Дипломная работа: Художественное время в поэзии В.А. Жуковского

Через все стихотворение проходит тема скоротечности, изменчивости жизни, непрочности земных благ и наслаждений, поэт размышляет о «грозной Силе», судьбы, «свирепого истребителя»; о неминуемости страдания, которое есть удел жителей земли. Традиционный романтический мотив наполняется глубоким христианским содержанием. Эфемерность, призрачность, хрупкость временной жизни не земле, где «на всех путях Беда нас сторожит».

... где верны лишь утраты,

Где милому мгновенье лишь дано,

Где скорбь без крыл, а радости крылаты

И где навек минувшее одно...

Эта тема приобретает высший смысл в свете евангельского учения о бессмертии и вечности в лоне Божества после прохождения души чрез смертные врата. Пессимистический мотив безвременной гибели «прекрасного на свете» по велению насмешливой и жестокой Судьбы получает совершенно иное звучание, когда Жуковский переходит от оплакивания почившей королевы Виртембергской к духовно-нравственному поучению, к проповеди, облеченной в изящную поэтическую форму. Он обращается к излюбленной теме гомилетики: страдания – путь к небесному блаженству, к постижению путей провидения, к Богопознанию:

Земная жизнь небесного наследник;

Несчастье нам учитель, а не враг;

Спасительно-суровый собеседник,

Безжалостный разитель бренных благ,

Великого понятный проповедник,

Нам об руку на тайной жизни праг

Оно идет все руша перед нами

И скорбию дружа нас с небесами.

Вот назначение скорби – возвысить человеческих дух от бесплодной суеты к созерцанию вечных благ. Потеря близких сокрушает прочные узы, соединяющие душу с житейскими пристрастиями и привязанностями. У Жуковского мысль всегда восходит к первоисточнику всего сущего – к Богу. Смерть дочери открывает скорбящей матери истину о небесной родине:

И в горнее унынием влекома,

Не верою ль душа твоя полна?

Не мнится ль ей, что отческого дома

Лишь только вход земная сторона?

Что милая небесная знакома

И ждущею семьей населена?

Смерть отверзает во временном вечное, в исходе земного бытия – бессмертие, в смерти – рождение. Разлука предвещает грядущую встречу и соединение навеки («ждущая семья на небесах»). Мысль о свидании с близкими после смерти звучит в уже упоминавшемся стихотворении «На смерть Андрея Тургенева» (1823):

Надежда сладкая! Приятно ожидание!

С каким веселием я буду умирать!

Но общение с усопшими возможно не только после собственной кончины, но и в земной жизни, хотя живые и усопшие обитают в разным мирах. И общение это осуществляется в таинстве Евхаристии, причащении Святых Тайн, «когда союзом тесным соединен житейский мир с небесным». Тело Христово объемлет живых и мертвых, в соответствии с евангельским учением для Бога нет мертвых, но все живы, «Бог же не есть Бог мертвых, но живых, ибо у него все живы». Именно в эту великую и святую минуту и проницаема та завеса, которая скрывает от очей живущих на земле Царствие Божие. Таинство Евхаристии открывает духовное зрение, дает возможность узреть невидимое:

В божественном святилище она,

Незрима нам, но видя нас оттоле,

Безмолвствует при жертвенном престоле…