Дипломная работа: Лингвокультурологический аспект фразеологизмов как объекта перевода
Неостывающих,
И тихий звук
Неунывающих
Речей...
Отрицание при этом выполняет функцию утверждения:
...Но люблю мою бедную землю,
Оттого, что иной не видал...
Подобное явление свойственно также мироощущению Марины Цветаевой:
Мне нравится, что вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не вами...
Для техники и образности Мандельштама характерно господство аскетической сдержанности, в них нет редких, звонких, изысканно-богатых рифм, как у Вячеслава Иванова. Аскетичность проявляется также в осторожном употреблении имени, имени собственного: "Легче камень поднять, чем имя твое повторить" (поэтическая вера Мандельштама). "Любое имя, - указывает С.С. Аверинцев, - как бы причастно у него библейскому статусу имени Божия, которое нельзя употреблять всуе. Установкой на субстанциональный характер акта именования исключено расточительное употребление "экзотических" имен для декоративных целей, как это было обычным у Брюсова или Волошина" [1. С.20 1-202].
Размышляя о творчестве Мандельштама, С.С.Аверинцев проводит параллели, сравнивая его с символистами: "Символизм немыслим без своей религиозной претензии. Символисты легко приступали к штурму верховных высот мистического восхождения; "новое религиозное сознание" было лозунгом их культуры. Старые критерии для отличения христианского от антихристианского или хотя бы религиозного от антирелигиозного отменялись, новых не давалось, кроме все того же: "гори!" Поэтому для символизма в некотором смысле все - религия, нет ничего, что не было бы религией. Акмеисты же, напротив, восстанавливают святость сакрального слова, устанавливая своеобразное табу. Мандельштам и Ахматова выражают "протест против инфляции священных слов" [1. С. 2 18-2 19]. Парадоксально для творчества Мандельштама то, что его "матовый" стих и негромкий голос произвели столь громкий резонанс в русской культуре и литературе XX столетия. В завершение своих размышлений о творчестве Мандельштама С.С. Аверинцев отмечает, что это — "не беспроблемный симбиоз, в котором эксцессы рассудочности мирно уживаются с эксцессами антиинтеллектуализма. Это действительно противоречие, которое "остается глубоким, как есть». И установка "смысловика", и жизнь "блаженного, бессмысленного слова" остаются, оспаривая друг друга, неожиданно меняясь местами. Поэтому Мандельштама так заманчиво понимать - и так трудно толковать" [1. С.273]. Характеризуя фундаментальное значение творчества мастеров художественного слова, В.Н.Топоров подчеркивает зыбкость границ между прозой и поэзией, выявляя то универсальное начало, которое обеспечивает целостность сущего и творимого: " Ввиду тех решающих преобразований, которые привели в творчестве Ахматовой (и Мандельштама) к существенному изменению границ между прозой, поэзией и внеположенным миром, поэтическое пространство текста оказалось предельно углубленным и расширенным, его мерность увеличилась, оно приобрело тот статус неопределенности и многозначности, который лишает текст окончательности, законченности смысловых интерпретаций и, наоборот, делает его "открытым", постоянно пребывающим in statu nascendi и поэтому способным к улавливанию будущего, к подстраиванию к потенциальным ситуациям" [цит. по: 7. С. 672-673].
1.3 Культура личности в лингвокультурологии: манифестации и отражение перспектив
Язык, как и любое другое общественное явление, находится в процессе постоянного развития. Однако процесс развития языка не характеризуется особой быстротой. Иначе скоростные изменения в языке привели бы к нарушению взаимопонимания между поколениями. Языковые изменения стали ощутимыми при появлении письменности, которая выполняла фиксирующую и манифестирующую роль. И.Г. Добродомов, оспаривая широко распространенное мнение о том, "что быстрее всего изменяется словарь языка, медленнее его грамматика и еще медленнее - звуковой строй", уточняет: "...если, перевести эти изменения из абсолютных показателей в относительные, то при громадном числе словарных единиц любого языка (десятки и сотни тысяч), значительном количестве грамматических явлений (сотни и тысячи) и скромном инвентаре фонетических средств (десятки) оказывается, что темпы исторических изменений лексики, грамматики и фонетики языка не столь уж резко отличаются друг от друга. Эти соображения скорее говорят в пользу равномерности изменений на всех уровнях языковой структуры, хотя эта равномерность не сразу бросается в глаза, будучи затемнена хотя и приблизительными, но абсолютными числовыми показателями, которые выравниваются при переходе к показателям относительным" [82. С.313].
На диалектику языковых изменений указывает А.Ф. Лосев. Он отмечает, что во все периоды развития язык сохраняет свою целостность, свое единство: «Эти отдельные периоды, во-первых, содержат в себе нечто общее, без чего язык потерял бы свое народное и национальное единство; и, во-вторых, всем этим периодам свойственно нечто специфическое, без чего семантика каждого слова перестала бы быть историческим явлением, превратилась бы в абстрактное понятие" [цит по: 8. С.313].
Лексикографические теоретические проблемы на современном этапе развития лингвистической науки связываются с понятиями "художественный концепг" [12], "концептосфера" [127] и "концептуарий" [207]. Филологический концептуализм в русистике имел свое рождение в работах С.А. Аскольдова, рассматривающего проблему концепта в ракурсе художественного слова: "Проблема концептов и проблема художественного слова имеют не только точки соприкосновения, но в основании положительно совпадают. И тут и там мы имеем одно и то же загадочное явление. Слова в одном случае, не вызывая никакого познавательного "представления", понимаются и создают нечто, могущее быть объектом точной логической обработки, случае слово, не вызывая никаких художественных "образов", создает художественное впечатление, имеющее своим результатом какие-то духовные обогащения. Что это за туманное "нечто", в котором в области знания всегда, а в искусстве слова в значительной мере заключается основная ценность? В проблеме познания это "нечто" носит название "концепта", под которым надо разуметь два его вида: "общее представление" и "понятие". В проблеме искусства это "нечто" пока не связано с четким термином. Мы будем называть его "художественным концептом" с полным сознанием имеющихся в данном случае существенных отличий. Концепты познавательного характера только на первый взгляд совершенно чужды поэзии. На самом же деле они словно подземными корнями питают своими смысловыми значениями иррациональную и неопределенную стихию поэтических слов и приемов. Далее, какой бы индивидуальностью ни были проникнуты значения художественных слов, в них всегда заключена та или иная общность. Их разнообразные смысловые значения имеют всегда несколько общих точек пересечения. И в этом отношении все художественные восприятия имеют характер концептов, хотя и лишенных логической устойчивости" [12. С.268].
С.А. Аскольдов предлагает три понимания концептов: идеалистический и интуитивный с выражением именно субъективной точки зрения человека на предметы; ном?