Монтер (Опальные рассказы)

    Я, братцы мои, зря спорить не буду, кто важней в театре -- актер,
    режиссер или, может быть, театральный плотник. Факты покажут. Факты всегда сами за себя говорят.
     Дело это произошло в Саратове или Симбирске, одним словом, где-то недалеко от Туркестана. В городском театре. Играли в этом городском театре оперу. Кроме выдающейся игры артистов, был в этом театре, между прочим, монтер -- Иван Кузьмич Мякишев.
     На общей группе, когда весь театр в двадцать третьем году снимали на карточку, монтера этого пихнули куда-то сбоку -- мол, технический персонал, и постоишь. А в центр, на стул со спинкой, посадили тенора.
     Монтер Иван Кузьмич Мякишев ничего на это не сказал, но в душе затаил некоторую грубость. Тем более что на карточку сняли его вдобавок мутно, не в фокусе.
     А тут такое подошло. Сегодня, для примеру, играют "Руслан и Людмила". Музыка Глинки. Дирижер -- маэстро Кацман.
     А без четверти минут восемь являются до этого монтера две знакомые ему
     барышни. Или он их раньше пригласил, или они сами подошли -- неизвестно.
     Так являются эти две знакомые барышни, отчаянно флиртуют и вообще просят
     их посадить в общую залу -- посмотреть на спектакль. Монтер говорит:
     -- Да ради бога, медам. Сейчас я вам пару билетов устрою. Посидите тут, у будки.
     И сам, конечно, к управляющему. Управляющий говорит:
     -- Сегодня выходной день. Народу пропасть. Каждый стул на учете. Не могу.
     Монтер говорит:
     -- Ах так, говорит. Ну, так я играть отказываюсь. Отказываюсь, одним словом,
     освещать ваше производство. Играйте без меня. Посмотрим тогда, кто из нас важней
     и кого сбоку сымать, а кого в центр сажать.
     И сам обратно в будку. Выключил по всему театру свет, замкнул на все ключи
     будку и сидит -- флиртует со своими знакомыми девицами.
     Тут произошла, конечно, форменная неразбериха. Управляющий бегает.
     Публика орет. Кассир визжит, пугается, как бы у него деньги в потемках не взяли.
     А бродяга, главный оперный тенор, привыкший всегда сыматься в центре,
     заявляется до дирекции и говорит своим тенором:
     -- Я в темноте петь тенором отказываюсь. Раз, говорит, темно -- я ухожу. Мне,
     говорит, голос себе дороже. Пущай ваш монтер поет.
     Монтер говорит:
     -- Пущай не поет. Наплевать на него. Раз он центре сымается, то и пущай одной рукой поет, другой свет зажигает. Думает -- тенор, так ему и свети все время.
     Теноров нынче нету!
     Тут, конечно, монтер схлестнулся с тенором.
     Вдруг управляющий является, говорит:
     -- Где эти чертовы две девицы? Через них наблюдается полная гибель. Сейчас
     я их куда-нибудь посажу, леший их забодай!
     Монтер говорит:
     -- Вот они, чертовы девицы! Только не через их гибель, а гибель через меня.
     Сейчас, говорит, я свет дам. Мне энергии принципиально не жалко.
     Дал он сию минуту свет.
     -- Начинайте,-- говорит.
     Сажают тогда его девиц на выдающиеся места и начинают спектакль.
     Теперь и разбирайтесь сами, кто важнее в этом сложном театральном механизме.
     Конечно, если без горячности разбираться, то тенор тоже для театра -- крупная
     ценность. Иная опера не сможет даже без него пойти. Но и без монтера нет жизни на театральных подмостках.
     Так что они оба-два представляют собой одинаковую ценность. И нечего тут
     задаваться: дескать, я - тенор. Нечего избегать дружеских отношений. И cнимать
     на карточку мутно, не в фокусе!