Какую роль в данном фрагменте играют размышления Чичикова о Собакевиче Эк наградил-то тебя Бог Эх, если бы все кулаки! А Чичиков от нечего делать занялся, находясь позади рассматриваньем всего просторного его оклада. Как взглян...

Какую роль в данном фрагменте играют размышления Чичикова о Собакевиче Эк наградил-то тебя Бог Эх, если бы все кулаки! А Чичиков от нечего делать занялся, находясь позади рассматриваньем всего просторного его оклада. Как взглянул он на его спину, широкую, как у вятских приземистых лошадей, и на ноги его, походившие на чугунные тумбы, которые ставят на тротуарах, не мог не воскликнуть внутренно: "Эк наградил-то тебя бог! вот уж точно, как говорят, неладно скроен, да крепко сшит!.. Родился ли ты уж так медведем, или омедведила тебя захолустная жизнь, хлебные посевы, возня с мужиками, и ты чрез них сделался то, что называют человек-кулак? Но нет: я думаю, ты все был бы тот же, хотя бы даже воспитали тебя по моде, пустили бы в ход и жил бы ты в Петербурге, а не в захолустье. Вся разница в том, что теперь ты упишешь полбараньего бока с кашей, закусивши ватрушкою в тарелку, а тогда бы ты ел какие-нибудь котлетки с трюфелями. Да вот теперь у тебя под властью мужики: ты с ними в ладу и, конечно, их не обидишь, потому что они твои, тебе же будет хуже; а тогда бы у тебя были чиновники, которых бы ты сильно пощелкивал, смекнувши, что они не твои же крепостные, или грабил бы ты казну! Нет, кто уж кулак, тому не разогнуться в ладонь! А разогни кулаку один или два пальца, выдет еще хуже. Попробуй он слегка верхушек какой-нибудь науки, даст он знать потом, занявши место повиднее всем тем, которые в самом деле узнали какую-нибудь науку. Да еще, пожалуй, скажет потом: "Дай-ка себя покажу! " Да такое выдумает мудрое постановление, что многим придется солоно... Эх, если бы все кулаки!.. " - Готова записка, - сказал Собакевич, оборотившись. - Готова? Пожалуйте ее сюда! - Он пробежал ее глазами и подивился аккуратности и точности: не только было обстоятельно прописано ремесло, звание, лета и семейное состояние, но даже на полях находились особенные отметки насчет поведения, трезвости, - словом, любо было глядеть. - Теперь пожалуйте же задаточек, - сказал Собакевич. - К чему же вам задаточек? Вы получите в городе за одним разом все деньги. - Все, знаете, так уж водится, - возразил Собакевич. - Не знаю, как вам дать, я не взял с собою денег. Да, вот десять рублей есть. - Что же десять! Дайте по крайней мере хоть пятьдесят! Чичиков стал было отговариваться, что нет; но Собакевич так сказал утвердительно, что у него есть деньги, что он вынул еще бумажку, сказавши: - Пожалуй, вот вам еще пятнадцать, итого двадцать. Пожалуйте только расписку. - Да на что ж вам расписка? - Все, знаете, лучше расписку. Не ровен час, все может случиться. - Хорошо, дайте же сюда деньги! - На что ж деньги? У меня вот они в руке! как только напишете расписку, в ту же минуту - Да позвольте, как же мне писать расписку? прежде нужно видеть деньги. Чичиков выпустил из рук бумажки Собакевичу, который, приблизившись к столу и накрывши их пальцами левой руки, другою написал на лоскутке бумаги, что задаток двадцать пять рублей государственными ассигнациями за проданные души получил сполна. Написавши записку, он пересмотрел еще раз ассигнации. - Бумажка-то старенькая! - произнес он, рассматривая одну из них на свете, - немножко разорвана, ну да между приятелями нечего на это глядеть. "Кулак, кулак! - подумал про себя Чичиков, - да еще и бестия в придачу! "