаемся выявить в нем общие закономерности сталинской военной риторики и черты нового риторического видения, установленного Сталиным в конце Второй мировой войны.
1 мая 1944 года, как и в любой советский праздник, на первых полосах центральных газет был опубликован Приказ Верховного главнокомандующего товарища Сталина. Приказы по случаю советских праздников были особым жанром, в котором ничего не приказывалось, но формулировалась и разъяснялась линия партии. Эти обращения каждый раз служили идеологическим маяком для каждого советского человека. Они были источником авторитетной информации о положении на фронте, разъяснением ситуации, воодушевлением на новые военные и трудовые подвиги. В мае 1944 года настроение у всех было приподнятое, и не только потому, что была весна и был праздник, – все понимали, что война близится к завершению. Но что должно было послужить поводом к окончанию войны, многие еще не представляли. Требовалось разъясняющее слово вождя и учителя.
По своему обыкновению Сталин начинает приказ с детализированного обращения: "Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, сержанты, офицеры и генералы, партизаны и партизанки! Трудящиеся Советского Союза! Братья и сестры, временно подпавшие под иго немецких угнетателей и насильственно угнанные на фашистскую каторгу в Германию!". Военные – главные лица в условиях войны, к ним Сталин обращается в первую очередь, и здесь детализация, дающая эффект более личного обращения, особенно важна. Классовое сознание и специфика праздника требовали также упоминания трудящихся, а однажды заведенная формула обращений сталинских выступлений – не подпадающих ни под одну из классовых категорий "временно подпавших под иго немецких угнетателей и насильственно угнанных на фашистскую каторгу в Германию".
Далее обозначен формальный повод обращения вождя к своему народу: "От имени Советского Правительства и нашей большевистской партии приветствую и поздравляю вас с днем 1 мая!" Но если бы замыслом приказа было только поздравить с днем Первомая, то этим бы все должно было ограничиться. Однако в речь вводится новый тезис, наличие которого сигнализирует о другом замысле оратора: "Народы нашей страны встречают день 1 мая в обстановке выдающихся успехов Красной Армии". Это предложение, оформленное отдельным абзацем, как будто бы служит заглавием для следующей части приказа (или точнее будет сказать, поздравительного обращения) Сталина.
В этой части Сталин подробно описывает продвижение советских войск по всей линии фронта. Причем такая, казалось бы, сухая фактологическая информация оформляется высокой, эмоционально окрашенной лексикой: "истребляя вражескую нечисть", "Красная Армия выиграла историческую битву, … сокрушила мощные оборонительные укрепления, … умелыми и стремительными действиями преодолела немецкую оборону на водных рубежах – Южный Буг...", "из фашистского рабства вызволены…". В пяти из шести фраз, описывающих успехи Красной Армии, используются ряды перечислений; активно применяются параллелизмы: "За это время Красная Армия прошла с боями от Волги до Серета, от предгорий Кавказа до Карпат", "Красная Армия выиграла историческую битву за Днепр и Правобережную Украину, сокрушила мощные оборонительные укрепления немцев под Ленинградом и в Крыму, умелыми и стремительными действиями преодолела немецкую оборону на водных рубежах – Южный Буг, Днестр, Прут, Серет. Почти вся Украина, Молдавия, Крым, Ленинградская и Калининская области, значительная часть Белоруссии очищены от немецких захватчиков. Родине возвращены металлургия Юга, руда Криворожья, Керчи и Никополя, плодородные земли между Днепром и Прутом". Эти риторические приемы, с одной стороны, своей интонацией перечисления придают речи динамику и ритм, с другой стороны, своим содержательным наполнением усиливают эффект заявленных "выдающихся достижений" и создают ощущение их тотальности. Используя различные фигуры и оформляя речь выверенными периодами, Сталин умело поэтизирует успехи Красной Армии, превращая жанр приказа в жанр оды: "Выполняя великое дело освобождения родной земли от фашистских захватчиков, Красная Армия вышла к нашим государственным границам с Румынией и Чехословакией и продолжает теперь громить вражеские войска на территории Румынии". За счет нарастающей интонации перечисления и постоянного употребления глаголов движения (ведет наступление, прошла с боями, сокрушила … укрепления, преодолела оборону, вышла к границам и продолжает громить), продвижение Красной Армии имплицитно обретает образ неотвратимо несущейся лавины.
Такая патетическая подача, казалось бы, и без того воодушевляющей информации усиливает ощущение победоносности Красной Армии, неотвратимости нашей Победы, способствует высокой самооценке советского человека. Это эмоция, сформированная в самом начале обращения, становится базой для восходящей аргументации Сталина, сущность которой будет раскрыта чуть позже.
После описания успехов Красной Армии Сталин переходит к разъяснению причин этих успехов. (Меняется ритмика речи: речь становится более статичной.) Такое построение речи может объясняться, во-первых, марксистско-ленинской традицией в аргументации с ее традицией разъяснения причинно-следственных связей. Действительно, многие исследователи (Романенко, Вайскопф, Баткин) отмечали склонность Сталина к перечислени