Сочинение Стихотворение М.Ю.Лермонтова "Нет, не тебя так пылко я люблю..." (Восприятие, истолкование, оценка.)

    На фоне глубокой внутренней борьбы между двумя противоположными стихиями — небом и землей, переход от безусловного признания приоритета первого над вторым через осмысление их равноправности, к радостному ощущению возможности их примирения, их слияния, синтеза между ними, — таков был тяжелый путь жизни и творчества М.Ю.Лермонтова.

    Нет, не тебя так пылко я люблю,
    Не для меня красы твоей блистанье;
    Люблю в тебе я прошлое страданье
    И молодость погибшую мою.

    Этот путь далеко еще не был закончен: его оборвала преждевременная гибель и то, что поэту открылось в лучшие мгновения, к чему он так упорно шел, что лишь манило его своим счастьем, но еще не переродило его душу до последних оснований. Оттого и возможны были частые перебои, отзвучия прежних тяжелых переживаний.
    В таких стихотворениях, как "Гляжу на будущность с боязнью", "Нет, не тебя так пылко я люблю...", "И скучно и грустно...", "Благодарность", "Дубовый листок оторвался от ветки родимой...", тоска опять обостряется до прежней нестерпимой боли, и снова рыдает в них безнадежность крайнего, абсолютного отрицания всякого смысла жизни.
    "И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, такая пустая и глупая шутка" — вот основной мотив всех этих элегий.

    Когда порой я на тебя смотрю,
     В твои глаза вникая долгим взором:
    Таинственным я занят разговором,
    Но не с тобой я сердцем говорю.

    Старая болезнь духа сказывается также в том, что он вновь возвращается к "Демону", пишет свой последний, пятый очерк, в котором опять ставит с прежней остротой прежнюю проблему о назначении жизни, об отношении человека к Богу, земли к небу. Здесь Лермонтов уже окончательно сливается со своим демоном, сделав его похожим "на вечер ясный: ни день, ни ночь, ни мрак, ни свет". Следы тяжелых настроений заметны и в "Сказке для детей", и в "Беглеце", и в прекрасном по своей безыскусное™ "Валерике", рисующем картины военной походной жизни, и в пророческом "Сне", в котором он предугадал свой преждевременный конец. И все-таки это не более как отзвучия, еще резче подчеркивающие основную тенденцию его творчества: "У Бога счастья не прошу и молча зло переношу".
    Оттого и пугают его те "сумерки души, когда предмет желаний мрачен, меж радостью и горем полусвет"; когда жизнь ненавистна, и смерть страшна. И с первых же годов творчества, одновременно и параллельно с этими небесными звуками, звучат звуки страстные, земные, грешные, и в них чувствуется гораздо больше глубины, силы напряжения.