Дипломная работа: Институт конвалидации

Такое количество исключений из общего правила о недействительности в отношениях между супругами объясняет отрывок из Дигестов Юстиниана: «право, устанавливающее воспрещение дарения, не должно быть применяемо строго, и не так, как если бы речь шла о взаимоотношениях враждебных лиц, но сообразно с взаимоотношениями лиц, связанных великой любовью» (D. 24.1.28.2)[25] .

Немалую роль в формировании института конвалидации в римском праве сыграла система преторского права. Именно для римского права специфичной является такая форма правообразования как эдикт магистрата, разновидностью которого являлся преторский эдикт.

Изначально термин «эдикт» (от лат. dico - говорю) обозначал устное объявление магистрата по тому или иному вопросу. С течением времени эдикт приобрел нормативные свойства: в эдиктах, обязательных для издававших их магистратов, последние объявляли, какие правила будут лежать в основе их деятельности, в каких случаях будут даваться иски, в каких нет. Формально эдикт был обязателен только для того магистрата, которым он был издан, однако фактически некоторые пункты эдиктов часто повторялись и приобретали устойчивое значение.

Примерно с III в. до н.э. в Риме получила довольно заметное развитие торговля с другими италийскими общинами; затем стали развиваться торговые связи и с неиталийскими странами. Общественные отношения, таким образом, значительно усложнились, вследствие чего старые неподвижные и весьма ограниченные нормы цивильного права перестали удовлетворять запросам экономики. Осуществляя руководство гражданским процессом, претор стал отказывать в иске при таких обстоятельствах, когда по букве цивильного права должна была бы быть предоставлена защита, и, наоборот, давать иск в случаях, не предусмотренных в цивильном праве[26] .

Это послужило главным фактором для развития института конвалидации. Ряд недействительных по цивильному праву сделок могли быть признаны имеющими юридическую силу, интересы сторон недействительных сделок могли быть защищены.

Таким образом, преодолевались трудности, возникавшие вследствие несоответствия старых норм цивильного права новому укладу общественных отношений. Праву придавался прогрессивный характер, хотя формально не отменялись нормы цивильного права, к которым консервативные римляне относились с особым почтением.

Ни претор, ни другие магистраты, издававшие эдикты, не были компетентны отменять или изменять законы. Как правоприменитель претор мог лишь придать норме цивильного права рациональное значение. Кроме того, претор восполнял пробелы цивильного права. Впоследствии эдикт претора стал включать положения, которые были направлены на изменение и исправление норм.

В результате такой правотворческой деятельности преторов, наряду с iuscivile, исконным гражданским правом, сложилась новая система норм, получившая название ius honorarium или iuspraetorium — преторское право[27] .

Правотворчество претора и других судебных магистратов не могло сохранить своего былого значения по мере того, как усиливалась власть императоров. Однако преторский эдикт, безусловно, являлся одним из способов конвалидации недействительных сделок.

Таким образом, система римского права, на основании которой был построен постулат о неисцелимости ничтожных сделок, уже содержала в себе достаточное количество исключений, когда в силу определенных обстоятельств изначально недействительная сделка могла быть «исцелена». Причины существования таких исключений состояли в многообразии общественных отношений, которые не всегда можно было с учетом принципа справедливости и приоритета интересов субъектов правоотношений подвести под существующие правовые догмы.

В результате исследования, мы с уверенностью можем сделать вывод, что конвалидация как правовое явление уже было сформировано в рамках гражданского права Древнего Рима.

2.2 Дореволюционное законодательство и доктрина о конвалидации

Изучение правового явления конвалидации по дореволюционному гражданскому законодательству представляет существенные трудности.

А.А. Тесля, занимаясь исследованием гражданско-правовых источников дореволюционного права, отмечает, что в этом вопросе можно выделить сразу несколько проблем: во-первых, значение форм, в которые облекались имперские правовые постановления, и в первую очередь вопрос о статусе Свода законов Российской империи; во-вторых, существование в российском гражданском праве параллельно так называемому «общему» праву также и системы права местного (jus particulare)[28] .

Рассмотрение данных вопросов может быть предметом отдельного исследования, поэтому в рамках настоящей работы следует остановиться лишь на основных источниках гражданского права дореволюционного периода.

В первую очередь речь идет о Своде законов Российской империи 1832 г. , который представлял собой официальное собрание действующих законодательных актов Российской империи, расположенных в тематическом порядке. Манифестом от 31 января 1833 г. Свод законов Российской империи был объявлен действующим источником права с 1 января 1835 г., причем источником «единожды устроенным», который «сохранится всегда в полноте его единства». Законы, изданные после этой даты, подлежали опубликованию по порядку книг Свода и с указанием на их статьи [29] .

После падения императорской власти в 1917 г. некоторые законодательные материалы, содержавшиеся в Своде законов, подверглись переработке, но основная масса статей осталась без изменений и действовала до Октябрьской революции 1917 г., а на территориях, контролируемых белыми — вплоть до окончания гражданской войны.

Не смотря на то, что нормы о конвалидации прямо не были закреплены в Своде законов, практика правоприменения в некоторых случаях допускала исцеление недействительной сделки. Так, например, в ст. 222 тома X несовершеннолетний, совершивший какой-либо акт без согласия опекуна, не подвергается по нему никакому ответу и взысканию и по достижению им совершеннолетия. Как отмечает К.Н. Анненков, многие исследователи понимали эту норму буквально, признавая невозможность одобрения подобных сделок по достижению совершеннолетия. Сенат, напротив, в целом ряде решений высказался, что обязательства, выданные несовершеннолетними без согласия их попечителей, «могут быть признаваемы в силе» в случае подтверждения и признания их по достижению совершеннолетия (решения №8 1869 г., №1079 1870 г., № 795 1871 г.), на том основании, что последующим признанием акта безусловно утверждается его сила и обязательность для контрагента, выдавшего его во время совершеннолетия. Давая оценку данным судебным решениям, автор отмечает их справедливость, поскольку «ограничение дееспособности малолетних и несовершеннолетних к совершению сделок установлены… исключительно в видах охраны частного интереса самих недееспособных, по