Дипломная работа: Символико–мифологический смысл произведений Пауло Коэльо
"Мы, женщины, когда ищем смысл жизни или дорогу познания, причисляем себя к одному из четырех классических архетипов:
Дева … ищет себя в абсолютной независимости, и все, что она постигла, рождается лишь ее способностью в одиночку отвечать на брошенные ей вызовы.
Мученица познает самое себя, проходя через страдание и самоотречение.
В безграничной любви, в умении отдавать, ничего не прося взамен, обретает истинный смысл своего бытия Святая.
И, наконец, Ведьма оправдывает свое существование поисками самого полного, ничем не скованного наслаждения.
Афина сочетала в себе все четыре типа - тогда как все мы принуждены избирать что-то одно" [1; с.21-22]
Как видим, давая подобную характеристику героине, художник слова умышленно использовал в полотне текста романа образы-символы предшествующего литературного и духовного опыта.
Кто же такая Дева? Этот образ восходит к христианской религии:
"Дева (Мария) - дева Мария, богородица, богоматерь, матерь божья, мадонна. В христианских религиозно-мифологических представлениях земная мать Иисуса Христа, иудейская девственница, чудесно родившая без разрушения своей девственности.
О происхождении и детстве Марии каноническое евангельское повествование не говорит ничего; источником данных, воспринятых литургической, иконографической и фольклорной традицией, явилось раннехристианское предание, зафиксированное в апокрифе "Книга о рождестве Марии", а затем - во множестве агиографических, гомипетических и гимнографических текстов, восходящих к этому первоисточнику. Согласно этой традиции, дева происходит из мессианского "колена" Иуды, из царского рода Давида; ее родители - праведники Иоаким и Анна, дожившие до пожилого возраста бездетными. Предание говорит, что воспитывалась Мария в обстановке особой ритуальной чистоты… К двенадцати годам она дает обет вечного девства… В доме Иосифа Обручника Мария работает над пурпурной пряжей для храмовой завесы (символ предстоящего "прядения" младенческого тела Иисуса Христа из "пурпура" материнской крови в утробе Марии). Работа над пряжей еще продолжается, когда происходит благовещение: в галилейском городке Назарете Мария слышит от архангела Гавриила, что ей предстоит родить от духа святого сына, облеченного достоинством мессии; ей обещано чудо девственного материнства… По апокрифической версии, дева была подвергнута всенародному испытанию таинственной "горькой водой, наводящей проклятие" на неверных жен, как это рекомендуется в Библии и описывается в талмудическом трактате "Сота", архаическая ордалия подтвердила ее целомудрие" [3; с.112]
"Православная и особенно католическая традиция предполагает физическое или духовное присутствие Девы при важнейших моментах страданий сына. Но евангельское повествование говорит только о присутствии Девы Марии на Голгофе." [3; с.113]
Хотя представляется, что жизнь Девы началась, как и у всех людей, - с ее рождения, идеи "предвечного замысла" Бога о рождении Девы Марии, провиденциального "уготовления" ее непорочности "от начала мира" и тому подобное играют важную роль в символической образности и иконографии православия, и католичества. Эти идеи раскрываются через переосмысленную символику Ветхого завета: такие ветхозаветные образы, как неопалимая купина, чудесно орошенное руно Гедеона, понимаются как символы Девы Марии.
"Представление об особой "уготованности" девы, ее очищенности от "чрева матери" в католицизме претворилось в особый догмат о "непорочном зачатии" самой Девы Марии в браке ее родителей, то есть о ее полной изъятости из общечеловеческой наследственной греховности, в этом смысле Дева Мария - как бы невинная Ева, пришедшая исправить дело "падшей" Евы; в ней снимается проклятие, постигшее за вину человека мир природы, а потому с ней соотнесено вовлечение природной жизни и космических циклов в сферу христианской святости. Неортодоксальное заострение этого ортодоксального мотива в художественной литературе - слова персонажа Достоевского: "богородица - великая мать сыра земля есть"; сравнить можно с характерной для западноевропейской иконографии позднего средневековья и Возрождения тему "мадонны смирения", сидящей на земле среди цветов." [3; с.114]
Культура допетровской Руси и русский фольклор знают Деву или как властную царицу, или как жалеющую мать. Однако и западная, и русская традиции едины в отношении к Деве как к "теплой заступнице мира холодного" (М.Ю. Лермонтов).
В романе "Ведьма с Портобелло" П. Коэльо проводит ярко очерченную параллель между Шерин Халиль (Афиной) и женскими божествами…в данном случае - Девой Марией.
Шерин родилась у престарелых родителей, она была "непорочно зачата" этой семьей, так как была рождена в другой стране, другой женщиной, но стала желанным ребенком и воспитывалась, окруженная любовью, заботой, духовным спокойствием. Именно эта семья стала для Шерин храмом, в который она всегда возвращалась, набиралась в нем сил, чтобы идти по предначертанному пути к истине, душевному равновесию и познанию всего мира.
Дева Мария связывалась с землей, с миром природы в целом. В фольклоре данные характеристики образа Девы контаминировались с пережитками натуралистического язычества, указывающими на связь Девы с мифологическими образами богини земли, природы - Богини-матери; но их смысл в контексте христианских религиозно-доктринальных представлений уже иной, поскольку Дева здесь не олицетворение природы как таковой, но "начаток", прообраз, первое явление преображенной, райской природы. В то же время Дева обладает упорством, настойчивостью. Она защищала множество грешников, вопрошавших ее о помощи. А потому можно обнаружить два мотива, связанных с образом Девы Марии: дева Мария как "прибежище грешников" и "взыскание погибших", то есть всевопрошающая мать, к которой может обратиться самый безнадежный грешник.
Шерин также считала, что грешники имеют право на прощение: "Христа окружали нищие, проститутки, мытари, рыбаки. Думаю, что этим он хотел внушить людям - искра божья есть в душе у каждого и задуть ее нельзя. Когда я успокаиваюсь или, наоборот, чем-то безмерно взбудоражена, то чувствую как вся Вселенная резонирует мне в такт и вместе со мной. И тогда мне открывается непознанное - и словно бы сам Господь направляет мои шаги. В такие минуты все становится явным и внятным" [1; с.13]
Шерин искала смысл своей жизни в служении Богу. Она познавала истину через веру: "Я чувствую себя сосудом, наполненным Божественной энергией" [1; с.47]
Вера помогает человеку строить свою жизнь на крепком фундаменте защищенности, добра и спокойствия. Но как трудно человеку встать на ноги после того, как теряется вера в идеалы, к которым стремился на протяжении всей своей жизни. Афина искала в церкви убежище, но нашла непонимание и осуждение, вместо привычного радушия: "…Христос сказал: "Придите ко мне, страждущие и обремененные, и Я успокою вас…". Я истерзана, я стражду, а вы не пускаете меня к Нему! Сегодня я поняла, как ваша церковь извратила Его слова и твердит отныне: "Придите ко мне, следующие нашим правилам, а все прочие пусть пропадают!"" [1; с.62]
Нет ничего хуже разочарования. Отвергнутая Богом-Отцом Шерин стала искать защиту, умиротворение и знания у Богини-Матери. Постигнуть все это Афина пыталась через танец: "В танце я обретаю свободу. Верней сказать, я становлюсь свободным духом, который может странствовать по Вселенной, наблюдать настоящее, угадывать грядущее, превращаться в сгусток чистой энергии. И я получаю от этого огромное наслаждение и ни с чем не сравнимую, никогда прежде не испытанную радость" [1; с.67]
Как видим, героиня романа познает мир и самое себя, преодолевая боль, страдания и своего рода предательство. В данном случае Афина предстает перед нами в роли Мученицы , которая жертвует собой, но при этом находит в себе силы встать на ноги и идти вперед, жить, создавая мир доброты и понимания.
Не найдя понимания и заступничества у христианства, Афина занялась самопознанием: "Я ищу смысла моей жизни, который пока сводится к заботам о сыне… Как-то на днях, во время танца, я почувствовала, что выздоровела. Если бы дело касалось физического самочувствия, это можно было бы назвать чудом. Но это было из сферы духовного - как бы что-то, тревожившее меня вдруг исчезло" [1; с.71]
Для самовыражения первобытный человек прибег к знакам жестов, которые используются еще сегодня и предполагают предваряющийся опыт по части ритма, чтобы с пользой интерпретировать послания зрения и слуха. Так, "в Индии "мудры", мимические жесты, образуемые руками танцовщиц, передают самые тонкие нюансы мысли. Современные трапписты общаются между собой с помощью дактилологии, разговору на пальцах, содержащему около тысячи трехсот знаков" [5, с.13].
Знак - своего рода способ передачи информации. Так, племена Африки с давних времен передают очень подробную свистков, как кавказцы - барабанов.
Импульсивность жестов представляет собой основу классического метода, предложенного актерам, танцорам, ораторам. Их учат тому, что жест должен предвещать слово, предшествовать ему и зачастую некоторым образом заменять его мгновенной перестройкой филогенеза языка. То, что может показаться простым ремесленным трюком, на самом деле является законом, основанном на потребностях среды. Выражение простой, лишенной сути мысли начинается с движения. Эмоция, являющаяся источником движения, демонстрирует связь, объединяющую физическую и психическую области, и выражается словом "ощущение", в котором Реми де Гурмон усматривал смешение понятий "чувство" и "понимание". От субъективного выражения жест путем повтора становится подлинным учебным знаком, сообщением понятия, а вскоре и внушением мысли. В происхождении жеста существует удивительная аналогия с формированием привычки, пониманием явления и зарождения символа.
Таким образом, жест оказывается пережитком древнейшей стабильной деятельности, в которой он остается "исследовательским началом", единственным свободным и созидательным элементом. И поскольку любое существо стремится воспроизвести себе подлобное, семиотика жеста могла бы дать нам наилучшее определение таинства и ритуала, который на самом деле не что иное, как повторение жеста прародителей.
В романе "Ведьма из Портабелло" автор уделяет большое значение танцу, сопровождаемому музыкой. Танец - основной источник познания для героини повествования. Но прежде, чем подробнее остановиться на танце, обратимся к музыке.
Музыка помогает человеку погрузиться в свой внутренний мир, позволяет размыть границы между "земными" ощущениями и космосом: