Сочинение Пьер Огюстен Карон де Бомарше автор трилогии о Фигаро

Альмавива — граф, светский кавалер, впоследствии, муж Розины, который во второй пьесе цикла стал посмешищем для собственных слуг из-за своих любовных плутней. Приобретенный с годами жизненный опыт преобразовывает А. в образец подлинной добродетели и истинной мудрости сердца, которую старым вельможей проявит, когда в «Преступной матери» окажется под сомнением репутация и честь Розины, благодушно прощавшей былую неверность супругу. В авторском вступлении к заключительной части трилогии Бомарше советует зрителю, отсмеявшись над бурной молодостью А. с присущими ему тогда лукавством и храбростью, почерпнуть в конце урок из «ошибок его зрелого возраста..., которые так часто допускаем и мы». А также рекомендует пристально наблюдать за героем, уже достигшим преклонных лет, чтобы удостовериться в том, что угасание страстей бывает вознаграждено сознанием совершенства моральных принципов.

Нарочитая иллюстративность, повлеченная за собой этим замыслом, лишила А. в финальных эпизодах трилогии реалистичной убедительности и личного обаяния, присущих ему и в комичных сценах завоевания Розины с помощью довольно рискованных уловок, и пусть даже в «Безумном дне». Увлечение Сюзанной, невестой Фигаро, искушающее графа обратиться к осужденному ранее им самим феодальному праву сеньора, подается не как похоть, но только как слабость, которая не свидетельствует о порочности его сердца. А., стремясь «обмануть всех», оказывается сам обманутым, из-за чего сетует постоянно на происки злого гения, обращающего «все против меня» и, удостоверившись под конец, что его уловки обнаружились направленными на обольщение собственной жены, граф переживает свежую влюбленность в очаровательную Розину.

Керубино — юный паж Альмавивы, пылко влюбленный в графиню, да и во всех женщин мира, херувим любви, как называет его, поддразнивая, один из второплановых персонажей. Отдельно оговаривая, что роль эта должна быть исполнена молодой исполнительницей, Бомарше оправдывал это отсутствием подходящих актеров-мужчин в тогдашних труппах. Однако, подобная необходимость была вызвана и несомненным наличием женских черт в повадках, характере, и даже облике ангелоподобного подростка, обожаемого и Розиной, и Сюзанной. Последнее обстоятельство провоцировало упреки автору в мнимой неблагопристойности сюжета, так или иначе связанного с К. Автор, защищаясь, утверждал, что влечение, испытываемое Розиной к этому  «очаровательному ребенку», вполне невинно, и лишь горькая обида на мужа держит ее в опасности переступить черту. На самом деле, это больше, чем нежность к любимому крестнику, и именно изысканность психологической нюансировки при воспроизведении ситуации, рискованной по консервативным канонам, признававшимся официально в эпоху Бомарше, является одним из достоинств пьесы. Заставляющие сердце К. трепетать слова «страсть» и «любовь», неистовство, которое охватывает его при одном виде женщины, в целом, составляют характер «маленького распутника» (прозвище, которым его наградил граф). Именно такая натура оправдывает предсказание Сюзанны о судьбе «величайшего плутишки на свете», который через несколько лет будет кружить дамам головы, не довольствуясь больше невинными трофеями, подобно ленте графини, и не останавливаясь перед гневом мужей, которые, в отличие от Альмавивы, могут привести в исполнение свои угрозы.

Розина — в начале повествования – воспитанница бесчувственного тайного сладострастника старого доктора Бартоло, который мечтает о наслаждениях, которым не суждено быть изведанными, по вине вмешательства Альмавивы, дерзко покорившего сердце юной прелестной севильянки. В дальнейшем уже ей самой доведется возвращать угасающую страсть мужа, прибегая для этого к хитроумной проделке. Описанной, как «женщина глубоко несчастная и притом ангельской кротости», смелой Р. в «Преступной матери» необходимо, разрушая коварные планы интригана, который втерся в доверие к графу, защитить свое доброе имя и благостный покой в их общем доме. На фоне экспрессивного Альмавивы, характер Р. выглядит еще более статичным и строго подчиненным амплуа героини, в которой наивное очарование влюбленной девушки идеально сочетается с совершенством высокой души, и, в тоже время, с натуральным даром безобидной хитрости, отвагой, умением постоять за себя, пониманием скрытых стимулов, которые движут людьми. Нехватка «светскости», которую ставит ей в упрек опекун, для цивилизатора Бомарше с его неукоснительной верой в истину велений сердца, неизменно обладающих высочайшим смыслом и для Р., оказывается очевидным аргументом, утверждающим ее добродетельность, пусть и выражающуюся в формах, способных иногда пробудить негодование у педантов и пуристов. «Заточение» в доме Бартоло представляется Р. «темницей», где ее держат «незаконно», подавляя насильственно желания и чувства пленницы. Осуществление ее чаяний равнозначно обретению свободы и, следовательно, не требует этических обоснований, пусть даже если ради высшей цели приходится прибегать к уловкам и вводить в заблуждение не в меру доверявшего ей доктора с его старческими низкими вожделениями. Подобно этому, полностью моральной, и в какой-то мере, нравственно-поучительной предстает интрига, венчающаяся возвращением графа в прискучившее ему супружеское ложе, пусть Р. для этого принуждена лицедействовать, повергая публику в шок и заставляя автора ссылаться в предисловии к «Женитьбе Фигаро» на то, что действует она «по доброте, снисходительности и чувствительности».

Фигаро — определен автором, как «наиболее смышленый человек своей нации», который на протяжении всего действия снова и снова деяниями доказывает излюбленную идею Бомарше, об определении судьбы личности не силой обстоятельств, препятствующих ее полноценному осуществлению, то есть счастью, но именно силой ее сопротивления условленным ограничениям скверным условиям и власти предрассудка. Зачислен Бомарше представителем третьего сословия, к которому автор на вершине карьеры с гордостью относил и себя, Ф. наделяется им лучшими, в своем понимании, чертами людей данного круга: непревзойденной находчивостью, острым юмором и всегдашним бравым  оптимизмом, не провозглашенным, но твердым чувством собственного человеческого достоинства и искренним уважением к собственности, только не к правам и привилегиям, даруемым принадлежностью к аристократии. Ввек не изменяющие молодому человеку трезвость взгляда, меткое острословие и безупречное понимание человеческой природы складываются для Ф. в залог успеха, даже в обстоятельствах, при которых ему грубо напоминают о его социальной притесненности. Превзойдя Альмавива, посягнувшего на честь невесты Ф., он проявляет более, чем виртуозную изобретательность. Блестяще выигрывает схватку, осознавая, что на кону права рядового человека. Поэтому у Ф. имеются основания заявлять, что он выше своей репутации слуги, вольного быть униженным каждым, наделенным от рождения звучным титулом. Вряд ли сыщутся вельможи, способные «сказать о себе то же самое». Ф. является единственным из персонажей трилогии, претерпевающим на протяжении повествования не мнимую, а действительно поучительную эволюцию, в последних сценах уже мало смахивая на брадобрея, демонстрировавшего чудеса выдумки во время помощи Альмавиве в облапошивании подозрительного Бартоло, и действовавшего с наглостью, извиняемой только его веселым нравом. Преданный своему мнению о необходимости на сцене рождаемых социальною рознью острых положений, дарующих глубокую нравоучительность действию, Бомарше провел своего героя сквозь испытания социальными условностями, по мнению просветителей, представляющими собой реликт неотесанного средневекового варварства. Укротив графское своеволие благодаря своей жизнерадостной натуре и  отточенному уму, Ф., однако, не в силах просто забыть пережитый им суматошный «безумный день» собственной свадьбы. В финальном монологе Ф., являющемся кульминацией всей трилогии, произносимом уже не лукавым и беспечным цирюльником, в котором фонтанирует  жизнелюбие, а своего рода философом, герой наделяется правом и обязанностью сформулировать основные идеалы представителей своего сословия, идентичные во многом идеалам Просвещения.