Cочинение «Современная постмодернистская проза»
Таким образом, в современной постмодернистской прозе явственно обозначились два крайних полюса, и, хотя Вик. Ерофеев в “Страшном суде” пародирует действительно идиллический финал “Оглашенных”, нельзя не признать правомерности попыток Битова приобщить русскую литературу к экологической философии эпохи постмодерна, обозначить одну из возможных альтернатив пещерному прагматизму и идеологии реванша. Это тем более важно, что, в отличие от постмодернистской поэтики, которая усваивается легко, постмодернистская философия для многих так и остается тайной за семью печатями.
Сказываются не преодоленный по-настоящему отрыв от западной культуры, недостаточная эрудированность, незнание иностранных языков. Касаясь последнего пункта, отметим для сравнения: В. Набоков (США) в романе “Ада” соединяет английский, русский, французский языки, американизмы, вкрапления немецкого, итальянского, латыни; В. Ширбик (Дания) “пишет свои романы на смеси датского, французского, немецкого, английского, испанского языков и их диалектов, включая в них цитаты из Гераклита, Ницше, древних восточных философов”; У. Эко (Италия) в романе “Имя розы” пользуется итальянским языком, латынью, средневековыми романскими говорами. Чего-то подобного можно ожидать от 3. Зиника, для которого английский — второй родной язык, Вик. Ерофеева, владеющего французским, английским, польским языками, А. Драгомощенко, владеющего английским и украинским… Русскому постмодернизму есть куда расти. Заложенный в нем потенциал реализован еще не в полной мере.
В сравнении с предшествующими периодами развития постмодернистской литературы в конце 80-х — 90-е гг. активизируется драматургия. Среди создателей постмодернистских пьес — легализовавшиеся представители андерграунда: Дмитрий Пригов, Виктор Коркия, Владимир Сорокин, эмигрировавший во Францию Михаил Волохов, обратившаяся к постмодернизму Людмила Петрушевская, некоторые молодые авторы. Выделяются из общего ряда пьесы “Черный пес” Пригова, “Черный человек, или Я бедный Coco Джугашвили” Коркия, “Дисморфомания” Сорокина, “Мужская зона” Пет-рушевской. Во всех этих пьесах ярко выражено игровое начало, осуществляется деконструктивистская работа с мифами и стереотипами массового сознания.
Именно в драматургии проклюнулся росток русского феминистского постмодернизма. Проклюнулся в пьесе Людмилы Петрушев-ской “Мужская зона” (1994), в которой деконструируется оппозиция “мужское/женское”, отвергается фаллогоцентризм.
“Мужская зона”, как и “Дисморфомания” (изд. 1990) Владимира Сорокина, — явление миноритарного театра, или “театра без спектакля”.
Деконструируя какой-либо прославленный классический текст, представители миноритарного театра делают героями своих произведений его второстепенных персонажей, предельно остраняют привычное, стремятся лишить каноническое значения авторитарности, активизируют сотворческий потенциал зрителей.
Создатель миноритарного театра — итальянский литератор, режиссер, актер Кармело Бене. Бене освобождает театр от власти литературы, от диктата драматургии, делает его антилитературным и антихудожественным. С этой целью он отходит от текста, превращает его “в звуковой материал, переведенный в механическую деконструкцию-реконструкцию”, разрушает связь между знаком и смыслом, формой и содержанием, “строит свою работу на несовпадении между актером и ролью, между словом и сказанным” Тем самым Бене “изгоняет из драматургии злую волю: поучать и командовать”. Он делает ставку на актера — актера-машину, для которого исполнение роли — самовыражение. Это актер без сцены, без драмы, вне любого действия.
Господству визуальности Бене предпочитает звук; место текста у него занимает голос. Актерский театр Бене «захватывает пространство сцены и заполняет его голосом, трансформируя в водоворот, в вихрь, как и другие “тела, разлученные с душами”».
Актер у Бене не интерпретирует текст, не воплощает драматический сюжет, в его игре ничто не детерминировано. Читать партитуры сцены значит для него — “ЗАБЫТЬ О СЦЕНЕ, отдаться прошлому, которое возвращается как настоящее, то есть не мемуа-ризируется, но, напротив, де-мемуаризируется в не-воспоминании”. Персонажи Бене — «”не живые”, между ними нет никаких форм “отношений”; в одном персонаже выявляются все».
Посредством актера-машины Бене создает “театр без спектакля”, действие которого “напрямую соотносится с языком”. В языке реализуется невозможное.
“Театр без спектакля” сильнейшим образом повлиял на постмодернистскую драматургию, и русские авторы, впитывая эту традицию, обновляют собственное творчество, укрепляют связь между русским и западноевропейским постмодернизмом.
Произведения русских постмодернистов-драматургов, однако, более интересуют зарубежную аудиторию и в собственной стране (за исключением пьесы Коркия) практически неизвестны. Их код не прочитывается, и потому усилия писателей не вызывают отклика.
Неоднозначным оказалось и восприятие постмодернистской поэзии.
Рубеж 80—90-х гг. отмечен последним всплеском поэзии концептуалистов и близких к ним авторов. Их произведения начинают проникать в печать, в основном вызывая недоумение; публичные же выступления проходят чаще всего на “ура”, давая необходимый камертон для восприятия концептуалистских текстов. Выходят книги “Стихи из журнала” (1989) , “Справка” (1991) Всеволода Некрасова, “Слезы геральдической души” (1990), “Пятьдесят капелек крови” (1993), “Запредельные любовники” (1996), “Обращения к народу” (1996) Дмитрия Александровича Пригова, “Маленькая ночная серенада” (1992), “Появление героя” (1992), “Мама мыла раму” (1992) Льва Рубинштейна, “Общие места” (1990), “Стихи о любви” (1993), “Сантименты” (1994), “Парафразис” (1997) Тимура Кибирова, “Попытка к тексту” (1989), “Вертикальный срез” (1990) Игоря Ир-теньева, “Свободное время” (1988) Виктора Коркия, “Коммутатор” (1991) Владимира Друка, “Простая жизнь” (1991) Юрия Арабова, “Или” (1991), “Референдум” (1991) Нины Искренко, “Аутсайдеры” (1990) Виталия Кальпиди и другие, которые содержат как написанное ранее и неизданное, так и новые произведения. У концептуалистов появляется огромное число последователей и подражателей, почти не отличающихся друг от друга, разрабатывающих общий канон.
Выделиться из общей массы сумела группа куртуазных маньеристов (Вадим Степанцов, Дмитрий Быков, Андрей Добрынин, Константэн Григорьев, Виктор Пеленягрэ), возникшая в конце 80-х гг., выступившая с альбомом “галантной лирики” “Волшебный яд любви” (1989). Мистифицируя читателей и манифестом Ордена куртуазных маньеристов, и своими произведениями, молодые авторы на самом деле использовали код куртуазной любовной поэзии в пародийно-иронических целях, высмеивая искусственную позу в литературе. В дальнейшем эта манера утратила, однако, момент новизны, и “Красная книга маркизы”, изданная куртуазными маньеристами (уже в неполном составе) в 1995 г., была встречена прохладно (чего не скажешь о прозе куртуазных маньеристов, пришедшей к читателю в 1996 г.).После митьков только куртуазные маньеристы сумели создать оригинальный групповой имидж, продолжить свои литературные устремления во внетекстовом измерении (на концертах, в телевыступлениях, во время постмодернистских акций и т. д.), предложить новый тип поведения, новый образ жизни, разыгрываемый в игровом ключе. Митьки шаржируют примитив, бескультурье, социальный идиотизм; куртуазные маньеристы пародируют претензии на интеллектуальный аристократизм, сексуальную неотразимость, порочность. Философия куртуазных маньеристов направлена против пуританского закрепощения личности, предполагает реабилитацию плоти, чувственных наслаждений, жизненных удовольствий. Она учит испытывать радость от жизни, культивирует наслаждение творчеством, искусствами, любовью и другими дарами бытия. Чрезвычайно ценят члены данной группы веселье, смех, игру (как воплощение свободной активности), всякого рода мистификации. В области эстетической они сторонники чистого искусства (по А.Терцу), видят в литературе (поэзии) высшую форму познания и лучшее средство самовоспитания личности. В силу наличия собственной философско-эстетической программы есть все основания рассматривать куртуазный маньеризм как одно из течений постмодернизма.
В 1994 г. выходит книга Кибирова “Сантименты”, в которой его творчество 1986—1991 гг. представлено с наибольшей полнотой. “Сантименты” включают в себя разделы: “Лирико-дидоктические поэмы”, “Рождественская песнь квартиранта”, “Сквозь прощальные слезы”, “Три послания”, “Стихи о любви”, “Сантименты”, “Послание Ленке и другие сочинения”,. “Сортиры”.
Опасение “прослыть певцом во стане борцов с тоталитаризмом” не позволило Кибирову включить в основные сборники поэму “Когда был Ленин маленьким”. Она выходит отдельным изданием в 1995 г. в оформлении “митька” А. Флоренского.
В последующие годы появляются книги Кибирова «Избранные послания» (1998), «Интимная лирика» (1998), «Памяти Державина» (1998), публикации в «толстых» журналах. Чрезвычайно важен для писателя элемент интимности, выявляющий себя в насыщении произведений автобиографическим материалом, явственно выраженной ориентацией на “свой круг”.
В начале 90-х гг. затмевает других поэтов-постмодернистов по своей популярности Тимур Кибиров. Причины этого не совсем понятны, так как пишет Кибиров очень неровно. Возможно, какую-то роль сыграло введение в соц-артовские тексты лирического “я”, о котором хочется сказать: “свой парень”. В нем многие, несомненно, узнают себя, точнее, обстоятельства, в которых пришлось побывать, переживания человека, побывавшего в этих обстоятельствах. Возможно, сказалось умение Кибирова выразить то, что чувствуют многие, и именно сейчас, и “теми же” словами, так как, по меньшей мере, один из уровней создаваемых поэтом текстов понятен каждому. Вот какую интерпретацию “феномен Кибирова” получает у Сергея Гандлевского.