Статья: Внешний мир и его картина в нашем сознании
Как стало ясно позднее, согласно новому плану Лиги наций в экстремальных ситуациях управлять Американскими военно-морскими силами смогут иностранцы (foreigners) — с согласия или без оного со стороны американского Департамента военно-морских сил… и т. д.
На заседании Сената первым комментирует сообщение г-н Нокс из Пенсильвании. Он негодует и требует расследования. В следующем выступлении — г-на Брандеджи из Коннектикута — уже чувствуется, что возмущенный тон первого выступающего порождает доверие к сообщению. Если г-н Нокс возмущается и хочет узнать, правдиво ли оно, то г-н Брандеджи через полминуты хочет узнать, что бы произошло, если бы корабли были уничтожены. Г-н Нокс, заинтересовавшись вопросом, забывает, что он требовал расследования, и отвечает на вопрос. Если бы американские корабли были уничтожены, началась бы война. До сих пор дискуссия развивалась в условном наклонении. Далее следует ее продолжение. Г-н МакКормик из Иллинойса напоминает Сенату, что администрация Вильсона склонна к ведению небольших несанкционированных войн. Он повторяет остроумное замечание Теодора Рузвельта о "ведении мира" (waging peace). Новый обмен репликами. Г-н Брандеджи замечает, что корабли действовали "согласно приказам Верховного Совета (Supreme Council), который сидит где-то там", но он не помнит, кто представляет Соединенные Штаты в этом органе. Верховный Совет не упоминается в конституции Соединенных Штатов. Поэтому г-н Нью предлагает резолюцию, согласно которой требуется представить соответствующие факты.
До этого момента сенаторы все еще смутно осознают, что они обсуждают слух. Будучи юристами, они все еще помнят о некоторых формах доказательств и о свидетельских показаниях. Но как люди из плоти и крови они уже испытывают страшное негодование из-за того, что американские корабли получили приказ участвовать в военных действиях от иностранного руководства и без согласия Конгресса. Психологически они готовы верить этому, поскольку они республиканцы, выступающие за Лигу наций. Это подстегивает к выступлению лидера демократов г-на Хичкока из Небраски. Он становится на защиту Верховного Совета: тот действовал в условиях войны. Мир еще не был заключен, потому что республиканцы откладывают его заключение. Следовательно, это действие было необходимым и законным. Обе стороны теперь допускают, что сообщение было правдивым, а выводы, которые они делают, — это выводы, продиктованные приверженностью узкому сообществу. Тем не менее, основу дискуссии составляет это удивительное допущение, и оно пересиливает принятую ранее резолюцию проверить его истинность. Данная ситуация показывает, насколько трудно даже профессиональным юристам не реагировать на ситуацию до тех пор, пока не выяснится, что же на самом деле произошло. Реакция была мгновенной. Фикция принимается за правду потому, что фикция очень нужна.
Несколькими днями позже появилось официальное сообщение, что корабли не приставали к берегу по приказу Британского правительства или Верховного Совета. Они не сражались с итальянцами. Они причалили к берегу по просьбе итальянского правительства для защиты итальянцев, и американский командующий получил официальную благодарность от итальянских властей. Корабли не находились в состоянии войны с Италией. Они действовали согласно практике, принятой в международном сообществе, не имевшей никакого отношения к Лиге наций.
Сценой, где происходили действия, была Адриатика. В данном случае картина этой сцены в головах вашингтонских сенаторов создавалась, вероятно, с целью обмана. Ее создал человек, которого волновала отнюдь не Адриатика, а поражение Лиги. На эту картину Сенат отреагировал так, что приверженность узким интересам пересилила Лигу.
5
Действовал ли Сенат в данном конкретном случае на уровне своих стандартов или ниже оных, обсуждать нет смысла. Как, впрочем, и то, лучше ли он выглядел, чем Палата представителей или любые другие парламенты. В данный момент я хочу сосредоточиться только на разыгрываемом во всем мире спектакле: люди влияют на свою среду под действием стимулов, исходящих из псевдосреды. Ведь даже тогда, когда принимается во внимание целенаправленный обман, политической науке еще предстоит объяснять, как два государства, атакующие друг друга, могут быть уверены, что они действуют в целях самообороны, или как два класса, находящиеся в состоянии войны, могут быть уверены, что выступают во имя общих интересов. Кто-то, вероятно, скажет, что они живут в разных мирах. Но вернее будет сказать, что они живут в одном и том же мире, при этом ощущая и полагая, что живут в разных.
Политическая адаптация (adjustment) человечества в Большом Обществе происходит именно при столкновении с этими особыми мирами с этими частными или групповыми, или классовыми, или территориальными (provincial), или профессиональными, или государственными, или сектантскими артефактами. Но именно эти фикции и определяют значительную часть политического поведения человека. Пятьдесят полновластных парламентов, которые, вероятно, следует принимать во внимание, состоят, каждый, по крайней мере, из сотни законодательных органов. Те, в свою очередь, — по крайней мере, из пятидесяти иерархий местных и городских законодательных собраний, которые вместе со своими исполнительными, управленческими и законодательными органами образуют формальную власть на земле. Но и это не приоткрывает нам картину сложности политической жизни. В каждом из этих бесчисленных центров власти существуют партии, а эти партии тоже образуют иерархии, уходящие своими корнями в классы, подгруппы (sections), клики и кланы, а в рамках этих последних есть еще отдельные политики, каждый из которых образует свой собственный центр паутины связей, памяти, страха и надежды.
Так или иначе, по причинам обычно вынужденно замутненным, в результате доминирования, компромисса или взаимных услуг от этих политических органов исходят приказы о движении армий или заключении мирных соглашений; предписывающие сохранить жизнь, отправить в изгнание, заключить в тюрьму, сохранить собственность или конфисковать ее; приказы, определяющие размер налога, поощряющие одно предприятие и осуждающие другое, способствующие иммиграции или препятствующие ей, улучшающие коммуникацию или вводящие жесткую цензуру. Согласно этим приказам строятся школы и военные корабли, провозглашаются "политические программы" и "судьбы", возводятся экономические барьеры, учреждается или отчуждается собственность, один народ подчиняют другому, отдается предпочтение одному классу перед другим. Каждое решение строится на строго определенном видении фактов, определенное видение обстоятельств принимается в качестве основания для выводов и стимула впечатлений и ощущений.
И даже все названное выше не приоткрывает завесу над действительной сложностью картины. Формальная политическая структура существует в социальной среде, где имеются бесчисленные большие и малые корпорации и институты, добровольные и полудобровольные ассоциации, государственные, территориальные (provincial), городские и районные объединения, которые достаточно часто принимают решения, учитываемые политическими органами. На чем основываются эти решения?
"Современное общество, — говорит Честертон, — является по своей природе небезопасным, поскольку оно основывается на представлении о том, что все люди будут делать одно и то же, руководствуясь разными причинами… И точно так же, как в голове каторжника может зреть злостное преступление, которое он намеревается совершить в одиночку, под шляпой провинциального чиновника может гнездиться особая философская система. Один человек может быть абсолютным материалистом и считать, что его собственное тело — страшная машина, порождающая его сознание. Он будет прислушиваться к своим мыслям как к монотонному тиканию часов. Другой человек, его сосед, может быть сторонником движения "Христианская наука" (Christian Scienсe) и каким-то образом представлять свое тело менее материальным, чем тень от него. Он может даже почти увериться в том, что движения его собственных рук и ног подобны движениям змей в галлюцинациях человека в состоянии белой горячки. А третий может быть христианином. Он, как говорят его соседи, живет в мире волшебных сказок, в мире неземных образов, скрытых для всех, но явных для него самого. Четвертый может быть теософом и, вероятно, — вегетарианцем, и я не вижу оснований, почему я не могу доставить себе удовольствие, вообразив, что пятый поклоняется дьяволу… Независимо от того, есть ли какой-то толк от такого разнообразия, можно сказать, что единство этого сообщества ненадежно. Предположение, что все люди всех времен и народов, думающие по-разному, будут, тем не менее, действовать одинаково, очень сомнительно. Оно означает, что вы строите общество не на общности людей и даже не на соглашении между ними (convention), а скорее — на случайном стечении обстоятельств. Четверо людей могут встретиться под одним уличным фонарем; один из них подошел к нему, чтобы, выполняя программу реформы городского хозяйства, покрасить его в густо зеленый цвет; другой — чтобы заглянуть в свой требник; третий — чтобы обхватить его в восторженном порыве, вызванном винными парами; а последний — чтобы встретиться со своей дамой сердца. Но ожидать встречи тех же самых людей в этом месте на следующий вечер неразумно…".
Вместо четырех прохожих возле уличного столба представьте правительства, партии, корпорации, общества, социальные сети, группы, объединенные по профессиям и роду занятий, университеты, секты, национальные группы. Подумайте о законодателе, который голосует за правовой акт, касающийся народов, живущих на огромном расстоянии от него; о государственном муже, принимающем важное решение. Подумайте о мирной конференции, перекраивающей границы Европы; о дипломате, который находится за рубежом и пытается разгадать намерения как своего правительства, так и правительства иностранного государства; о бизнесмене, который устанавливает контакты, чтобы начать свое дело в экономически отсталой стране; об авторе передовиц, призывающем к войне; о священнике, призывающем полицию к контролю за увеселениями. Подумайте о посетителях клуба, замышляющих забастовку; о членах кружка кройки и шитья, намеревающихся упорядочивать работу школ; о девяти судьях, размышляющих, может ли законодательное собрание Орегона установить продолжительность рабочего дня для женщин. Подумайте о кабинете министров, который собрался, чтобы решить вопрос о признании правительства; о партийной конференции, составляющей платформу действий и выбирающей своего кандидата для участия в каком-то мероприятии; о двадцати семи миллионах избирателей, что бросают свои бю?