Доклад: Экономическая теория преступности

Статья американского экономиста Пола Рубина (университет Джорджии) написана “в ознаменование” десятилетия рождения “экономики преступлений и наказаний” - нового направления экономической теории. В своей статье автор очерчивает общий круг проблем, над которыми работают экономисты-криминологи, а также обобщает новаторские разработки начального периода развития экономической теории преступности. Составители опубликованного в 1980 г. сборника “The economics of crime”, куда вошли признанные классическими научные публикации, открыли его именно этой обзорной работой П. Рубина, что говорит о ее высоком авторитете среди специалистов.

Общие принципы экономического анализа преступности

До конца 60-х гг., указывает автор статьи, научным изучением проблем преступности занимались в основном социологи. Базисной предпосылкой этих работ было убеждение, что “преступники являлись каким-то образом отличными от не-преступников, и основное содержание исследования состояло в поиске признаков, которыми отличаются преступники” (с. 13). Господствовало также убеждение, что поскольку преступники недостаточно рациональны, то наказание не удерживает от преступлений и имеет смысл лишь как некий вид перевоспитания.

Перелом произошел в 1968 г., когда начали появляться статьи профес-сиональных экономистов, касающиеся проблем преступности. Особенно важ-ной была статья Гэри Беккера(2), в которой доказывалось, что преступники подобны любому другому человеку - “они рационально максимизируют удовлетворение собственного интереса (полезности), подверженного тем ограничениям (ценами, доходами), которые они встречают на рынке или где-либо еще. Таким образом, решение стать преступником в принципе не отличается от решения стать каменщиком, или плотником, или, допустим, экономистом. Индивид рассматривает чистые затраты и выгоды каждой альтернативы и принимает на этой основе свое решение. [...] Основное допущение данного типа исследований - предпочтения [tastes] постоянны, а изменения в поведении могут объясняться изменением цен” (с. 13).

Далее Г. Беккер рассмотрел факторы, влияющие на издержки и выгоды преступного деяния (criminal action). Самый важный из них - это альтернативные издержки (opportunity cost) их времени, или его альтернативная стоимость(3). У преступника уменьшается время для занятий законной деятельностью; когда же он осужден и заключен в тюрьму, то в продолжение срока заключения он вообще не может заниматься законной деятельностью. Для измерения альтернативной стоимости времени можно использовать различные переменные показатели: величина средней зарплаты, уровень образования (альтернативные издержки выше для более образованных людей), фактор безработицы (у безработных альтернативная стоимость времени более низка), расовая принадлежность (вследствие дискриминации у афро-американцев более низкие шансы получить работу, что снижает их альтернативные издержки) и возраст (у молодых альтернативные издержки, как правило, относительно малы).

Другой важный фактор - это выгода (benefit) от преступного деяния. При преступлениях против собственности (грабеж, воровство, кражи со взломом) правонарушители могут руководствоваться такими переменными, как возмож-ная величина украденного или степень неравенства доходов. Что касается преступлений против личности (убийства, изнасилования, избиения), то теории ценности такого рода деяний пока нет.

“Существенными издержками преступления, помимо альтернативных, являются [также] издержки наказания. Это - ожидаемые издержки (expected cost), в том смысле, что нет никакой уверенности, что любой конкретный преступник будет пойман и осужден. Ожидаемые издержки наказания, таким образом, будут [выражаться формулой] E = p f , где р - вероятность наказания, а f - издержки наказания (если оно дано). Теория недвусмысленно предсказывает, что увеличение Е будет вести к сокращению преступности, то есть... что наказание удерживает от преступлений” (с. 14) - по аналогии с законом спроса (при росте цены на что-либо люди сокращают спрос). В научной литературе много споров о том, какой фактор (p или f ) более важен для удержания от преступлений и соответственно какая стратегия правоохранительной деятельности более эффективна. Многие эмпирические исследования доказывают, что “увеличение на 1% вероятности осуждения сильнее удерживает от преступлений, чем увеличение на 1% [тяжести] приговора. Беккер показал, что если это действительно так, то... преступление не оплачивается (ожидаемая ценность преступления отрицательна), поэтому преступниками должны быть только искатели риска [risk seekers]” (с. 15).

Итак, экономическая теория преступности указывает, что уровень преступ-ности отрицательно коррелирует с альтернативными издержками, с вероятностью и строгостью наказания, но положительно - с выгодами от преступного поведения.

Иногда утверждают, что экономическая модель поведения предполагает рациональность и способность выполнять сложные расчеты, в то время как преступники иррациональны и не способны к расчетам, а потому эта модель якобы ничего не стоит. На такого рода критику возможен, по мнению автора статьи, двоякий ответ. “Во-первых, данная модель не предполагает абсолютных знаний или полных и правильных расчетов; скорее, [предсказываемые теорией] результаты будут наблюдаться, если потенциальные преступники имеют [хотя бы] некие мысленные представления [подобного рода]... Таким образом, предположением является то, что люди ответственны за направления изменения соответствующих переменных показателей, но не то, что люди обладают полным знанием о величинах этих переменных. Второй аргумент более весом. Если преступники ведут себя так, как требуется в [экономической] модели, то будут наблюдаться определенные результаты. Мы проверяем модель, наблюдая, являются ли правильными [ее] предсказания. Если предсказания подтверждаются, как это и происходит, тогда мы можем продолжать использовать эту модель” (с. 16). Поскольку проверка показывает соответствие между экономической моделью криминального поведения и реальной действительностью, то эту модель можно использовать для объяснения и предсказания.

Далее П. Рубин рассматривает некоторые наиболее важные конкретные направления экономического анализа проблем преступности.

Проблема смертной казни

Социологи, утверждавшие, будто наказания не дают сдерживающего эффекта, очень часто касались проблемы смертной казни. Они утверждали, что подобно тому, как наказания в целом не удерживают от преступлений, смертная казнь не удерживает от убийств. Этой проблеме большое внимание уделил американский экономист-криминолог Айзек Эрлих. В своих исследованиях(4)он доказал, что применение смертной казни “значимо и в значительной степени связано с удерживанием от совершения убийств. Число казней за все время [применения смертных приговоров] отрицательно коррелирует с числом совершенных убийств” (с. 17). В тех штатах США, где за совершенные убийства было казнено больше людей, убийств совершается заметно меньше. Эрлих доказывал на конкретном материале, что каждой казнью были предотвращены от 7 до 15 убийств (с. 21). Итак, “смертная казнь на самом деле служит сдерживанию такого преступления, как убийство” (с. 17).

Как же в таком случае следует относиться к доводам социологов, утверж-давшим, что смертная казнь не имеет сдерживающего эффекта? Прежде всего, многие из подобных исследований были по существу анекдотичными, т. е. основывались на историях типа “пока вешали осужденных за карманные кражи, воры очищали кошельки зрителей”. Между тем следовало бы задаться вопросом, как много было бы карманных краж, если бы не существовало смертной казни за это преступление.

Мнение, будто убийцы совершенно иррациональны и никак не могут быть удержаны от их пагубного намерения, не кажется убедительным и по чисто логическим соображениям. Многие убийства совершались по ходу других преступлений, например при вооруженных ограблениях, а грабители вовсе не кажутся слишком эмоциональными. Даже человек, убивающий свою жену во время домашней ссоры (обычная ситуация убийства), вряд ли совершенно безразличен к вероятному наказанию: зная, что максимальное грозящее ему наказание - семь лет тюрьмы, он может вести себя совсем отлично от ситуации, если бы ему угрожала смертная казнь. “...Лучшим ответом, - пишет Рубин, - является действительность, а действительность показывает, что смертная казнь на самом деле удерживает от убийств” (с. 18).

Организованная преступность

Исследования организованной преступности (ими занимались Т. Шеллинг, Дж. Бьюкенен и сам П. Рубин) базировались на теории организаций - том разделе экономической теории, который изучает фирмы и их поведение на рынке. Поскольку эмпирически-конкретный материал по этой проблематике почти отсутствует, то большая часть работ поневоле носит чисто теоретический и умозрительный характер.

“Одним из способов рассмотрения организованной преступности есть изучение ее как сети фирм, производящих товары и услуги. ...Большинство тех видов криминальной деятельности, которые считаются организованными, - героиновый наркобизнес, азартные игры, финансовые махинации, возможно, проституция - фактически включены в торговлю товарами и услугами, которые индивиды хотят купить... [На криминальном рынке] организованные криминальные фирмы общаются друг с другом и с конечным потребителем, покупающим товары и услуги” (с. 18).

Многие криминальные фирмы монополизируют поставки некоторых това-ров и услуг. “Похоже, что эта монополия больше касается других криминаль-ных фирм, чем конечных потребителей” (с. 18). Преступную организацию можно рассматривать как “фирму, обладающую монопольной властью предлагать другим криминальным фирмам некий необходимый товар. Вероятно, наиболее важным из таких товаров является капитал” (с. 18). Например, в героиновом бизнесе товар часто закупается крупными партиями с внесением аванса, что требует крупного капитала. Если источники заемного капитала ограничены, то дающая займ криминальная фирма может взвинтить процентную ставку так высоко, что заемщики будут получать лишь обычный доход на возмещение затрат своего времени и сил. “Таким образом, криминальная фирма может ссужать деньги импортерам героина, а сама вовсе не иметь дела с героином...” (с.18). Возможно, существуют монополии и в предоставлении преступным фирмам некоторых других товаров, например “связей” (доступа и информации о коррумпированных чиновниках). “Мы можем ожидать, - пишет автор статьи, - что монополистические криминальные фирмы ведут себя именно подобным образом, потому что... монополизация одной [лишь] стадии производства может дать значительную долю прибыли всей отрасли [преступного бизнеса]” (с. 18 - 19).

Подход к организованной преступности как к сети фирм помогает также понять ее географию. Некоторые люди верят, будто существует один огромный преступный синдикат, контролирующий всю организованную преступную деятельность в стране (или даже в мире). Вряд ли так может быть в действительности - от преступного бизнеса не следует ожидать более широкого размаха, чем от сопоставимых некриминальных видов предпринимательства. “На самом деле есть основания ожидать, что преступные фирмы более локальны, чем фирмы некриминальные” (с. 19). Если, например, обычная фирма может расширять свой бизнес, сообщая покупателю информацию при помощи торговой марки, то для криминальных фирм это невозможно. П. Рубин считает маловероятным, что в США действительно существует “общенациональный преступный синдикат, известный как Мафия, щупальца которого находятся во многих крупных городах”(5). Пол Рубин скептически относится и к приписыванию организованной преступности едва ли не всех видов деятельности. Считается, что мафия контролирует порнобизнес; однако трудно понять, почему организованная преступность выбрала бы инвестиции в этот вид легального предпринимательства, если можно найти менее заметные виды деятельности.

Впервые подход к организованной преступности как к монополии был предложен Дж. Бьюкененом. Он отметил, что “уменьшение организованной преступности может не совпадать с уменьшением преступности” (с. 19). При таком подходе деятельность полиции, попустительствующей монополизации преступной деятельности, может быть на самом деле “социально продуктивной”; возможно, есть смысл, чтобы полиция поддерживала преступную монополию, поскольку это послужит снижению преступности.

Рекомендации для правоохранительной политики

Сдерживание преступности. Наиболее важным результатом экономического подхода является вывод, что увеличение вероятности ареста и длительности срока заключения удерживает от преступления.

Основной вопрос, который здесь следует уточнить, - это насколько сильным должно быть сдерживание.

Во-первых, следует определить желаемый с точки зрения общества уровень преступности. В принципе общество могло бы иметь сколь угодно низкий уровень преступности, если бы оно решило тратить достаточно много средств на полицию, суды, тюрьмы и т. д. Однако интересам общества больше соответствовал бы иной подход: “…нам следует тратить деньги на предотвращение преступлений, исходя из того, чтобы каждый доллар, затраченный на предотвращение преступлений, давал бы столько же... пользы [utility], сколько и доллар, потраченный в любом другом направлении” (с. 20).

Во-вторых, следует выбрать приоритетный метод поддержания желаемого уровня преступности. Сдерживать преступность можно, просто увеличивая длительность заключения и суровость наказаний. Однако, как указал Джордж Стиглер в своей статье “Оптимум правоохранительной деятельности”, “для предельного сдерживания необходимы и предельные затраты” (с. 20). Кроме того, усиление наказаний за одни преступления может оказать нежелательное влияние на другие виды преступлений. Если, например, наказание за грабеж сделать таким же, как и наказание за убийство, то мы уменьшим число грабежей, но зато возрастет количество ограблений, во время которых бандиты убивают ограбленных. Так называемый закон Линдберга(6), согласно которому похищение детей стало караться смертной казнью, возможно, и уменьшил число похищений детей, но в свою очередь привел к увеличению числа случаев, когда похищенные оказывались убиты.

Другой вопрос, требующий уточнения, - вопрос о “правах” обвиняемого.

Ряд решений Верховного суда США в 1950 - 1960-е гг. увеличил права преступников и оказали тем самым влияние на рост уровня преступности. Многие преступники, которые при иных обстоятельствах были бы осуждены, получили возможность избежать наказаний. Вместе с тем избежали несправедливого наказания некоторые ложно обвиненные. “Все, что делает более вероятным осуждение преступника, делает также более вероятным тюремное заключение невиновного. Все, что делает более вероятным оправдание невиновного, может также сделать более вероятным оправдание преступника” (с. 20). П. Рубин указывает на необходимость соблюдать определенный баланс издержек и выгод, хотя это очень затруднительно, поскольку отнюдь не просто оценить, насколько полезно для общества ограничение полномочий полиции, в результате которого настоящие преступники могут избежать справедливого наказания.

Большинство осужденных преступников отбывают наказание в форме тю-ремного заключения, что экономически весьма неэффективно. “Преступник, находящийся в тюрьме, не способен быть производительным, он наносит [обществу] определенные издержки, хотя никто не получает в результате никакой выгоды” (с. 20). Следовательно, в качестве меры наказания более эффективно использовать денежные штрафы, чем тюремное заключение. Проблема заключается в том, что у большинства преступников мало денег. Тем не менее, согласно исследованиям Гэри Беккера, “штрафы более эффективны, чем тюремное заключение, поскольку при применении штрафа нет социальных чистых потерь (social dead-weight loss)”(7)(с. 21). Штрафы являются стандартным способом наказания за так называемые беловоротничковые преступления. Некоторые видят в этом снисходительность к богатым, однако данное явление легко объяснимо тем, что у “беловоротничковых” преступников есть деньги, и потому используется более эффективная мера наказания. Желательно, чтобы при любом сроке тюремного заключения была возможность замены его на определенный штраф, что создавало бы для осужденного эквивалентный дискомфорт, но не порождало побочных издержек.

Деятельность судов. Большинство уголовных дел не доходят до суда - они улаживаются некоторым образом при “ссылке на взаимное согласие” (plea bargaining) - в результате “согласованного признания вины”. Возможны ситуации, когда, например, преступник, обвиняемый в избиении, при возможном приговоре в 10 лет признает себя виновным в меньшем преступлении, например в хулиганстве, с гораздо меньшим наказанием. Многие рассматривают подобные соглашения как проявление несовершенства юридической системы.

“На самом же деле, если мы допускаем рациональное поведение преступ-ников и обвинителей, мы должны ожидать, что большинство дел будет ула-жено [именно] при помощи “ссылки на взаимное согласие” (с. 22)(8). Судебный процесс связан со значительными материальными издержками - и для подсудимого, и для обвинителя. Если стороны могли бы уладить дело “полюбовно”, без обращения в суд, то они бы сэкономили часть своих ресурсов. Основными факторами, определяющими поведение сторон, являются “оценки обвинителем и обвиняемым ожидаемого срока заключения, если дело дойдет до суда”. Пусть, предположим, обе стороны уверены, что обвиняемый может получить 10-летний срок заключения; тогда после “ссылки на взаимное согласие” возможна договоренность о 8 - 9-летнем сроке. Если же обе стороны считают более вероятным судебное оправдание обвиняемого, при “взаимном согласии” обе стороны согласятся на гораздо меньший срок. В суд будут попадать лишь те дела, по которым стороны сильно расходятся в своих ожиданиях по поводу вероятного приговора. Например, “взаимное согласие” невозможно, если обвинитель уверен в 10-летнем приговоре, а обвиняемому кажется более вероятным 2-летний приговор.

На вероятность применения процедуры “ссылки на взаимное согласие” влияют и иные факторы. Она тем вероятнее, чем ниже величина ожидаемого приговора. Обвиняемые, которые накануне судебного процесса проводят время в тюрьме, чаще соглашаются “уладить дело”, чем обвиняемые, отпущенные под залог. При этом принятие решения не зависит от виновности (или невиновности) обвиняемого: невиновному, который с высокой степенью вероятности может быть осужден, разумнее признать вину в относительно меньшем преступлении.

Деятельность тюрем. Можно назвать четыре возможные функции тюрем: наказание виновных, изоляция виновных для предотвращения совершения ими новых преступлений, перевоспитание и сдерживание(9). Наказание есть нравственная категория, и потому обсуждение этого аспекта не входит в компетенцию экономической теории. Изоляция для предотвращения новых преступлений правомерна по отношению к профессиональным преступникам. Что касается перевоспитания, то этот аспект весьма сомнителен. Самой любопытной для экономиста представляется проблема сдерживания.

Есть два различных аспекта сдерживания, которые часто по ошибке сме-шивают друг с другом. “Заключение в тюрьму осужденного уголовника может удержать его от совершения преступлений в будущем после освобождения, либо это заключение может удержать других [людей] от превращения в преступников” (с. 23). Первый вид сдерживания малоэффективен. “Если верна экономическая модель преступности, уголовный преступник есть рациональный индивид, решивший, что он может максимизировать свое благосостояние криминальным путем. Вероятно, он [заранее] включил в свои расчеты вероятность отбывания тюремного заключения” (с. 24). Что меняется, когда он выходит из заключения? Во-первых, он становится “меченым”, и потому его некриминальные перспективы хуже, чем были раньше. Во-вторых, в тюрьме он может усвоить от сокамерников дополнительные криминальные навыки. Следовательно, альтернативные издержки преступной деятельности для него уменьшаются, а выгоды преступной деятельности увеличиваются. “Таким образом, если экономическая модель верна, по обеим причинам мы ожидали бы от рационального преступника рецидива” (с. 24).

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--