Сочинение Любовь в поэзии Маяковского

    Я свое, земное,
    не дожил,
    на земле
    свое не долюбил.
    В. Маяковский

    Жизнь В. В. Маяковского со всеми ее радостями и горестями, болью и отчаянием — в его стихах. Произведения поэта рассказывают нам о жизни поэта, о его любви, о том, когда и какой она была.
    В самых ранних стихотворениях (“Я”, “Любовь”, трагедия “Владимир Маяковский”) о любви говорится вне связи с личными переживаниями поэта. Но вот вы открываете поэму “Облако в штанах” — и вас сразу охватывает тревожное ощущение большой и страстной любви:

    Нежные!
    Вы любовь на скрипки лежите.
     Любовь на литавры ложит грубый.
     А себя, как я, вывернуть не можете,
     чтобы были одни сплошные губы!

    И дальше с той же трагической силой поэт рассказывает о своей безответной любви, жарким пламенем охватившей его сердце, причинившей ему мучительную, нестерпимую боль:

    Мама!
    Ваш сын прекрасно болен!
    Мама!
    У него пожар сердца.

    Эта трагическая любовь не выдумана. Поэт настойчиво убеждает нас в правдивости переживаний, описанных в поэме:

    Вы думаете, это бредит малярия?
    Это было, было в Одессе.
    “Приду в четыре”,— сказала Мария.
    Восемь. Девять. Десять...
    И вот,
    громадный,
    горблюсь в окне,
    плавлю лбом стекло окошенное.
    Будет любовь или нет?..

    Да! Любовь была, и он горел в ней ярким пламенем. Давид Бурлюк, вместе с Маяковским выступавший в 1914 году в Одессе, в своих воспоминаниях говорит, что первой любовью Маяковского была Мария, которую он встретил в Одессе. Поэт Василий Каменский, бывший вместе с ним в Одессе, рассказывает об этом гораздо подробнее: “Маяковский влюбился здесь в красавицу Марию Александровну... Взволнованный, взметенный вихрем любовных переживаний, после первых свиданий с Марией он влетал к нам в гостиницу этаким праздничным весенним морским ветром и восторженно повторял: „Вот это девушка! Вот это девушка!"”
    Василий Каменский же рассказывает о трагическом исходе первой любви Маяковского и о том, что позже, вспоминая, что было в Одессе, поэт с горечью сказал: “Любить нельзя — масса тяжелых неприятностей”.
    Из других источников известно, что между Маяковским и Марией встало препятствие, одно из тех, которые порождались тогдашней общественной жизнью, социальными условиями, основанными на неравенстве людей, на господстве материальных расчетов или обывательских предрассудков. В поэме этому дано очень краткое объяснение словами самой Марии, но мы почему-то надолго запоминаем эти убийственные строки:

    Вошла ты,
    резкая, как “нате!”,
    муча перчатки замш,
    сказала:
    “Знаете —
    я выхожу замуж”.

    Но вот еще что известно: после смерти Маяковского эта женщина (М. А. Шаденко, в девичестве Денисова) создала один из первых скульптурных портретов Маяковского.
    Пути любви неисповедимы, и приносит она поэту чаще всего боль и горе. В поэме “Флейта-позвоночник” (1915), как и в “Облаке...”, звучит не радость любви, а отчаяние:

    Версты улиц взмахами шагов мну.
    Куда уйду я, этот ад тая!
    Какому небесному Гофману
    выдумалась ты, проклятая?!
    И, обращаясь к Богу, поэт требует:
    ...слышишь!—
    убери проклятую ту,
     которую сделал моей любимой!

    О том, что поэт не нашел в любви своего счастья, с горечью говорит он и в поэме “Человек”:

    Гремят на мне
    наручники, любви тысячелетия...
    Любовь предстает здесь в образах,
    выражающих одно лишь страдание:
    И только боль моя острей — стою,
     огнем обвит, на несгорающем костре немыслимой любви.

    В стихах, обращенных к любимой, столько страсти, нежности и вместе с тем сомнений... В них слышится даже протест, даже отрицание любви:

    Любовь! Только в моем
    воспаленном мозгу была ты!
    Глупой комедии
    остановите ход!
    Смотрите —
    срываю игрушки-латы
    я,
    величайший Дон-Кихот!

    В начале 1929 года в журнале “Молодая гвардия” появляется стихотворение “Письмо т. Кострову из Парижа о сущности любви”: в сердце поэта родилась новая любовь, “опять в работу пущен сердца выстывший мотор”. Это была встреча с Татьяной Яковлевой, и любовь была взаимной.
    “Письмо т. Кострову...” и опубликованное много лет спустя “Письмо Татьяне Яковлевой” несут в себе новые настроения, новые интонации. В них уже нет надрыва и тоски. “Письмо т. Кострову...” радостно, проникнуто счастливым ощущением большой, настоящей любви:

    ...как на свиданье,
    простаивая, прислушиваюсь:
    любовь загудит — человеческая,
    простая...

    Вместе с тем это философское произведение, где любовь рассматривается и оценивается не только с личной, но и с общественной точки зрения. К такому глубокому осмыслению любви Маяковский пришел еще в пору работы над поэмой “Про это”. Тогда он писал: “Исчерпывает ли для меня любовь все? Все, но только иначе. Любовь — это сердце всего. Если оно прекратит работу, все остальное отмирает, делается лишним, ненужным. Но если сердце работает, оно не может проявляться во всем... если нет “деятельности”, я мертв... Любовь не установишь никакими “должен”, никакими “нельзя” — только свободным соревнованием со всем миром”.
    В самой же поэме он мечтал об огромной, всеохватывающей любви:

    Чтоб не было любви — служанки замужеств,
    похоти,
    хлебов. Постели прокляв,
    встав с лежанки,
     чтоб всей вселенной шла любовь.

    Теперь эта идея возвышенной любви несколько “приземлена”, и само определение ее стало конкретнее:

    Любить — это с простынь,
    бессонницей рваных, срываться,
    ревнуя к Копернику, его,
    а не мужа Марьи Иванны, считая
    своим соперником.

    Любовь поэта — это не только личное. Она вдохновляла его на борьбу и творчество, воплощаясь в поэтические шедевры:

    Нам любовь
    не рай да кущи, нам любовь
    гудит про то,
    что опять в работу пущен
     сердца
    выстывший мотор.

    Гордость и ласка звучат в строках “Письма Татьяне Яковлевой”:

    Ты одна мне
    ростом вровень, стань же рядом
    с бровью брови...

    И даже конец стихотворения, в котором чувствуется конфликт, звучит без отчаяния. Здесь лишь обида и уверенность в том, что любовь в конце концов победит:

    Ты не думай,
    щурясь просто из-под выпрямленных дуг.
    Иди сюда,
    иди на перекресток моих больших
    и неуклюжих рук. Не хочешь?
    Оставайся и зимуй, и это
    оскорбление
    на общий счет нанижем. Я все равно
    тебя
    когда-нибудь возьму — одну
    или вдвоем с Парижем.

    Маяковский был по складу своего характера лириком. У него было слишком ранимое сердце. Он сам говорил об этом в поэме “Люблю”:

    У прочих знаю сердца дом я
     Оно в груди — любому известно!
     На мне ж с ума сошла анатомия.

    Сплошное сердце — гудит повсеместно...
    Больше чем можно,
    больше чем надо —
    будто
    поэтовым бредом во сне навис —
    комок сердечный разросся громадой:
    громада любовь,
    громада ненависть...

    Эти строки написаны в 1916 году, но и спустя десять — двенадцать лет, до самых последних дней жизни, он жаждал любви.
    “У такого человека,— с грустью писала художница Е. А. Лавинская,— не было места, где бы ласковые руки жены или близкого друга освободили его хоть немного от него самого”. Он надеялся найти такого друга в Татьяне Яковлевой. Но... увы.
    В предсмертном письме, написанном за два дня до рокового выстрела и адресованном “Всем”, поэт в последний раз говорит о любви: “В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил...”

    Как говорят —
    “инцидент исперчен”, Любовная лодка
    разбилась о быт. Я с жизнью в расчете,
    и не к чему перечень взаимных болей,
    бед
    и обид...

    Этими словами сказано очень многое о страстной, мятущейся, одинокой душе, о жизни, прекрасной и трагической, и о разбивающем сердца черном слове “быт”, за которым просматривается страшная действительность несбывшихся надежд, ведущая к еще более страшному времени тридцать седьмого года.