Доклад: Франц Брентано

В.Л. Абушенко

Брентано (Brentano) Франц (1838—1917) — нем. и австр. философ. Преподавал философию в Вюрцбургском (1866—1873) и Венском (1874–1894) ун-тах. С 1864 — католический священник, в 1873 в связи с полемикой вокруг догмата о непогрешимости Папы сложил с себя духовный сан. Его непосредственные ученики в Вюрцбурге — К. Шлумпф, А. Марти и др., среди учеников и студентов в Вене — Т. Массарик, А. Мейнонг, Э. Гуссерль, К. Твардовский, К. фон Эренфельс, А. Хёфлер, З. Фрейд и др. В соответствии со своим учением о четырех фазах развития философии в каждую историческую эпоху (восходящее развитие и три фазы упадка)

Б. негативно оценивал кантовскую и послекантовскую философию (фаза крайнего упадка), за исключением позитивизма, с представителями которого он, тем не менее, полемизировал. Под влиянием нем. историка философии А. Тренделенбурга Б. обратился к Аристотелю, философия которого послужила отправным пунктом его учения о сознании. Б. выдвинул идею философии как строгой науки, которая была затем подхвачена Гуссерлем. Исходной задачей Б. считал разделение предметов естествознания и психологии. Предметом естествознания являются физические феномены, которые обнаруживаются в ощущениях (видимые фигура, цвет, ландшафт, слышимые звуки и т.д.). Отождествление сил, вызывающих ощущения, с предметом есть условность, наделяющая объект науки устойчивым существованием. Поворот внимания к физическим феноменам в фантазии — один из основных источников психологического познания.

Предмет психологии — психические феномены: акты сознания, которые не могут быть даны посредством самонаблюдения. Источником знания о них Б. считал внутреннее восприятие, сосуществующее в одном акте сознания с любой формой психической деятельности, каждая из которых осознается в нем как таковая: представление — как представление, суждение — как суждение, и т.д. Внутреннее восприятие, или внутренний опыт, есть в то же время источник очевидности: представление осознается в нем именно как то представление, которое мы имеем, суждение — именно как то суждение, которое мы высказываем, и т.д. Здесь намечается основной пункт его расхождения с И. Кантом: по Б., внутренний опыт не содержит в себе разделения на вещи-в-себе и явления.

Основными признаками отличия психических феноменов от физических являются следующие:

1) все психические феномены или сами суть представления, или основаны на представлениях

2) каждый психический феномен характеризуется интенциональным (ментальным) существованием в нем предмета, или направленностью на объект.

Б. заново вводит средневековый термин «интенциональный», который становится одним из основных в философии 20 в.

Классификация психических феноменов проводится Б. соответственно их интенциональной природе, т.е. по способу полагания объекта. Существует три несводимых друг к другу класса: акты представления, лежащие в основе всех других; акты суждения, в которых нечто признается или отвергается (суждения — это не комбинация представлений), и акты любви и ненависти и интересов (чувство и воля). Из этой классификации вырастает этическое учение Б., основанное на аналогии между третьим и вторым классами: в отличие от представлений они обнаруживают противоположность верного и неверного, истинного и ложного. Акт предпочтения истинного в сфере чувств и воли — источник нравственного сознания.

В поздний период Б. уточняет, что наша психическая деятельность направлена на вещи (тела и «духи»), которые берутся в качестве объектов различным образом. Только вещи обладают существованием в собственном смысле, их высшее родовое понятие — реальность. То, что взято в качестве объекта, существует лишь в несобственном смысле: напр. телесность, а не индивидуальное тело, любовь, а не любящий, бесконечное пространство, а не пространственность, универсалии, а не индивиды, которые мыслят общее. Реальное, по Б., может быть только индивидуальным. То, что взято в качестве объекта — в представлении и т.д. — уже не индивидуально. Ни внешнее, ни внутреннее восприятие не дает индивидуализирующего признака. Учение о сознании — точка пересечения всех основных проблем философии Б.: проблемы времени, критического анализа языка, природы морального сознания, обоснования оптимистического религиозного мировоззрения («рационального теизма»). Влияние философии Б. прослеживается в феноменологии Гуссерля и М. Хайдеггера, неореализме, аналитической философии, в вюрцбургской психологической школе и гештальтпеихологии.

***

Австрийский философ и психолог. Родился в Германии. Племянник немецкого поэта-романтика К.Брентано. Брат известного экономиста Л.Брентано. Род Б. известен (предположительно) с 12 в. и происходит из Италии; с 18 в. предки Б. обосновались в Германии. Изучал философию и психологию в Мюнхене, Вюрцбурге, Берлине (у Ф.А.Тренделенбурга – известного специалиста по философии Аристотеля) и Мюнстере. В Мюнхене и Вюрцбурге также изучал теологию. В 1864 принял сан католического священника, преподавал в Вюрцбурге, где в 1866 прошел габилитацию по философии (в 1862 защитил диссертацию «О различных значениях сущего у Аристотеля» в Тюбингене; габилитационная работа – «Психология Аристотеля, в особенности его учение о nous poitikos»).

Высказал несогласие с утвержденным на Первом Ватиканском Соборе догматом о непогрешимости Папы, вынужден был оставить преподавание. В 1872 посетил Англию, где встречался со Спенсером и Г.Ньюманом, вступил в переписку с Дж.С.Миллем. Покинул Германию, переехал в Австро-Венгерскую империю и начал преподавать в Венском университете. В 1880 женился, сняв с себя сан католического священника, вынужден был оставить должность профессора, но продолжал преподавать в статусе приват-доцента. Как воспреемник круга идей Бернарда Больцано (1781–1848) считается подлинным основоположником австрийской философской традиции, зачинателем «австрийского способа философствования», зарождавшегося и развивавшегося во многом в оппонировании идеям и стилю немецкой трансцендентально-критической философии. В Вене преподавал до 1895. С 1896 (после смерти жены) жил во Флоренции (принял итальянское гражданство), с 1915 – в Цюрихе.

Последние годы жизни тяжело болел (глаукома, головные боли), умер в 1917 (от перитонита, во время диктовки) в Цюрихе. В творчестве Б. выделяют два этапа (переломным считается 1902). Во время второго периода Б. осуществил поворот к концепции реизма (традиции, развитой во Львовско-Варшавской школе, в частности, Котарбиньским), характеризующейся смещением внимания с актов человеческого сознания к изучению предпосылок и условий их возникновения. «Нервом» собственного интеллектуального развития Б. было длительное колебание между теологическими и философскими проблемами, внешне обозначенное его отстранением от преподавания, сложением им сана священника, объявлением о выходе из церкви. В философской эволюции Б. очевиден переход от увлечения комментированием и интерпретацией текстов Аристотеля, Фомы Аквинского, Ансельма Кентерберийского, Уильяма Оккама к идеям интенциональной природы сознания и «эмпирической социологии», а впоследствии – к новому возврату к кругу идей Аристотеля и разработке концепции реизма.

При жизни было опубликовано всего несколько небольших философских работ Б. («О различных значениях сущего Аристотеля», 1862, «Психология с эмпирической точки зрения», 1874, «Четыре фазы философии и ее нынешнее состояние», 1895, «О классификации психологических феноменов», 1911) и один сборник стихотворений (если не считать статей, докладов и небольших брошюр). Он всегда был прежде всего «говорящим», а не «пишущим» философом. К настоящему же времени усилиями его учеников и последователей издано порядка 20 полновесных томов его сочинений.

Судьба идей Б. была обусловлена интеллектуальным статусом тех философских направлений 20 в., в границах которых они использовались и многие из которых были основаны его учениками. Изначальное влияние Б. связано с его преподавательской деятельностью сначала в Вюрцбургском, а затем в Венском университете, ставшем его усилиями своеобразной «философской Меккой». Среди слушателей Б. – Гуссерль, отмечавший, что именно лекции Б. помогли ему сделать философию уделом своей жизни, Фрейд, Т.Масарик (будущий президент Чехословакии), Г. фон Хертлинг (будущий австрийский рейхсканцлер), будущие профессора К.Штумпф (ему Гуссерль посвятит свои «Логические исследования») и А.Марти (один из создателей философии языка), философ – создатель «теории предмета» Мейнонг, основоположник гештальт-психологии X. фон Эренфельс, основатель Львовско-Варшавской философско-логической школы К.Твардовский, а также ближайшие ученики – О.Краус и А.Кастиль, посвятившие себя изданию работ Б. (при содействии Т.Масарика), пожертвовав собственным философским творчеством. Признавали значимость воздействия идей Б. на свои разработки Хайдеггер и Шелер, а также российские философы Н.О.Лосский, Франк, Шпет.

Так называемая «эмпирическая школа Б.» пустила корни по всей Европе – его ученики возглавляли кафедры в Праге, Черновцах, Львове, Мюнхене, Берлине, Инсбруке, Граце, Вюрцбурге. Отдавая дань уважения Б., его слушатели, без которых сейчас трудно представить философию и психологию 20 в., активно «конструктивно преодолевали» его теоретические гипотезы. В итоге, в историю философии Б. вошел несколько «однобоко» – только как основоположник «реалистической» линии (неореализм и критический реализм, представленные именами Мура, С.Александера, Уайтхеда, раннего Рассела, У.Монтегю, Э.Холта, Р.Б.Перри, А.Венцля, Селларса, А.Лавджоя, Сантаяны и др.). Однако учет реальных результатов, достигнутых в контексте мыслей и предположений Б. его учениками, превращает его из полузабытого мыслителя в фигуру первой философской величины 20 в. Главным образом это касается разработанного им методологического принципа – интенционализма, который он считал поворотным пунктом всей философии в Европе. В проработке теоретических основ и стилистики своей концепции Б. изначально исходил из тезиса о «крайнем упадке» современной ему философии. Отсутствие значимых для него авторитетов определяло постоянное возвращение философа к текстам Аристотеля. Некоторое исключение среди мыслителей этого периода делалось им лишь для представителей английской философской традиции – в частности, Милля, Спенсера, Дж.Г.Ньюмана, идеям которых Б. постоянно критически оппонировал в своих текстах и выступлениях. Осознание завершенности определенной европейской философской традиции наряду с осмыслением собственного места на «изломе» эпох, осуществленные Б. достаточно рано (по свидетельству К.Штумпфа – в 1860), привели мыслителя к необходимости определения своей метафилософской позиции и новых принципов европейского философствования (основанного на интенционализме). Провозвестником последнего Б. и рассматривал себя. Таким образом начала складываться «теория четырех фаз развития философии», развиваемая им всю творческую жизнь, ставшая рамкой его творчества и фундировавшая его отношения с учениками.

В Европе, согласно Б., к середине 19 в. произошла смена трех культурно-исторических периодов – Древности, Средневековья и Нового времени, – каждый из которых последовательно миновал четыре фазы развития. Каждый период, по мысли Б., знал фазу восходящего развития философии и три фазы ее постепенного упадка и вырождения: фазу утилизации философского знания (своеобразная эпоха «просвещения» каждого периода), фазу философского скепсиса и фазу догматизации философии и ее отрыва от культурных практик соответствующих периодов. Вершинами развития первой фазы для него (соответственно) выступали Аристотель, Фома Аквинский и триумвират Ф.Бэкона, Декарта и Локка. Фазу догматизации в третьем периоде являл собой, по мнению Б., немецкий трансцендентально-критический идеализм, представители которого и трактовались философом как главные оппоненты: без преодоления их наследия, по Б., невозможен выход в новый период культурно-исторического развития Европы. С точки зрения Б., немецкий критический трансцендентализм засвидетельствовал тупики, в которые зашла классическая философия.

Начиная с Канта, философия ушла в мир гносеологии и чистого созерцания. Необходимо вернуться, не отрицая определенного идеального созерцания, к эмпирической точке зрения. Исходной для «выправления» философии, по мысли Б., является психология, которая одна может правильно поставить проблему сознания, предоставить точные и достоверные высказывания о нем. Основой исследования должен явиться предельно широкий критический анализ имеющихся мнений, дабы прийти к их подлинному основанию. Реализовать поставленную цель можно, по утверждению Б., только построив интенциональную теорию сознания, снимающую догматизированные оппозиции объективного и субъективного, души и тела, материализма и идеализма и т.д., и основанные на ней новую логику (логику экзистенциальных суждений) и новую этику (этику непосредственного созерцания ценности). Фактически речь идет о ревизии всей предшествующей философской традиции. Структурность мира задается, согласно Б., структурностью сознания: последнее же может быть правильно понято только внутри дескриптивной психологии (или описательной феноменологии), противопоставляемой им опирающейся на физиологические исследования психологии генетической. Только первая (Б. называл ее еще и «психогнозией») суть психология в собственном смысле слова и одновременно – единственно возможная форма научной философии. Ее «эмпирическая точка зрения» предполагает, по мысли Б., анализ феноменов нашего сознания, т.е. того, что непосредственно дано в опыте (во внутреннем восприятии).

Отсюда следуют две ближайшие задачи:

1) определение сути психических феноменов как таковых

2) классификация этих феноменов.

Согласно Б., исходное основание анализа – система Аристотеля, переинтерпретированная Фомой Аквинским. Следовательно, основная методологическая установка должна исходить из аналитичности. Классическая философия исходит из оппозиции естествознания, изучающего «особенности и законы тел» на основе нашего внешнего опыта, с одной стороны, и, с другой стороны, психологии, которая должна дать знание о законах души как субстанционального носителя представлений и других качеств, которые также непосредственно нам даны (в соотнесении с представлениями) во внутреннем опыте – т.е. только в том, что мы непосредственно находим в самих себе и «о чем посредством аналогии мы заключаем по отношению к чужим душам». Как полагал Б., традиционно проводимая граница между внешним и внутренним условна не только в силу того, что есть феномены, принадлежащие полю исследования и естествознания, и психологии. Обнаруживается, что «... не только физическим вызываются изменения физического состояния, а психического – психическим, но и физическое состояние может иметь своим следствием психическое, а психическое состояние – физическое». Необходим подход, снимающий противоречие между исследовательскими установками, акцентирующими либо один, либо другой аспект. В основании сложившегося противопоставления лежит различение сущего и явлений, а, соответственно, наук о психическом и наук о физическом (т.е. о телах) на основе гипотезы о том, что «в действительности существует мир, который вызывает наши ощущения и обнаруживает аналогии с тем, что нам в них является».

Однако существование предметов так называемого внешнего восприятия, т.е. тел вне нас не доказуемо. «В противоположность сущему они всего лишь феномены». Относительно же мира внутреннего мы располагаем «ясным и достоверным знанием о его существовании, которое может быть дано только при непосредственном созерцании». Кто сомневается в этом, полагал Б., приходит к крайнему скептицизму, что лишает смысла всякую познавательную установку (суть третья кризисная фаза развития философии). В основе заблуждений, говорящих о разрыве внешнего и внутреннего, по Б., лежит точка зрения субстанциализма, т.е. признания субстанции в качестве первопричины внешних явлений и трактовка души как субстанциального носителя психических состояний. Но такого рода субстанции не даны ни в ощущениях, ни во внутреннем опыте. Следовательно, их признание уводит в «догматизм» и «мистицизм» (четвертая кризисная фаза развития философии), к чему и пришла в конечном счете классическая философия. «Поэтому ни естествознание не может быть определено как наука о телах, ни психология как наука о душе». Это, с точки зрения Б., науки о физических и психических феноменах – соответственно. Идущее от Аристотеля определение психологии, порождающее субстанциализм, должно быть заменено: надо создать своего рода «психологию без души» (выражение А.Ланге). Это исходная методологическая установка – психология суть наука о психических явлениях. Следующий методологический шаг Б. – собственно поиск основания различения психических и физических феноменов, которое не должно основываться на дефинициях по правилам традиционной логики. Объяснить различие можно не посредством всеобщего, а с помощью примера. При этом изначально необходимо различать то, что дается (содержание) и сам акт «давания», речь же следует вести только о последнем. В этом случае пример психического феномена – представление, но как не то, что представляется, а как акт представления: например, не звук (представляемое, т.е. физический феномен), а слышание звука. Акт же представления, по схеме Б., является основанием суждения и желания (любви – ненависти). «При этом слова «представлять», «быть представленным», как мы их употребляем, значат то же, что и «являться».

В итоге, основание дальнейшего анализа – четкое различение физического феномена как предмета нашего восприятия (внешнего) и сопровождающего его психического феномена, хотя поверхностный наблюдатель и склонен их смешивать. Надо различать, например, боль как кажущееся состояние какой-либо части нашего тела, и чувство боли, которое связано с собственным ощущением. «Сообразно со сказанным выше, – отмечает Б., – мы имеем право считать безусловно правильным такое определение психических феноменов, согласно которому они либо являются представлениями, либо, в указанном смысле, основаны на представлениях». Согласно Б., различие физических и психических феноменов в предшествующей традиции пытались осуществить лишь негативно. Физические – это те, которые имеют протяженность и пространственную определенность, психические же – это те, которые являются непротяженно и без расположения в пространстве (Декарт, Спиноза, Кант). Пространство, т.обр., у последнего – суть форма внешнего чувственного созерцания. Но уже Беркли, например, показал, что физические явления цвета свободны от всякой протяженности или пространственной определенности. И хотя можно согласиться с тем, что психические феномены не есть пространственно протяженные, данный критерий различения верен, но недостаточен. Как полагал Б., есть и другие основания различения. «Всякий психический феномен характеризуется посредством того, что средневековые схоласты называли интенциональным (или же ментальным) внутренним существованием предмета, и что мы, хотя и в несколько двусмысленных выражениях, назвали бы отношением к содержанию, направленностью на объект (под которым здесь не должна пониматься реальность), или имманентной предметностью.

Любой психический феномен содержит в себе нечто в качестве объекта, хотя и не одинаковым образом. В представлении нечто представляется, в суждении нечто утверждается или отрицается, в любви – любится, в ненависти – ненавидится и т.д.». У представителей схоластики, по мнению Б., это же выражалось и как: «быть в чем-то предметно (объективно)", что отнюдь не предполагало его понимания как обозначения действительного существования вне духа. Такой философский ход, подчеркивает Б., встречается уже у Аристотеля и Филона Александрийского, но первый из них впал в противоречие в учении о слове и идеях. Данная теоретическая линия была продолжена Августином и Фомой Аквинским, который постулировал, что мыслимое интенционально существует в мышлении, предмет любви – в любящем, желаемое – в желающем (Св. Дух интенционалъно переживается посредством любви). По Б., есть «еще одна характерная черта, общая для всех психических феноменов: они воспринимаются исключительно во внутреннем сознании, в то время как физические феномены даны лишь во внешнем восприятии».

То же, что схватывается через посредство внутреннего восприятия, воспринимается как непосредственно очевидное (внутреннее восприятие – единственное, что непосредственно очевидно; оно только и есть восприятие в собственном смысле слова). По Б., опосредованное восприятие внешнего не дает такой очевидности и, следовательно, достоверности существования внешнего. Тогда собственно восприятие – это всегда внутреннее восприятие и никакое иное. Собственно психические феномены – это те, по отношению к которым возможно восприятие как таковое (т.е. внутреннее): «... с таким же успехом мы можем сказать, что только они – феномены, которым, наряду с интенциональным, присуще также и действительное существование. Познание, радость, желание существуют действительно

цвет, звук, тепло – лишь феноменально и интенционально». Как утверждал Б., если мы признаем, что физические феномены, находящиеся в нас интенционально, существуют вне духа – в действительности, мы впадаем в противоречие. Их интенциональному существованию может не соответствовать никакое действительное существование, и «...мы не слишком уйдем от истины, если вообще откажем физическим феноменам в каком-либо ином, кроме интенционального, существовании». Ибо, по мнению Б., «...то, чего мы здесь коснулись, является ни чем иным, как так называемым единством сознания, одним из важнейших, но все еще оспариваемых фактов психологии». Психические феномены зачастую являются по нескольку одновременно и всегда даны как единство, а физические никогда не бывают в наличии более одного раза. Лучше других названных признаков своеобразие психических феноменов выражает наличие у них интенционального внутреннего существования. Как утверждал Б., поскольку предметом психологии мы полагаем лишь психические феномены, следующий методологический шаг осуществим лишь в результате выяснения содержания понятия «сознание». Однозначность определения последнего требует его ограничения лишь феноменами познания, обозначающего класс «психических феноменов» или «психических актов». «Сознание», по Б., указывает на объект, по отношению к которому сознание и является сознанием, а также напрямую характеризует психические феномены по их отличительному свойству: интенциональному внутреннему существованию объекта.

Тем самым любой психический феномен не может не являться сознанием об объекте, порождая через структурность сознания структурность мира. Мир доступен лишь в качестве наличествующего во «внутреннем сознании». Лишь акт сознания обладает, с точки зрения Б., действительным бытием. Однако тем самым возникает парадоксальность понимания бессознательного для интенционализма. Возникает вопрос: может ли и каким именно образом сознание конституировать самое себя в качестве предмета и есть ли тогда возможность существования психических феноменов, которые не были бы объектами сознания? С идейных позиций, занятых Б., классическое решение, признающее существование бессознательного, не выдерживает методологически выдержанной критики. Опыт не может свидетельствовать против наличия бессознательных представлений, но он не может их удостоверить, иначе они перестали бы быть бессознательными. В этом ключе Б. анализирует как философию бессознательного Э.Гартмана, так и четыре, выявленные им, методологические установки, на базе которых возможно «введение» представлений о бессознательном.

--> ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ <--