Дипломная работа: Анализ сексуальных взаимоотношений в период раннего юношества
Исследователи древности говорят, что ее не было даже тогда, когда стало возникать единобрачие. Исходя из работ таких исследователей – Моргана и Бахофена, - Энгельс писал: «До средних веков не могло быть и речи об индивидуальной половой любви. Физическая красота, дружеские отношения, одинаковые склонности пробуждали у людей различного пола стремление к половой связи, что как для мужчин, так и для женщин не было совершенно безразлично, с кем они вступали в эти интимнейшие отношения. Но от этого до современной половой любви еще бесконечно далеко» [21].
Многие философы, психологи, ученые считают, что во время античности любви не было, а был один только телесный эрос, простое половое влечение.
Любовь ранней античности вполне можно назвать античным эросом. Это как бы предлюбовь, в ней еще много общеприродного, одинакового для человека и других живых существ. Не зря ведь Зевс становился быком, чтобы сочетаться с Европой, лебедем , чтобы любить Леду, сатиром, чтобы насытить страсть к Антиопе. Не зря ведь и Посейдон превращается в коня, чтобы сочетаться с Деметрой и тетанидой Медузой, которая родила потом крылатого коня Пегаса.
В этих фантастических превращениях, в этих поэтических метаморфозах прямо отпечатались взгляды древних на любовь, виден характер их эроса. Телесные тяготения, плотские желания – таким и был, видимо, ранний эрос античности.
У рождения любви много и других пружин – и прежде всего духовное усложнение человека, рождение в нем новых идеалов, подъем на новые ступени этического и эстетического развития.
Новые ступени в психологии любви запечатлевают римские поэты I века до н.э. – Катулл, Тибулл, Проперций, Овидий. Любовь достигает у них огромных высот, утончается, приобретает новые свойства, которых не было раньше.
Конечно, речь идет о высших точках любви того времени, пропущенной через сердце художника и поэтому опоэтизированной, рафинированной.
Немало было в те времена любви без озарений, простой, может быть, грубой, и любви обычной, незаметной, ничем особенным не выдающейся. Именно таким и было большинство любовных связей того времени – подножье, на котором возвышалась любовь искусства. Но в искусстве той поры больше всего запечатлелись высшие взлеты чувства.
Древние греки различали несколько видов любви. Это, прежде всего, эрот, обожествленный эрос. Эрот или эрос,- любовь – страсть, любовь, пограничная с безумием, безумная любовь.
Эрос, главным образом, - половая любовь. Отсюда «эротикэ» - искусство любви.
Более спокойна «филиа». У этой любви больший спектр значений, чем у эроса. Такой любовью можно любить многоразличное. Это, кроме того, не только эротическая любовь – лишь один из видов «филии», то есть не столько любовь, сколько влюбленность.
Все же в Древней Греции любовь ценилась высоко. В «Пире» содержится подлинное прославление любви. Более того, там говорится о ее положительном нравственном содержании. «Ведь тому, чем надлежит всегда руководствоваться людям, желающим прожить свою жизнь безупречно, никакая родня, никакие почести, никакое богатство, да и вообще ничто на свете не научит их лучше, чем любовь» [26].
Мысль Аристофана о любви как стремление к утраченной целостности была воспринята и развита В.С. Соловьевым, сказавшим, что «любовь – влечение одушевленного существа к другому, для соединения с ним и взаимного восполнения жизни» [40].
Главный вклад в истории христианства: идеал всеобъемлющей любви, как основы человеческого бытия. Страстной проповедью любви пронизаны тексты
Нового завета, ее не устают восхвалять, воспевать, всесторонне изучать и внедрять в сознание человека отцы и учители церкви на протяжении всего средневековья, а в ХХ веке сексуляризованное и предельно технизированное человечество вдруг остро ощутило дефицит любви, приведший ее на грань самоуничтожения, к пределам атомного и экологического апокалипсиса.
ХХ век превзошел все прошедшие времена по бесчеловечности и жестокости, по изощренности в изобретении все новых и новых «врагов» и средств массового уничтожения, по беспрецедентному росту человеконенавистничества. Хотя на протяжении многих столетий неустанно трудился над идеалом Любви, преодолевая неимоверное, а часто и жестокое, сопротивление противников и укрепляя себя Павловой Заповедью: «Не будь побежден злом, но побеждай зло добром» (Рим 12,21).
Христианство сразу же осознало себя носителем принципиально новой, не Бывшей до того этики, нового понимания человека, его места в мире, новых законов человеческого бытия. Нагорная проповедь Христа строится на принципах снятия древней нравственности нравственностью новой, основанной на принципах любви.
Идеал всеобъемлющей и всепрощающей любви возник и сформировался в позднеантичном мире в наиболее целостном и завершенном виде в сфере религиозного сознания, ибо без освещения божественным авторитетом он практически не мог стать достоянием общественного сознания древнего мира и возник он как отрицание противоположного идеала. Если в Ветхом завете главным принципом взаимодействия Бога с человеком был страх, то в Новом завете им стала любовь, не отменившая полностью «страх Божий», но подчинившая его себе.
Любовь к ближнему, то есть к каждому человеку, в Новом завете – необходимое условие любви к Богу, г лавная ступень на пути к нему, Апостол Павел страстно убеждая римлян: «… любящий другого исполнил закон; ибо все Христовы заповеди заключаются в сем слове; люби ближнего твоего, как самого себя». Итак, любовь людей друг к другу способна вывести их из рабского, униженного состояния, в которое ввергли их ненависть и вражда, и сделать друзьями не только между собой, но и самого Бога. Античная философия знала два вида любви – чувственную любовь и божественный эрос.
Любовь в Новом завете понимается очень широко, и практически все ее аспекты освещены божественным авторитетом. Всеобъемлющая, всепрощающая любовь к людям становится главным оружием в руках ранних христиан против всякого зла и насилия, и вся раннехрестианская культура устремлена к воплощению идеалов христианского гуманизма в жизнь. Бог даровал человеку мудрость и человеколюбие, поэтому для христиан на первом месте стоит религия – «познание и почитание истинного Бога», но непосредственно за ней и в тесной связи с ней следует человеколюбие – «милосердие или человечность» (Лактанций). Гуманность, милосердие, сострадание, любовь к людям – вот область чувств и нравственных принципов, открытая христианством и поставленная им в основу построения новой культуры. Христианство считает всех людей братьями в самом прямом смысле, так как все произошло от первого человека.
Есть два вида любви, разъясняет Августин в толковании на псалом, одна земная, нечистая, плотская, увлекающая человека ко всему приходящему, а в результате – в глубины ада. Другая – любовь святая, которая поднимает нас к высотам, воспламеняет в нас жажду вечного, непреходящего, не умирающего.
В эпоху Возрождения тема любви расцвела в обстановке общего острого интереса ко всему зеленому и человеческому, освобождающемуся из-под контроля церкви. «Любовь возвратила себе статус жизненной философской категории, который она имела в античности у Эмпедокла и Платона и который был в средние века, заменен на статус религиозно-христианский. Но религиозный оттенок любовного чувства не исчез совсем.
М. Фичино указывает на три основные вида любви, которым присуще значительное внутреннее различие: любовь равных существ к равным, низшим к высшим и высших к низшим. В третьем случае любовь выражается в умиленном опекунстве, во втором – в благодарном почитании, а в первом составляет основу всепроникающего гуманизма.
Космической силой стала любовь и в творчестве немецкого мистика – пантеиста эпохи Возрождения Якова Беме. Он объявляет любовь и гнев существенными свойствами божества и движущей пружиной человеческой истории, где они превращаются в добро и зло.
В XVII веке подули новые ветра… В антитезе к унаследованному от времени Реформации и Контрреформации и на заре Нового времени далеко еще не исчезнувшему мистическому пониманию любви как религиозного или религией окрашенного чувства складываются совсем иные концепции. Рене Декарт в трактате «Страсти души» (1649) утверждает, что «любовь есть волнение души, вызванное движением «духов», которое побуждает душу добровольно соединиться с предметами, которые кажутся ей близкими, а ненависть есть волнение, вызванное «духами» и побуждающее душу к отделению от предметов, представляющихся ей вредными» [10].
Если религиозные теоретики XVII века положили много сил на то, чтобы резко разграничить эгоистическое себялюбие и якобы лишенного всякого намека на эгоизм ликования «спасенной души», то для Лейбница здесь проблемы не возникает: он убежден, что нет телесного без духовного, как и наоборот, нет духовного без телесного, а потому поиски жесткой границы между двумя видами «любви к себе» бесчеловечны, антигуманны в самой своей основе.
Иммануил Кант провел различие между «практической» любовью (к ближнему или Богу) и любовью «патологической» (то есть чувственным влечением) и вообще занял трезвую и сухую позицию в вопросах отношений между полами, соответствующую скептическим составляющим его философии холодными наблюдениями одинокого холостяка. В «Метафизике нравов» (1797) Кант совершенствует свою точку зрения и к числу требований долго относит и дружбу, а «дружба – это союз двух людей, основанный на взаимной любви и уважении» [17]. Более того, без уважения «невозможна истинная любовь, в то время как можно питать к кому–нибудь большое уважение и не испытывая любви» (18).
Иоганн Готлиб Фихте не принял трезвых и расчетливых выкладок Канта, и он рассуждает о любви как силе онтологического объединения «я» и «не – я» - двух противоположностей.
Любовь, вообще говоря, имеет у Фейербаха много взаимосвязанных, но разных значений. Это и «всеобщая любовь к человеку», и активное и эмоционально окрашенное ощущение нами внешнего мира. Фейербахова любовь – это и символ единства человека с человеком, «самоощущение рода» [33], и стремление людей к совершенству.