Статья: Священное Писание и богослужение
Все Священное Писание Нового Завета теснейшим образом связано именно с Септуагинтой. Многие места Новозаветных книг будут непонятны, если мы в качестве Ветхого Завета будем пользоваться каким-либо иным вариантом. Например, непонятна ссылка св. ап. Павла в послании к Евреям (I гл., б ст.) на псалом 96, 7, где по массоретской традиции стоит „поклонитесь предъ Нимъ все боги", в то время, как ап. Павел говорит: „да поклонятся Ему все ангелы Божш", как мы и находим в нашем тексте Септуагинты. Непонятна при сопоставлении с массоретским текстом ссылка в речи св. ап. Иакова в Деяниях (XV, 16) на пророка Амоса. Ссылки св. ап. Иоанна „кость Его да не сокрушится" нет в таком виде в масоретском тексте (есть в сходном), но эти слова в полной точности находятся в тексте 70-ти (Исх. XII, 10). Непонятны в массоретском тексте и слова Господни в так называемом “первоевангелии”, в обетовании людям после грехопадения о том, что „Семя Жены сотретъ главу змия", каковых слов нет у массо-ретов, и многое другое.
Но не только внутренне, а и внешне Новый Завет в своем греческом подлиннике тесно связан именно с Септуагинтой.
Все Священное Писание Нового Завета написано языком Септуагинты. Даже единственная Новозаветная книга первоначально написанная не по-гречески — евангелие от Матфея, вскоре же по написании или самим евангелистом, или же св. ап. Иоанном Богословом было переведено на тот же язык, который мы называем языком Септуагинты, потому что Септуагинта, как и всякое великое литературное произведение, создало свой язык, и этим именно языком, а не какой-либо иной вариацией греческого языка написаны все новозаветные книги. И почти все ссылки на Ветхий Завет в Новом Завете (за исключением Евангелия от Матфея) сделаны по тексту Септуагинты.
Насколько велико единство Септуагинты с Новым Заветом хорошо свидетельствуют протестантские библеисты, не имеющие никаких оснований быть особенно расположенными к Септуагинте — известный немецкий библеист Е. В. Грифильд и глава Департамента Библейской истории и литературы Шеффильдского университета Ф. Ф. Брюс, который, ссылаясь на Гриффильда, пишет: „Только тот, кто изучает Новый Завет по гречески совместно с Септуагинтой, получает полное представление об единстве Библии, какого он не получит при изучении Ветхого Завета в иной вариации" (F. F. Bruce, The Old Testament in Greek).
Вместе с Новым Заветом Септуагинта своим содержанием напитала всю последующую жизнь Церкви: Ее богослужебный чин, Ее наставления Своим чадам — законы и правила Церкви и творения Ее святых отцев.
Вернемся к богослужению. При переводе древнехристианского богослужения с еврейского на греческий язык возникла еще одна важная перемена: утратилась песненная форма для большей части священного текста. Она сохранилась по-гречески лишь для тех в особой мере песненных частей ветхозаветных книг, которые специально ритмически переведены на греческий язык и получили в церковной богослужебной практике наименование Ветхозаветных песен, и конечно, для Псалтири, бывшей и оставшейся главным источником песненного материала для церковного богослужения.
Поэтому значительная часть Священного Писания за богослужениями на греческом языке стала читаться, а не петься, петься же стали только псалмы и ветхозаветные песни, к которым вскоре присоединились те немногие песненные части, которые заключаются в новозаветных Священных Писаниях: песнь Богородицы при встрече Ее со св. Елизаветой (т. н. Магнификат), песнь Захарии по рождении св. Иоанна Крестителя и песнь св. Симеона Богоприимца.
Вследствие этой сравнительной скудости песненного материала по-гречески, явилась нужда в новых песненных творениях для богослужений. В первохристианские времена слагается, основанный на переданном в Евангелии пении ангелов, гимн „Слава в вышних Богу" (т. н. Глориа), мученик Афинагор пишет гимн „Свете Тихий", а потом Церковь преизбыточественно начинает изобиловать вдохновеннейшими творениями великих церковных песнописцев.
Все эти новые церковные творения неизменно пользуются языком, образами, мыслями Священного Писания. Тот закон, который мы установили в начале настоящего очерка: подготовка к встрече и принятию Сына Божия, совершалась и в историческом и в богослужебном процессе, но преимущественно чрез Священное Писание, этот закон остается в силе. Творения церковных песнописцев и внутренне и внешне теснейшим образом связаны со Священным Писанием.
Отчасти эта связь диктуется самим составом богослужения. Чин вечерни состоит из пения и чтения псалмов, которые в более позднее время стали перемежаться пением т. н. стихир, т. е. песнопений, посвященных совершаемому празднику, и из чтения частей Ветхозаветных книг, т. н. паремий. Следовательно, больше половины вечерни состоит из ветхозаветного материала, а новосоставленные песнопения составлены языком Священного Писания, т. е. языком Септуагинты.
То же можно повторить и про утреню, первая половина которой состоит также из пения и чтения псалмов, а вторая половина — из пения т. н. Ветхозаветных песен. В настоящее время эта вторая половина заменена пением и чтением т. н. канонов, составлявшихся первоначально в виде комментариев к стихам Ветхозаветных песен. Уже это одно определяет библейский характер содержания и языка канонов. Заканчивается утреня древнехристианским гимном „Слава в вышних Богу".
Наконец, и самая Литургия также в значительной степени пропитана библейскими элементами. Но в ней эти элементы более переработаны. На очертание Литургии наибольшее влияние оказывает наименее читаемая в церкви книга Священного Писания — Апокалипсис. Общее оформление литургии: стояние священнослужителей вокруг Престола, вхождение и исхождение из Алтаря, терминология священнодействий: Жертва, Агнец, Престол, Жертвенник — являются с одной стороны воспроизведением древнего ветхозаветного священнодействия, с другой стороны, и при том в большей степени, являются отображением образов Апокалипсиса, Все литургические возгласы священника являются или буквальным воспроизведением или перефразировкой доксологий Апокалипсиса. Например: „Богу и Отцу слава и держава, во веки веков. Амин" (Откр. I, б); „Сидящему на престоле и Агнцу благословение и честь, и слава и держава во веки веков" (V, 13); „Достоин еси, Господи, прияти славу и честь, и силу, яко Ты еси создал всяческая..." (IV, 11). По Апокалипсису же составлены и многие песнопения Литургии, например: “Свят, Свят, Свят Господь Вседержитель, Иже бе и сый и грядый” (IV, 8).
Все это в самой глубокой и всесторонней мере пропитывает все богослужение Православной Церкви словами, образами и мыслями Священного Писания.
Уже несколько раз мы указывали на внутреннее обоснование этого. Сейчас скажем о практическом выводе из этого, практическом выводе, важном для тех, кто пожелал бы заняться святым и радостным, вдохновляющим и боговдохновляемым делом перевода безмерного богослужебного богатства Православной Церкви на современные западные языки. Ему для этого надо прежде всего полностью и совершенно проникнуться библейской формой собственного материнского языка. Лишь при этом условии его перевод будет полноценным, художественно полнокровным и избегнет обеих опасностей — Сциллы и Харибды всякого художественного перевода: не будет ни рабской буквальной передачей чужого текста, ни вольным изложением — интерпретацией, далекой от подлинника, потому что переводчик, пропитавшийся языком Священного Писания, напитает свой язык тем самым источником, который напитал язык и тех, кого он переводит — церковных пес-нописцев.
То, что мы говорили о связанности Новаго Завета с Септуагинтой, мы должны будем повторить и относительно богослужения. В нем многое останется непонятным для нас, если мы будем пользоваться каким-либо другим вариантом Священного Писания Ветхого Завета, а не Септуагинтой.
Например: 1-я песнь канона Пятидесятницы говорит: „Божественным покровен Медленноязычный мраком...", и знающий Священное Писание православный понимает, что тут говорится о Моисее, потому что так медленноязычным он назван в книге Исход в переводе 70-ти, а не „несловесным", как передает масоретский текст (Исх. VI, 30).
Не зная Маккавейских книг, мы не поймем, например, 8-го ирмоса б-го гласа: „и праведного жертву водою попалил", где говорится о событии передаваемом в 1-й главе 2-й книги Маккавейской (а не о жертвоприношении пророка Илии, как думают некоторые. В этом последнем случае было бы: „жертву и воду попалил").
В 109-м псалме по массоретскому тексту нет слов Рождественского прокимна и стихов: „Из чрева прежде денницы Аз днесь родих Тя", каковые взяты из текста 70-ти.
Если мы добавим, что языком Септуагинты, с теми же образами, намеками и указаниями на ее священный текст написаны и творения большинства святых Отцев Восточной Церкви, то мы поймем, что вышеприведенные слова Е. В. Гринфильда и Ф. Ф. Брюса о том, что для читающего Священное Писание Ветхого Завета в переводе 70-ти и Новый Завет в подлиннике, ярче и глубже раскрывается внутреннее и внешнее их единство, можно перенести и на всю церковную область. Для православного грека, знающего Священное Писание Ветхого Завета в переводе 70-ти, Новый Завет в традиционном церковном изложении, при чтении святых отцев и при слышании и участии в богослужении, наглядно, ясно и конкретно раскрывается фундаментальная истина Православия о том, что голос Духа Святого не замолк после написания последних строк Священного Писания, что во всей силе и правде продолжает Он звучать во всей жизни Церкви, по преимуществу же в Бе богослужении и в творениях Ее святых отцев.
Но это духовно обогащающее сознание оказывается доступным не только грекам. Почти в такой же мере обладаем этим и мы — православные русские” потому что наше церковное Священное Писание Ветхого Завета на церковно-славянском языке сделано с перевода 70-ти, Новый Завет на церковно-славянском языке строго церковно-традиционен, и богослужение мы имеем во всех смыслах на том же языке.
И хочется от всей души пожелать того же и нашим западно-европейским православным братьям: вчитываться, вживаться в богодухновенный перевод 70-ти, проникаться его языком, его образами, среди кодексов Нового Завета избрать наиболее церковный, наиболее традиционный, проверенный и подтвержденный Церковью, освоить язык этого Ветхого и Нового Заветов, и этим языком перевести все гигантское богатство православного богослужения.
Для того, кто будет полностью владеть библейским языком, эта задача будет значительно облегчаться тем, что большинство фраз и образов в богослужебных текстах будут ему знакомыми — готовыми.
Но при этом неизбежно возникает для него еще один вопрос, столь же важный, как и вопрос Септуагинты. Это вопрос: каким изводом, т. е. каким вариантом
Новаго Завета должен он пользоваться, чтобы оставаться неуклонно на церковном пути?
Как известно, еще блаженный Иероним жаловался на множество разночтений в различных манускриптах Новаго Завета, говоря: "Tot paene versiones, qout codides" — столько же вариаций, сколько и кодексов.
Если мы просмотрим критические издания, например, Нестле, с научным аппаратом, т. е. с указанием разночтений, то мы увидим, что буквально ни одного слова в Священном Писании не останется неподвижным. Впрочем, большинство этих разночтений незначительно: „в Капернаум" пришел Господь или „к Капернауму"; „яко свет" была Его одежда при Преображении или „яко снег" и т. д. Но есть и очень важные разночтения, например, включение или невключение в евангелие от Матфея слов Христовых „сей же род изгоняется молитвою и постом", включение или невключение в евангелие от Марка второй половины его повествования о Воскресении Господа. В евангелии от Луки просил разбойник на кресте Господа помянуть его „во Царствии Своем" или просто „помянуть"? Включать или не включать в евангелие от Иоанна повествование о блуднице, о которой Христос сказал книжникам: „кто из вас без греха, первый брось в нее камень"? Включать или не включать в послание от Иоанна исповедание Пресвятой Троицы: „Три свидетельствуют на небе Отец, Слово и Святый Дух, и Сии три суть едино"?
Все это вопросы разночтений. Современные протестантские издания решают их по разным соображениям: на основании авторитета разных знаменитых библеистов, на основании согласия большинства манускриптов, то есть по принципу большинства голосов, или на основании большей древности манускриптов и т. д. Все это не наши, не церковные пути.
Вопрос разночтений может быть интересен и для нас, но лишь исторически: каковы были вариации в тексте. Критические издания вроде Нестле, где этот вопрос научно и наглядно поставлен — полезны. Но решать этот вопрос мы будем не по свидетельству большинства манускриптов и не по большей их древности, и уж тем более не на основании авторитета внецерковных библеистов. а на основании голоса Церкви. Для нас непогрешим тот текст Священного Писания и Ветхого и Нового Заветов, который Ей принадлежит, Ею принят и для Ее божественной жизни.
Применяя внецерковную научную современную терминологию, мы с большим или меньшим приближением можем признать церковным текстом группу манускриптов, обозначаемую буквой “К”, иначе называемую Кени или Константинопольской, потому что эти манускрипты в своем большинстве, и образцы, с которых они списаны, хранились и переписывались под руководством и контролем Церкви, в то время как прочие группы манускриптов, обозначаемые буквами “Н”, “I” и “К” (Египетская, Иерусалимская и Западная) являются плодами трудов частных лиц и не получали санкции Церкви.